Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9 | Следующая страница реферата

Обилие неопределенных местоимений (кто-то, что-то, кому-то), мрачная фантастика (горбун, черноносые горбунята), образ Христа, которому не смеет показаться героиня, передают тревожное состояние души Тэффи, одолеваемой сомнениями и страдающей от чувства вины. Вины перед лазоревым краем, где цветут синие тюльпаны. Из светлых красок в палитре поэтессы остается только синяя, символизирующая теперь покинутую родину. Былая жизнь кажется Тэффи голубым сном. Образ России то и дело ассоциируется с синими озерами, ласковой лазурью голубого неба, волшебным голубым садом, («Я нездешняя, я издалека». «Я синеглаза, светлокудра». «Весеннее» и др.) Обе книги эмигрантских стихов Тэффи («Passiflora» и «Шамрам») звучат как плач по покинутой родине и былой жизни. Россия порой выступает в облике седой старухи, потерявшей своих детей. В стихотворении «Русь» Тэффи создает трагический образ матери, отпевающей сына, повешенного на той самой веревке, которую она сплела собственной рукой.

Долгие зимы я пряжу пряла,

Вольные песни в ту пряжу вплела,

Терпкой слезою смочила кудель.

Вышла на славу петля из петель.

Крепкой рукою скрученный канат

Ветер качает и крутит назад.

Север и запад! И юг и восток!

Все посмотрите, каков мой сынок.

Образ такой же трагической силы можно найти разве в стихотворении Волошина «Со дна преисподней», написанном в 1921 г. после смерти А. Блока и расстрела Н.Гумилева. Горькая «сыноубийца» Русь казнит одного за другим своих лучших сыновей, погибающих в пламени гражданской войны. Трагедия России неотделима для Тэффи от трагедии русской интеллигенции, стремившейся к свободе, а получившей петлю. Вольные песни, которым поверили революционеры, привели их к гибели.

Первые книги прозы Тэффи, вышедшие в эмиграции, являются, фактически, завершением предреволюционного периода ее творчества: здесь и рассказы о днях первой мировой войны («Ваня Щеголек»), и воспоминания о поездке на Соловки, на память о которой у нее остался кипарисовый крестик («Соловки»), о путешествии на Монте-Маджиоре («Экскурсия», «Рулетка», «Море и солнце»), и повествование о судьбе «маленького человека», захотевшего стать героем в годы гражданской войны («Поручик Каспар»). Сборники «Тихая заводь» и «Черный ирис» почти целиком составлены из произведений, печатавшихся ранее в книгах «Дым без огня», «Карусель» и «Неживой зверь». Однако Тэффи выбирает из них то, что созвучно ее душе сегодня, поэтому рассказ «Тоска по родине», написанный во время путешествия во Флоренцию, напоминает не столько Италию, сколько родные березки и клюкву. В «Острой болезни» дается диагноз хронической российской болезни — глупости. Ее герой «до такой степени похож на барана, что даже собаки лаяли на него как-то особенно, не так, как они лают на человека, — со страхом и озлоблением»44. Казалось бы, перед нами облик одного из человекообразных, созданный Тэффи со свойственным ей мастерством сатирического портрета. Но теперь она не просто разоблачает глупость, как один из человеческих пороков. Острой болезни подвержены те бараны, которые вслед за свиньями бросились, по библейскому преданию, с Гергесинской скалы в море, те обыватели, что превратились в Октябре в бешеное неуправляемое стадо.

В сборнике «Стамбул и солнце» Тэффи рисует сонный Босфор, на берегах которого суетятся русские беженцы. «Прищурив золотые ресницы, смотрит сонный Босфор на чужую суету жизни» 45. В их жизни нет больше солнца. Яркие краски, которыми всегда пользовалась Тэффи, рисуя Восток, теперь померкли, стали тусклыми. Константинопольский зверинец, изображенный Аверченко с таким ядовитым сарказмом, не похож на Стамбул Тэффи. В ее описаниях нет ни злобы, ни горечи, ни раздражения. Быть может, потому что у писательницы никогда не было характерной для Аверченко обиды белогвардейца на историю, обманувшую его ожидания. «Тэффи, — заметил один из советских критиков, — разочарована не столько в неудаче белого движения, сколько в том человеческом материале, который должен был составить штурмовые колонны контрреволюции» 46. Действительно, в отличие от Аверченко, Тэффи больше внимания уделяет раскрытию внутреннего мира человека, постоянно разочаровываясь в «баранах» — и тех, что остались на родине, и тех, кто оказался в эмиграции. Не удивительно, что ее произведения, особенно «Ке фер?», понравились Ленину, и, по его рекомендации, были перепечатаны в 1920 г. газетой «Правда».

Тэффи обладала удивительно острым взглядом, позволявшим замечать смешное во всех жизненных ситуациях и видеть человека с комической стороны. Из рассказов Аверченко мы узнаем, главным образом, как вести себя в Константинополе, чтобы тебя не обманули многочисленные жулики. Тэффи даже в константинопольском торговце видит человека, одуревшего от громкого крика, которым он зазывает покупателя: «Уже к полудню торговцы так обалдевают от собственного крика, что если вы остановите одного из них, чтобы что-нибудь купить, он отмахнется от вас рукой и будет орать дальше» 47. Тэффи как будто рисует с натуры бытовые сценки, но ее творческая манера далека от натурализма. Стержнем большинства маленьких рассказов является психологический подтекст. Говоря об особенностях юмора писательницы, Ю. Терапиано заметил:

«Умение схватить правду жизни — вот основной дар Тэффи. А так как настоящая жизнь, жизнь всякой души человеческой и даже звериной в глубине трагична и многопланна, сквозь «низкое и пошлое» постоянно прорывались лучи иного, и порой такая внутренняя красота позволяет забывать о мелком и неважном» 48.

Это свойство таланта позволило Тэффи создавать колоритные запоминающиеся образы героев буквально несколькими легкими штрихами. В этом отношении выделяется книга «Тихая заводь», где нежность и грусть соседствуют с веселым смехом и блистательным остроумием. Рассказы «Тихая заводь», «Неживой зверь», «Крепостная душа» поражают глубиной проникновения во внутренний мир человека. Одиночество и заброшенность — основной лейтмотив большинства рассказов сборника, повествуют ли они о стариках, доживающих век на забытом всеми хуторе, или о детях из обеспеченных семей, обделенных вниманием взрослых. Трагически одиноки маленькие герои Тэффи: Катя из рассказа «Неживой зверь», Лелька, заболевший «сладкой тоской» («Олень»). Кате так не хватает душевного тепла, что ее единственным другом становится «неживой зверь» — шерстяной игрушечный баран. Ласковый зверь противопоставлен противным «лисьим бабам», шушукающимся по углам о семейном разладе в доме, матери «с птичьим личиком», которой все было некогда ответить на Катины вопросы, учительнице, похожей на старого цепного пса: «Даже около глаз были у нее какие-то желтые подпалины, а голову она поворачивала быстро и прищелкивала при этом зубами, словно муху ловила» 49. С помощью «говорящей» детали Тэффи передает душевную драму девочки, не понимающей, что происходит во взрослом мире, где ссорятся мама и папа. Оживление предметного мира и омертвение, либо озверение человеческого является одним из наиболее характерных приемов комического в творчестве Тэффи.

Внутренний мир героя часто раскрывается с помощью монолога. Медленно разматывается длинный моток тяжелых старческих мыслей отставного кучера и отставной прачки в рассказе «Тихая заводь», няньки из рассказа «Крепостная душа», обнажая их сокровенные мысли, как бы фотографируя их души изнутри, скрытой камерой. Развивая традиции Чехова и Достоевского, Тэффи находит свой собственный сплав комического с трагическим, и этот сплав — очень высокой пробы. Тема маленького человека доминирует в сборнике «Вечерний день», включающем, помимо рассказов, повесть «Предел». Большинство произведений объединяет мотив темного подсознательного начала, толкающего человека на неожиданные, порой даже криминальные поступки. Судьба немилосердна к героине рассказа «Лапушка». Дочь русских эмигрантов, она уехала с родины совсем ребенком. Убогое существование в дешевом отеле, скудная еда, которую непременно нужно прятать в комод, чтобы не увидела консьержка, старые обноски вместо красивых нарядов. А вокруг шумит веселый Париж, сверкают витрины богатых магазинов, фланируют по бульварам празднично одетые французы. Мечты о красивой жизни воплощаются у подростка в затканную золотом ленту, которую Лапушка часами разглядывает на прилавке, а потом вдруг кладет себе в карман. Ее уличают в воровстве и ведут в полицию. Разразившийся скандал доводит Лапушку до истерики. Она во всем винит родителей: «Сидят они, как нищие на паперти, ждут, когда церковь откроют — своей России ждут» 50.

Трагедия русской эмиграции раскрывается здесь изнутри, через конфликт отцов и детей. Психологически несовместимыми оказываются самые близкие люди: одни живут мечтой о возвращении на родину, другие, насмотревшись на европейский «рай», даже слышать не хотят о высоких идеалах. В рассказе «Лапушка» Тэффи не обличает и не судит никого. Она пытается раскрыть глубинные мотивы поведения молодых эмигрантов, толкающие их на преступления: стремление утвердить себя и утвердиться в чужом мире, озлобленность, бытовая неустроенность, страх и зависть, одиночество и беззащитность. Даже любовь, о которой так много размышляют герои книги, порой ведет их к преступлению (убийство капитана в рассказе «Китаец»). Трещина, разделившая людей на враждебные группы после Октября, прошла через их души, что неминуемо привело к разрушению — не только государственного строя и всех его институтов, в том числе семьи, но и самой личности. Поняв эту истину, Тэффи попыталась бороться с неизбежным злом с помощью Смеха, то грустного, то веселого, но всегда основанного на знании человеческой природы.

Противление злу Смехом — главное художественное открытие Тэффи. В центре рассказа «Поручик Каспар» — «маленький человек», сельский учитель Сысоев. Ничем не примечательный, обделенный и внешностью, и счастьем, он в годы гражданской войны мечтает о подвигах. Любовь к дьяконице толкает его на отчаянный поступок: чтобы казаться в ее глазах героем, он выдает себя за главаря банды поручика Каспара и погибает. Любовь, по мысли Тэффи, — единственное средство, способное преобразить и возвысить личность, — тоже способна разрушить ее. В повести «Предел» она почти по Фрейду рисует состояние души безумно влюбленного человека, который ежедневно исповедуется по телефону совершенно незнакомой женщине. Она узнает о его ревности к жене, изобретательных способах мести, его умении изощренно унижать женщин. Этапы развития чувства опустошают его собственную душу: любовь то переходит в ненависть и безразличие, то вновь вспыхивает живым пламенем. Голос самой Тэффи слышен в словах героя: «Любовь! Вот удивительно! Мы знаем ее вкус, ее тепло, знаем, как она приходит и уходит, понимаете? — походку! И все ее знают, весь мир. Имя у нее человеческое, простое имя! Можете называть из почтительности Любовь Ивановна» 51. Психологическое исследование глубин души, любовь к людям и ненависть к человекообразным — вот основное содержание творчества Тэффи начала 1920-х гг. Поэтому даже воспоминания о прошлом («Соловки»), окрашенные в чистые и светлые тона, полны раздумий о предназначении человека и о собственной судьбе.

В середине 1920-х гг. тематика произведений Тэффи меняется. Эмигрантская жизнь, казавшаяся поначалу кратковременной, входит в свою колею и становится главным стержнем ее творчества. Тэффи много пишет, печатается едва ли не во всех эмигрантских изданиях и даже на родине. В 1926 г. в СССР вышли ее книги «Жизнь и воротник» (М. — Л.), «Папочка» (М. — Л.), «На чужбине» (Л.), «Ничего подобного (Харьков), «Парижские рассказы» (М.). «Сирано де Бержерак» (Эмигрантские рассказы) (М. — Л.) и др. Перепечатывая рассказы Тэффи без ее разрешения, составители этих изданий старались представить автора как юмористку, развлекающую обывателя, как бытописательницу «зловонных язв эмиграции». Один из советских критиков сетовал: «Тэффи не видит и не может видеть жизни заграничных рабочих, она не может ощущать вскипающих сил нового класса, несущего обновление всему общественному строю. Отвратительные же гримасы кабацкого буржуазного веселящегося Парижа запечатлены писательницей ярко и правдиво» 52. Можно себе представить, как воспринимала подобные «предисловия» Тэффи. Вдобавок, за советские издания произведений писательница не получала ни копейки. Это вызвало резкую отповедь — статью Тэффи «Вниманию воров!» («Возрождение», 1928, 1 июля), в которой она публично запретила пользоваться ее именем на родине. После этого в СССР о Тэффи надолго забыли. В эмиграции, напротив, ее популярность постоянно росла. Этому способствовали не только систематические публикации в «Последних новостях», «Возрождении». «Иллюстрированной России», «Современных записках». «Общем деле», «Зеленой палочке», «Грядущей России» и др., но и частые выступления на вечерах юмора, благотворительных концертах, постановки ее пьес в европейских театрах. Перелистаем хотя бы несколько страниц хроники парижской жизни русской эмиграции: 6 апреля 1920 г. в Русском артистическом обществе шла пьеса Тэффи «Страшный кабачок» в постановке автора, 13 мая 1921 г. — диспут «Что делать?» с участием Тэффи (показаны ее сценки «Четвертое «не»» и «Счастливая любовь»), 31 декабря 1921 г. на «Вечере страшных оптимистов», посвященном встрече Нового года, Тэффи участвует в устной «Новогодней газете», выпускаемой под редакцией А.И.Куприна, 18 ноября 1923 г. — в концерте, состоявшемся после товарищеского обеда русских писателей и журналистов, 27 декабря 1923 г. — на вечере-встрече петроградцев, 27 апреля 1924 г. — на «Вечере сплошного смеха» шла комедия Тэффи в одном действии «Брошечка», 3 мая 1924 г. — выступление на балу «Союза русских студентов», 24 марта 1925 г. — на вечере памяти А.Аверченко, 31 мая 1925 г. — в Клубе молодых литераторов, 17 октября 1925 г. — на «Вечере юмористов». 19 октября 1925 г. — в Доме артиста премьера скетча Тэффи «Самодав», 31 октября 1925 г. Тэффи — хозяйка бала, устроенного «Иллюстрированной Россией», 18 февраля 1927 г. на «Вечере взаимного удивления» чествовали Тэффи.

Перечень можно продолжить.

Все эти выступления требовали от писательницы умения быстро откликаться на злобу дня, виртуозно владеть легкими жанрами (скетч, комедия в одном действии, инсценированный рассказ и пр.). Специфика эмигрантской жизни заключалась в обилии благотворительных концертов, детских утренников, балов и вечеров, сборы от которых шли в «Комитет помощи русским писателям и ученым», в пользу безработных эмигрантов, детских приютов, галлиполийских воинов, туберкулезных больных и пр. Часто Тэффи выступала вместе с другими известными писателями: И.Буниным, А.Куприным, Сашей Черным. Дон-Аминадо. Так, 17 октября 1925 г. на вечере юмористов был разыгран веселый гротеск, написанный сообща: Тэффи, Сашей Черным и Дон-Аминадо, а 31 октября 1926 г. шла пьеса «Пессимист», созданная ею с соавторстве с Дон-Аминадо. В 1927 г. опытом коллективного творчества эмигрантов стал скетч, сочиненный 12 писателями, среди которых помимо Тэффи были И.Бунин, Б.Зайцев. А.Куприн, И. Сургучев, М. Осоргин, Саша Черный и др. Развивая традиции дореволюционных коллективных романов и сатириконских пародий («Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»», «Путешествие сатириконцев в Европу», «Анатомия и физиология человека» и др.), эмигрантские юмористы не забывали своей главной цели: вылечить больные души своих слушателей. Вспоминая об одном из выступлений Тэффи, Лоло воскликнул: «А вот и Тэффи! Зал хохочет, На миг тоску забыть он хочет... » 53. Э. Нитрауэр пишет: «Как и И.Бунин, А. Ремизов, Б.Зайцев — писатели так называемого старшего поколения, — Тэффи стала одним из лидеров эмигрантской колонии в Париже. Они составляли прошения, принимали участие в «Днях русской культуры». К Тэффи — одной из любимейших писательниц эмиграции, — потоком шли просьбы. Она помогала всем. Ею был организован сбор средств в фонд памяти Ф.Шаляпина, на создание Библиотеки имени А.И.Герцена в Ницце. Тэффи писала специальные произведения для вечеров памяти своих бывших коллег — Ф.Сологуба, Саши Черного. Вместе с профессором В.И.Вышеславцевым, чьи лекции она высоко ценила, и С.П.Мельгуновым она участвовала в дискуссии о русской душе» 54. Добавим, что Тэффи, как и Аверченко читала юмористические лекции («Как надо себя вести в эмиграции» и др.) в «Очаге друзей русской культуры», в Русском клубе и Тургеневском обществе. Там же ставились ее скетчи «Начало карьеры» и «Сватовство», звучали юмористические рассказы. Тексты этих выступлений, как правило, не сохранились, запечатлевшись лишь в памяти современников. Но благодаря им Тэффи любили и почитали не только во Франции. По свидетельству дочери, жившей в Польше, писательница была «как бы совестью русского общества за рубежом» 55, ибо в воскресных фельетонах Тэффи, публиковавшихся чаще всего в газете «Последние новости», эмигранты видели «свою беженскую жизнь, с ее горем и радостью, со всем, что в ней было смешное или трагичное, на которую она смотрела своими всевидящими глазами» 56.

Наиболее значительные произведения 1920-х гг. собраны в книгах «Рысь» (Берлин, 1923) и «Городок. Новые рассказы» (Париж, 1927). В них дается не просто летопись эмигрантской жизни, а попытка обобщить ее впечатления с точки зрения общечеловеческой и даже философской. Эпиграфом к сборнику «Рысь» Тэффи выбирает мудрые слова Экклезиаста: «Не говори, отчего это прежние дни были лучше теперешних? — потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом». Фигура умолчания о грустном и страшном, только что пережитом, о чем не хочется вспоминать и говорить, определяет настроение большинства рассказов. Трагизм мироощущения проскальзывает между строк, спрятан в подтексте, но нередко прорывается и в авторских ламентациях. Таков рассказ «Башня», где Эйфелева башня выступает в роли единственного посредника между страдающей душой эмигранта и покинутой родиной. Вызванивая в полночь сигналы, она, как живая, связывает Париж с далекими Соловками, со всем миром: «Монашек в скуфейке! Записывай, записывай все. Что плохо нам, одиноко и страшно» 57.

Мотивы одиночества, тоски, отчаяния и смерти доминируют в рассказах «Вдвоем», «Летчик», «Воскресенье», «Сырье» и др. Описывая собор Александра Невского на улице Дарю в Париже, Тэффи восклицает: «Наши радости так похожи на наши печали, что порою и отличить их трудно» 58. Писательница размышляет о свойствах загадочной русской души: «В русском человеке очень слаба сопротивляемость, резистенция. От природы мягки, да и воспитание такое получили, чтобы не зазнаваться», — пишет она в рассказе «Сырье» 59. Сравнив его с рассказом Аверченко «Хлебушко», мы наглядно увидим разницу творческой манеры писателей. У Аверченко «сырье» — это природные богатства, «закрома» России, к которым подбираются европейские хищники, ожидающие смерти страны. У Тэффи — это человеческий «материал», русские эмигранты, которые сами превратились в «сырье»: «Жили, жили, творили, работали, а вышло одно сырье, да и то другим на потребу» 60. Трагедия эмиграции по Аверченко — потеря родины, по Тэффи — потеря самих себя, обезличивание и смерть. Трагична развязка рассказа «Майский жук». Контуженный в годы гражданской войны, больной и голодный Костя не может найти работы в Париже и кончает жизнь самоубийством. Его последние слова обращены к французскому ажану: «Не беспокойтесь! Я живо» 61. По глубокому проникновению в психологию русского эмигранта этот рассказ стоит на уровне произведений Достоевского. Доведенная до отчаяния душа Кости — не только сущность страдающего «бедного» человека. Это та самая загадочная русская душа, которая, не щадя себя, сражалась за родину и правду, а потом, не получив помощи от сытых и черствых, постаралась уйти из жизни так, чтобы никого не потревожить. Трагедия Кости развертывается на фоне сизо-голубого и дымчато-розового пейзажа, подчеркивающего контраст между европейской жизнью и смертью юноши.

Продолжая исследование глубин славянской души, Тэффи описывает симптомы загадочной болезни, поражающей большинство русских беженцев: «Тускнеют глаза, опускаются руки и вянет душа, обращенная на восток. Ни во что не верим, ничего не ждем, ничего не хотим. Умерли. Боялись смерти большевистской, — и умерли смертью здесь» 62. Великая Печаль неизменно сопровождает раздумья Тэффи, ибо нет возможности перевести русскую душу на французский язык. И хотя в Париже можно увидеть русский балет, оперу, магазины, даже целый «городок», это — не та живая жизнь, которая была на родине, а жизнь «загробная». «Да, — едим, одеваемся, покупаем, дергаем лапками, как мертвые лягушки, через которых пропускают гальванический ток. Мы не говорим с полной искренностью и полным отчаянием даже наедине с самыми близкими. Нельзя. Страшно. Нужно беречь друг друга. Только ночью, когда усталость закрывает сознание и волю, Великая Печаль ведет душу в ее родную страну» 63.

Герои Тэффи видят Россию с пустыми, голыми полями, нищими деревнями, дремучими лесами, оглохшими городами с мертвыми колокольнями. Она рисует не сказочный град Китеж, а реальный Кисловодск, где ветер раскручивает веревку с повешенным. Автобиографический элемент, пронизывая многие рассказы, привносит в них струю лиризма. Тэффи не отделяет себя от своих героев, ощущая их беды и горести как собственные. Жанр короткого рассказа, которому она училась у Чехова, обогащается раздумьями о судьбе маленького человека и трагизме существования в эмиграции. Тэффи старательно ищет смешное в печальном, описывая русский городок в Пасси, где люди были злы и никогда не смеялись. Бесстрастным тоном летописца она повествует об обитателях «городка», живущих, как «собаки на Сене»: «Кроме мужчин и женщин население городишки состояло из министров и генералов, из них только малая часть занималась извозом, большая — преимущественно долгами и мемуарами» 64. Большинство рассказов сборника «Городок» повествует о трудной судьбе русского человека на чужбине, в стране под названием «Нигде».

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинение язык, конспект урока 7 класс.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки