Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Ясно, что полного доверия, дружного сотрудничества между обоими клирами всегда быть не могло. К сожалению, бывали недоразумения и столкновения. Это тем более было чувствительно для экзарха, так как материально он во многом был зависим от латинян.

А материальное положение день ото дня, год от году становилось для экзарха и всего восточного клира все более тяжелым и отчаянным. Вот как сам экзарх описывает это в письме от 6 апреля 1922 года:

"Вашему покорнейшему слуге, экзарху российскому, протопресвитеру и протонотарию апостольскому" приходилось в 1918-19 гг. голодать до того, что тряслись руки и колени, и приходится до сих пор рубить и колоть дрова, ломать на дрова дома и заборы, быть молотобойцем в кузнице, возить тачки с поклажей и мусором, разрабатывать огороды и дежурить на них по ночам... Только милостью Божией могу я объяснить себе, что еще не умер или не приведен в полную негодность, несмотря на анемию и подагрический ревматизм, который грызет меня, как крыса старое дерево... Бога ради не думайте, что тут играет роль хоть самая малейшая гордость или обида, или зависть. Нет, тысячу раз нет. Если апостолы и святые не стыдились быть нищими Христа ради, то нам несчастным, обремененным "грехи многими", как думать о каком-то самолюбии. Я имею здесь в виду совершенно другое. По непреложным законам грешной человеческой психологии нищий - всегда нечто презренное и пренебрегаемое, а в нашем лице пренебрегается таким образом вся Восточная Церковь... Вам, дорогой Владыко, нужно было бы открыть на это глаза кому следует, подчеркивая, что на спасение 120 миллионного, почти католического народа не может быть жалко никаких денег, и что много и очень много денег с необходимостью должно уйти на подготовку настоящей миссии, на, так сказать, утрамбовку того пути, по которому двинутся наши наследники. Поэтому было бы в высшей степени полезно, чтобы мы получили денежную помощь не от местного латинского клира, а исключительно из заграницы..."

Но главные затруднения для успешной работы экзарха исходили, конечно, от советского правительства. Но все эти трудности и тяжелые условия ничуть не умаляли апостольского рвения и духа о.Леонида.

Духовный облик его особенно ярко проявляется в связи с вопросом о назначении русского епископа для экзархата. Вот как он выражается в письмах к митрополиту Шептицкому от 6 апреля 1922 года и от 1 июля 1923 года:
"Вы пишете "ut exsarcha fiat episcopus" (да станет экзарх епископом)... Не обвиняйте меня, дорогой Владыко, в малодушии, в желании свалить с себя, со своих плеч тяжелое бремя и возложить его на другого. Я помню, что обещал Вам не отказываться от епископства, когда это будет необходимо, но эти пять лет моего иерархического служения показали мне, что я совершенно не пригоден для этого великого сана... У меня нет самых существенных свойств, необходимых епископу, у меня, к сожалению, нет даже духа любви к моим верным, мало духа молитвы, нет твердой, непреклонной воли проводить мои реформы, нет прозорливости и знания людей, умения не только "вести свою линию", но и внушать ее другим...
У меня нет любви к человеческому обществу. Про меня справедливо говорят, что "он мученик, но не организатор" в том именно смысле, что я, безусловно, вынослив, но не умею заставить окружающих меня проникнуться моими идеями...
Как я благодарен Создателю, что Вы тогда (т.е. при назначении экзархом) удержали свою десницу и не возложили ее на меня. Я не принадлежу, как Вы знаете, к тем лицемерно скромным субъектам, которые, заявив с воплем и рыданием о своем недостоинстве, потом смиренно подставляют под омофор "выи своя". Я человек здравого и сухого рассудка, который заставляет меня серьезно относиться ко всякому делу, а в особенности - к делу Святой Церкви. Если я - хороший проповедник - обладаю детальным знанием Восточной Церкви, умею хорошо служить и ощущать дух восточного обряда; если я терпелив как осел и умею гнуться во все стороны; если я развиваю иногда большую энергию, защищая Церковь и не щажу для этого сил и здоровья, - это еще не патент на епископство. Все это с успехом может сделать любой священник...
Вам скажут о моей любви, ласковости, будут превозносить мои кротость и терпение, даже будут говорить о моем умении проникать в человеческую душу. Но все это только мои отдельные усилия, virtus ex necessitate (усилия по необходимости), усилия, которые не укладываются в мою сущность, никогда не делаются моим внутренним "Я"... Я строго проверил себя и пришел к тому убеждению, что "рожденный ползать, летать не может".
Я, может быть, идеальный творец чужих поручений, но не творец, и не Израиль, борющийся с Богом, а Иов, лежащий на гноище. Я овладел западной мыслью и ясностью, но дряблая восточная натура крепко засела во мне и не поддается никаким воздействиям.
Книга, келья, спокойное стояние на клиросе и бесконечные службы, а прежде всего одинjчество и бегство от людей - вот моя атмосфера... Соединить же апостольскую жизнь с созерцательной я не могу. Вы знаете, как я люблю иезуитов, но никогда не решусь вступить в их орден, т.к. этот идеал для меня недостижим... Самое тяжелое для меня - это люди...
В эти тяжелые годы я, иногда разбитый и измученный, вместо того, чтобы лечь спать, садился в кресло и в полной тишине и одиночестве, при свете одной только лампады, просиживал в кресле два-три часа и наслаждался уединением. Я осознавал себя совершенно оторванным от мира, ни о чем почти не думал и смотрел на лик Христа, озаренный тихим светом лампады... "все суета и томление духа". Какая сущая правда.
Неопределимая тяга к монашеству и уединению усиливается во мне настолько, что я уже думаю не о студитах [монашеский восточный орден, восстановленный о.Климентом, братом митрополита Андрея Шептицкого], а о камалдулах [монахи-отшельники]...
Воспитанный в правилах строгой дисциплины, я совершенно не понимаю, как может подчиненный не слушаться своего начальника. И в то время, когда настоящий епископ, принимая во внимание человеческие слабости, должен мерами отеческого любовного воздействия образумить непокоренного, я только способен его покарать...
Для России в качестве епископа нужен теперь человек святой, исполненый gravitate sacerdotali (священнического авторитета), прозорливый, твердый, умеющий внушать к себе уважение... Протянуть несколько лет в качестве экзарха я еще кое-как сумею, но принять на себя такую громадную ответственность, т.е. быть первым восточным епископом в России - это свыше моих сил..."

Сколько в этих признаниях смирения и беспощадной строгости к самому себе и к своей работе. Между тем, он жил исключительно для этого, для интересов святой Унии, которой посвятил все свои силы, для блага которой не боялся говорить правду всем. В конце декабря 1922 года, накануне ареста и предания суду, он писал митрополиту Шептицкому :
"Я приготовил целый отчет ad usum privatum Summi Pontifici (для личного пользования Святейшего Отца), о котором будете знать вы и кучка самых преданных и близких людей. Это уже не отчет о нашей миссии, а изложение тех причин, которые губят дело восточного католичества. Пускай за этот меморандум меня гонят с места, но нужно раз навсегда, хотя бы в самой спокойной и почтительной форме сказать правду в глаза..."

А кому, как не ему, было знать эту правду. Главным утешением экзарха, пожалуй, единственным, были те редкие письма, которые доходили до него от митрополита Андрея.

"У меня нет даже слов, - пишет он Владыке, - выразить Вам всю ту светлую радость, какую я испытал при получении Вашего письма. Значит, Вы все-таки живы; иными словами, я стою на твердом камне и, как глубоко убежденный, чувст-вую силу ваших молитв за себя и за нашу Церковь". В другом месте - уже из тюрьмы - он пишет: "Спасибо, дорогой Отец, за Ваше письмо. Наконец-то светлый, радостный луч, наконец-то струя чистого воздуха в мое исстрадавшееся сердце. Вспомнишь Вас - и снова хочется жить, получишь весточку - и снова хочется работать. Хотелось бы услышать дорогой голос, неумолимо вещающий Христову истину. Есть за кого держаться в моем абсолютном одиночестве". Так вспоминает экзарх своего "учителя и отца", которому "был предан без остатка".

Главным врагом экзарха было, конечно, советское правительство. На каждом шагу приходилось наталкиваться на распоряжения, неприемлемые для католического священника. Ограбление церквей, непомерные налоги, запрещение преподавать Закон Божий и катехизис детям моложе восемнадцати лет, требования подписывать обязательства, запрещенные Римом, и т.д., - все это постоянно вызывало столкновения и недовольство советского "начальства". А тут еще экзарх оказался горячим работником по сближе-нию православных с католиками.

Призрак единения Церквей немало страшил большевиков: они понимали, что католичество - сила, бороться с которой нелегко. "Раз вы католик, значит и контрреволюционер", - вот определенный взгляд советского судебного ведомства.

Вполне естественно, что 5 декабря 1922 года все католические церкви Петрограда оказались опечатанными, а в январе 1923 года все католическое духовенство - четырнадцать священников с епископом Цепляком во главе было вызвано в Москву на суд Верховного трибунала. В числе привлеченных был и экзарх.

Все они обвинялись в том, что с 1918 года проводили незаконные священнические собрания, на которых принимали все меры для того, чтобы возбудить "религиозные предрассудки" народных масс и всячески помешать советской власти проводить в жизнь свои "полезные" реформы. А экзарху было предъявлено специальное обвинение в том, что он организовывал протесты православного и католического духовенства против антицерковных мероприятии советской власти.

Ни суд, ни предстоящий приговор не страшили экзарха. Уже сколько раз раньше, когда за отказ подчиниться требованиям "начальства" ему грозили расстрелом, он в резкой форме отвечал, что ни тюрьмы, ни расстрелов не боится и смотрит на них как на мученический венец. А теперь он пишет митрополиту Андрею из Москвы 7 марта 1923 года:
"Если дело дойдет до расстрелов, то жертвой может быть буду и я, чего мне, каюсь вам, очень бы хотелось. Я убежден, что если прольется наша кровь, и притом в возможно большем количестве, это будет самый лучший fundamrntum Ecclesiae russicae catholicae (основание русской католической Церкви), иначе мы будем не жить, а прозябать среди нашего темного, беспросветного советского быта... Впрочем, не "яко же аз хощу"...

Господь судил иначе... Процесс по обвинению экзарха послужил только большему торжеству Церкви.

"Уже сам мой внешний вид,-пишет он 25 апреля 1923 года,-сделал многое. Среди латинских сутан и бритых лиц выделялась моя борода, вызывая всеобщее недоумение: что же это такое, значит и такие католики бывают. Людская молва, благодаря газетам, донесла теперь в самые укромные уголки России отголоски процесса, а вместе с ними и рассказы о русской католической Церкви и ее экзархе. Это теперь уже неотъемлемый исторический факт. Так как я уже знал, что мы были обречены заранее и о никакой справедливости на суде речи быть не могло, то постарался с честью выйти из создавшегося положения".

Он сам был своим защитником. Его резкие ответы и защитительная речь вызвали восхищение многих присутствовавших. На суде он предстал самой яркой фигурой католической Церкви. Его фраза: "Хотя мы и подчиняемся советской власти вполне искренно, но смотрим на нее, как на наказание Божие за грехи наши", - вызвала сенсацию и ходила по всей Москве. Он смело говорил, что о никакой свободе совести в совдепии речи быть не может. Это почувствовали все. Выяснилось также и отношение большевиков к идее соединения церквей: она представлялась им только как общий политический фронт против большевизма.

"Мои десять лет тюрьмы, - пишет экзарх, - я получил именно за это. Прокурор (Крыленко), охарактеризовав меня как идущего напролом против советской власти, заявил, что мой фанатизм не может смягчить моей участи. "Это он, - закричал он, указывая на меня патетическим жестом, - собрал вместе православных и католиков для противодействия власти. Это он организовывал общий фронт против коммунизма... Церковь и советская власть - это антиподы и вместе ужиться не могут. Всякая проповедь с церковной кафедры против атеизма уже есть политическая контрреволюционная агитация..." Так с сатанинской злобой, захлебываясь от бешенства, кричал на суде прокурор".

Единственное, чего боялся экзарх, - это быть высланным из России. Он не хотел покидать родины, своего дела, служения, своей бедной, распыленной паствы. В тюрьме, среди осужденных, он мог продолжать апостольскую деятель-ность: из тюрьмы он мог, хоть урывками, управ-лять экзархатом.

Приговорили его к десяти годам тюремного заключения. Переносил он его бодро. "Здоровье мое, - пишет он, - достаточно расшаталось, затронута верхушка правого легкого, но в общем чувствую себя бодро. Состояние духа, по милости Божией, тоже хорошее, хотя очень тяжело без литургии: чувствую себя каким-то никуда не годным человеком..."

И там, в тюрьме, у него налаживалось "дело". Тюрьма была переполнена лучшими представителями православного духовенства: тихоновцами - епископами и священниками. Отношения с ними установились самые сердечные. "Я, - пишет экзарх, - настроил своих латинян как следует, и ни одного резкого слова не вылетает из их уст. Я постоянно спускаюсь к ним на первый этаж и они меня принимают как своего. В особенности склонен к соединению епископ X. Думаю, что придется посеять не одну горсть добрых семян".

На этот раз он пробыл в тюрьме три года и два месяца. В силу какого-то манифеста он подпал под "амнистию" и был выпущен, но его минимальная свобода была ограничена так называемым "минусом 6": запрещением въезда в шесть главных городов и во все морские гавани. Местом жительства он выбрал Калугу. Благодаря вниманию и доброте местного латинского священника (о.Иоанна Павловича), он имел возможность устроиться с относительным удобством, а главное - мог служить обедню. Паства (всего человек 50) была вся латинская, и его восточная служба вызывала сначала недоумение и даже смущение, но авторитетное слово о.Иоанна сразу положило этому конец.

"Iternum et iternum" (снова и снова), - записывает экзарх, - всё в нашей миссии зависит от отношения к нам наших латинских коллег". О его прихожанах в Москве и Петрограде доходили до него печальные известия. "Тридцать шесть моих лучших прихожан, - пишет он, - опять сидят по тюрьмам и ссылкам. Среди них есть старушки, да вдобавок еще и больные. Не отличаются здоровьем и другие мои верные чада. Их ест цинга (на Соловках и в Сибири), туберкулез и другие немощи. Раскинуты они по всему пространству нашего необъятного отечества... Сидят, как говорится, ни за что, ни про что, или вернее за то, что они русские католики. Но телесная их немощь с избытком покрывается божественной благодатью. Их редкие письма дышат такой ясностью духа, таким смирением перед волей Провидения, такой радостью за свои страдания во Христе, что мне остается только благодарить Бога и учиться у Него христианской стойкости".

Это письмо, помеченное 23-им мая 1926 года, - последнее известие, которое дошло до нас непосредственно от самого экзарха. Заканчивается оно словами: "Хотелось бы мне, чтобы как-нибудь было доведено до сведения Святейшего Отца, что я так глубоко тронут его заботами обо мне недостойном, что мне становится подчас стыдно за такое незаслуженное участие и что я думаю о том счастливом моменте, когда лично смогу поклониться его апостольским стопам".

Отрывочные данные для дальнейшего нашего повествования мы смогли почерпнуть исключительно из уст и письменных воспоминаний других русских католиков, разделивших с ним мытарства по местам заключений и ссылок, конечно тех из них, которым по разным обстоятельствам посчастливилось выйти из советского "рая". Имен их, на данный момент, дать мы не можем.

Недолго пришлось экзарху пользоваться свободой. Прослышали о его освобождении и пребывании в Калуге жители г. Могилев, где он в свои приезды в 1922 году посеял столь благодатные семена сближения между православными, униатами и католиками, и решили просить при-слать им униатского священника для завершения дела Унии. Кого же послать? Все давно арестованы, сосланы... Экзарх поехал сам и своим горячим словом вновь всколыхнул массы верующих.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: доклад на тему, сочинение рассуждение на тему.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки