Табл.
3. Данные об оброках и налогах в 1540-1601 годах (в пудах хлеба)[45]. В
некоторых случаях населенность двора неизвестна, тогда она принимается за 5
человек, и соответствующая цифра выделяется курсивом.
В
этой таблице не учтена арендная плата за вненадельные земли. Обычная арендная
плата на дворцовых землях составляла 12 денег за 3 десятины в 3 полях[46].
Крестьянский двор вряд ли арендовал больше 6 десятин, тогда плата за аренду
составляла максимально 24 деньги на двор. При цене четверти ржи в 40 денег и
четверти овса в 20 денег это эквивалентно 2,7 пудам хлеба на двор или 0,5 пуда
на душу. На монастырских землях аренда обходилась немного дороже[47], но в
целом, аренда за оброк была чрезвычайно выгодна для крестьянина, и по некоторым
оценкам, арендуемая пашня значительно превышала тяглую. Мало того, во многих
случаях крестьяне распахивали заброшенные земли и вообще ничего не платили. При
обыске, проведенном в Бежецкой пятине в 1586 году, выяснилось, что безоброчных
пашен было в 1,3 раза больше, чем тяглых[48].
Таким
образом, арендная плата была лишь небольшой добавкой к платежам за тяглую
землю, и мы можем считать, что данные таблицы 2 в целом достаточно адекватно
показывают общую динамику ренты. Из этих данных следует, что сразу после
катастрофы 1570-71 годов оброки на поместных землях упали примерно в 3 раза (с
10-12 пудов до 3-4 пудов на душу), на дворцовых землях - примерно в 2 раза. Это
падение произошло за счет уменьшения тяглого надела (роста числа дворов на
выть). В то же время размеры государственных налогов оставались большими, и это
было одной из причин, заставлявших помещиков соглашаться на уменьшение тяглых
наделов. В 80-90-х годах дальнейшее уменьшение тяглых наделов привело к
дальнейшему сокращению оброков, причем в этот период сокращаются и налоги.
Правда, имеются два исключения. В Муромском уезде (с. Пурок и др.) оброки
сохранились на высоком уровне, но Е. И. Колычева объясняет это обстоятельство
необычайным плодородием этого района. В другом случае (Себежский у.) в ренту
были, по-видимому, включены государственные налоги. Кроме того, малый объем
выборки (23 двора) не исключает присутствия каких-либо местных
особенностей[49].
Мы
можем проверить гипотезу об уменьшении оброка после 1572 года по
статистическому критерию Уилкоксона. Цифры оброка со двора объединим в две
группы: первая группа с табличными номерами 1-7 (оброки до 1572 года) и вторая
группа с номерами 8-26 (оброки после 1572 года). Эти группы можно рассматривать
как случайные выборки (случайность обеспечивается тем обстоятельством, что мы
привели все встречающиеся в литературе цифры, не производя специального
отбора). После этого, подсчитав число инверсий (7), мы получим значение
критерия Уилкоксона (59,5), намного превосходящее критическое (44,5). Это
означает, что две рассматриваемые нами группы с вероятностью 99% имеют разные
законы распределения, то есть после 1572 года оброки понизились[50].
Уменьшение
оброков для оброчных крестьян шло параллельно уменьшению барщины в барщинных
хозяйствах. Известно, что в первой половине XVI века норма барщины составляла 1
десятину с выти в одном поле; в подавляющем большинстве известных случаев эта
норма сохранялась вплоть до 90-х годов. Но количество дворов на выть за это
время возросло в 2-3 раза - то есть объем барщины в расчете на двор значительно
уменьшился[51].
Таким
образом, нормы оброка и барщины снизились, свободной земли было более чем
достаточно, можно было выбирать лучшие участки. Напрашивается вывод о том, что
крестьяне стали жить намного лучше - однако у нас нет массовых данных, которые
бы позволили реконструировать бюджет крестьянского хозяйства. Крестьяне
скрывали свою безоброчную пашню и указывали в качестве тяглых наделов мизерные
участки, поэтому размеры средней запашки известны лишь в редких случаях. В
Прибужском погосте Старорусского узда в 1580-х годах на крестьянский двор
приходилось 3 десятины тяглой, 5 десятин арендной земли, и, вероятно, кое-что
обрабатывалось безоброчно. В Бежецкой пятине известно много случаев, когда
крестьяне безоброчно распахивали очень большие дворовые наделы[52]. Естественно
предположить, что в сложившихся благоприятных условиях крестьяне пахали
столько, сколько считали нужным - и во всяком случае, не меньше, чем раньше. Г.
Штаден свидетельствует, что в то время среди крестьян были богатые люди;
известно, что некоторые сельчане делали большие вклады в монастыри[53]. О
высоком уровне жизни крестьян говорят и высокие оброки монастырских
«детенышей».
Таким
образом, в период, последовавший за катастрофой 70-х годов, уровень
эксплуатации крестьян не увеличился (как утверждают некоторые историки), а
напротив, значительно уменьшился – в полном соответствии с экономической
теорией.
Уменьшились
не только подати, уплачиваемые землевладельцам, сокращение тяглых наделов
привело к уменьшению крестьянских платежей в казну. Реальный размер податей, платимых с одного двора, сократился в 3-4 раза. В Новгородском уезде Шелонской
пятины в 1573-88 годах реальные платежи крестьянского двора уменьшились в 5
раз! Казна опустела; сборы с новгородских земель к 1576 году уменьшились вдвое, а к 1583 году в 12 раз[54]!
Суммируя
сказанное, можно признать, что имеются некоторые аргументы в пользу того, что
экономическое развитие России в 1500-1580-м годам соответствует общим
представлениям структурно-демографической теории. В соответствии с этими
представлениями, в первой половине XVI века имел место рост населения, который
привел к нехватке свободных земель и к относительному перенаселению в отдельных
районах. Перенаселение особенно сказывалась в некоторых пятинах новгородчины, где недостаток земли усугублялся высоким уровнем оброков, которые крестьяне
платили своим помещикам. Эти пятины были очагами хронического недоедания и
эпидемий, и население там уменьшалось уже в первой половине XVI века.
Продовольственное положение здесь было неустойчивым и любой большой неурожай
или новый налог мог привести к катастрофическому голоду. Налоги, введенные во
время Ливонской войны, особенно тяжело ударили по депрессивным районам, и почти
сразу же привели к голоду и эпидемиям. Принятое в 1566 году решение о
дальнейшем увеличении налогов стало роковым; рост податей вызвал истощение
хлебных запасов не только в депрессивных районах, но и в более благополучных
областях. В этих условиях два неурожая породили страшный голод, а вслед за
голодом пришла чума. Крымский хан воспользовался кризисом, чтобы нанести Москве
сокрушительный удар – к эпидемиологической катастрофе присоединилась военная
катастрофа. Численность крестьянского населения намного уменьшилась; в
соответствии с общими экономическими законами это должно было привести – и
привело – к значительному уменьшению оброков и барщины. Таким образом, согласно
демографически-структурной теории, период после 1572 года можно рассматривать
как начало нового экологического цикла.
Мы
не считаем, что эта схема применения демографически-структурной теории к
реальности России является вполне обоснованной, это лишь один из гипотетических
вариантов, вокруг которого может вестись дискуссия. Возможно, в ходе этой
дискуссии будут приведены аргументы критического характера. Тем не менее, очевидно, что обсуждение применимости этой концепции к российской
действительности может быть полезным в плане лучшего понимания природы и
динамики внутренних социально-экономических процессов.
Список литературы
[1] Dunning Ch. The Precoditions of Modern
Russia’s Fist Civil War//Russian History. 1998. Vol. 25. No. 1-2. P. 119-131.
[2]
Goldstone J. A. Revolution and Rebellion in the East Modern World. Bercley, 1991.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: введение дипломной работы, ответы на сканворды.