Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Внешне он выступал как последовательность предложений и при первом подходе – как последовательность продукта. Мы предполагали, что каждое предложение может быть рассмотрено как некоторый итог или некоторый продукт движения мыслившего человека. Но с другой стороны, когда весь текст рассматривался как одно целое, то он выступал не как итог некоторого движения, а как особый способ фиксации самого процесса. Это очевидно из метода нашего анализа: ведь в качестве продукта выступал ответ, который мы получали в результате всего рассуждения – отношение расстояний такое-то, – а текст рассуждения по отношению к этому продукту был, очевидно, некоторым движением-процессом, приводящим к нему. Иными словами, если я выделил конечное знание – продукт моего рассуждения, – то все остальное, весь текст рассуждения выступает как то, что приводит к этому знанию, т.е. как выражение процесса. Но когда мы глядели на сам этот текст, то там мы не находили этого процесса, там была лишь последовательность предложений, и каждое предложение из этой последовательности мы должны были рассматривать как некоторый продукт. Таков был парадокс, с которым мы столкнулись в самом начале нашего анализа.

Тогда, естественно, на передний план выдвинулся вопрос о том, как связаны друг с другом все эти знания. Если предположить, что каждое предложение есть некоторый продукт, то тогда нужно было прежде всего выяснить, как они связаны друг с другом. Сказать, что предложение является продуктом – это вместе с тем, по сути дела, означало, что процесс, приводящий к нему, должен был рассматриваться как что-то, лежащее к нему как бы перпендикулярно. Это означало, что связь между предложениями должна была искаться в сфере самих процессов и, следовательно, – где-то "под" предложениями.

Но тем самым получил дополнительное подтверждение тезис, что текст является не самим процессом и не непосредственным его выражением, а тем, что мы назвали "оформлением", причем оформлением чего-то отличного от самих процессов.

Но такой вывод открывал новые возможности для рассуждения и вообще всего анализа текстов. Ведь если это не выражение процесса, а некоторое оформление, то может быть и связи между отдельными предложениями (структура) должны рассматриваться не как связи между процессами и не как структура процесса, а как связи между отдельными частями оформления и, следовательно, как связи непосредственно между предложениями.

Этот вывод не был новым в истории исследований мышления. Ведь, по сути дела, вся формальная логика именно так и решала вопрос. Ее схемы, будь то Аристотелева силлогистика, логика отношений или логика связей, так и представляли дело, они задавали особые типы организации предложений-продуктов в формальные языковые системы. И эта точка зрения была не столь уж наивной, она очень точно схватывала определенную сторону дела, хотя и не находила этой стороне правильного места в системе целого.

Проведенный нами анализ процессов мышления показал, что в структуру рассуждений или процессов входят в качестве составляющих особые блоки или фрагменты таких языковых структур, сцепленных друг с другом по законам этих систем; это могли быть силлогистические схемы или математические схемы разного рода. Таким образом, наш анализ привел не к отвержению исходных формально-логических и логико-математических позиций, а наоборот, к оправданию и более глубокому объяснению их.

Вместе с тем оказалось, что понимаемая таким образом формальная логика стоит в одном ряду с математиками разного рода, и тем самым было оправдано и объяснено ее дальнейшее движение в сторону математики и, можно даже сказать, превращение в саму математику.

Здесь же, несколько отвлекаясь в сторону, нужно сказать, что полученные и описанные в предшествующем тексте результаты заставили совершенно по-новому поставить вопрос о характере связей в процессах мысли. Более подробно я остановлюсь на этом ниже, а сейчас изложу лишь саму идею.

Если мы возьмем в качестве примера строительство какого-либо здания или вообще создание некоторого объекта, то заметим, что структура и связь процедур самого строительства может быть задана структурой того продукта, который создается. С этой точки зрения, операции или процедуры единого процесса связываются друг с другом не в соответствии со своей внутренней материальной логикой, а в соответствии с логикой частей или составляющих продукта-целого. Это была принципиально новая идея в анализе природы мыслительных процессов, но о ее реализации и возникающих в связи с этим проблемах я буду говорить дальше.

Но в эмпирическом анализе текста эта сторона дела – связи между отдельными частями продукта, предложениями – не выступали достаточно отчетливо. Исследователь, строящий рассуждение, нанизывал предложения в определенном порядке и последовательности. Но чем определялся этот порядок, почему он связывал друг с другом именно эти, а не иные предложения, все это не было ясно. Мы понимали, что последовательность нанизываемых исследователем предложений определяется задачами получения конечного продукта и его представлением о возможном движении к этому продукту, может быть, также – его представлением о нормах, или канонах, в соответствии с которыми должен строиться текст. Во всяком случае в тот период все это было совершенно неясно.

Рассматривая грамматическое членение текста на отдельные предложения и абзацы, мы понимали, что оно определяется строением смысла текста. Но что такое смысл – опять таки оставалось неясным. Когда мы читаем и просто понимаем текст, то мы без особого труда можем сказать, что там-то началась новая мысль, а внутри абзаца все было вроде бы "про одно". Все это вы без труда понимаете, но когда вы начинаете анализировать предложения, берете их одно за другим и ставите вопрос, почему они связаны так или иначе, то на это очень трудно ответить. Автор текста движется в сфере его смысла (мы его в то время часто называли содержанием), но при этом совершенно непонятны законы перехода от одних кусков смысла к другим.

Чтобы все это понять, нужно, по-видимому, каким-то образом реконструировать сам смысл и изобразить его. Может быть, надо сконструировать и изобразить содержание. И только на таком пути, по-видимому, можно пробовать объяснить, почему одно предложение следует за другим и что именно задает и определяет их общую структуру и порядок. А пока на вопрос о том, каковы же связи между продуктами-предложениями, следовал только один и притом очень неопределенный ответ: эти связи могут быть формально логическими, логико-математическими или собственно математическими. И эти утверждения находили подтверждение в целом ряде специальных фрагментов или вкраплений, которые мы обнаруживали в текстах рассуждений.

Правда, такой ответ уже сам по себе заставлял двигаться дальше и ставить следующий вопрос: в чем суть и природа подобных связей, логических или математических, чем они определяются и к каким системам или областям относятся? Таким образом, этот вопрос переводил нас в совершенно другой план исследования – от текстов рассуждений к системам знаний разного рода, таким, как системы арифметики или системы "Начал" Евклида. Кстати, надо сказать, что проведенный по этой линии анализ подобных систем показал, что в них не существует тех формальных связей, которые им приписывала традиционная логика, и что вообще подобные системы строятся по совсем иным принципам, нежели те, которые формальная логика сумела "схватить" и описать.

Вместе с тем стало достаточно очевидным, что во многих случаях таких связей между отдельными частями текста как продукта не может быть в принципе. Ведь текст рассуждения есть некоторое новообразование, которое исследователь только лишь строит. Значит, эти связи должны быть тем, что он впервые создает и устанавливает. Они должны иметь некоторые основания. Где их нужно искать? Может быть, в сфере того смысла, или содержания, в котором движется исследователь. При анализе системы "Начал" Евклида В.М.Розин и А.С.Москаева пытались рассмотреть эти связи как задаваемые плоскостью содержания, т.е. прежде всего объектами, с которыми оперирует исследователь. Кое-что удалось на этом пути объяснить. Но вместе с тем с достаточной очевидностью выявилось, что это лишь один момент, и, может быть, не самый главный.

Кроме того, исследователь должен иметь некоторые основания, лежащие как бы над планом самих предложений. Это могут быть какие-либо методические планы, как бы кроки, в соответствии с которыми и по схеме которых строятся цепи предложений, устанавливаются связи между отдельными предложениями. Но тогда, естественно, должен был встать вопрос: что это за планы-схемы, откуда они берутся и что они собой представляют? Другими словами, если между продуктами и есть связи, то они устанавливаются в соответствии с чем-либо, и, следовательно, в процессе мышления каким-то образом участвует именно то, в соответствии с чем мы устанавливаем эти связи. Но тогда суть процесса, его организации и структурирования лежит именно в этом. Таким образом, в процессе мышления кроме того, что непосредственно отражено в самом тексте, оказалось много дополнительных планов или "плоскостей", в которых собственно и лежат те связи, которые мы ищем.

Итак, рассмотрев гипотезу о том, что связь, задающая структуру процесса мышления, существует между отдельными частями продукта, мы пришли к выводу, что такое действительно бывает в некоторых случаях, но всегда эти связи задаются чем-то иным, лежащим вне самого текста рассуждения и вообще самого рассуждения, и пока мы не знаем, как их выявлять и исследовать.

Теперь мы должны попробовать рассмотреть другую сторону дела – процессы, приводящие к этим продуктам.

Процесс должен обладать началом и концом. Конец мы определяем в соответствии с методикой эмпирического анализа, с помощью продукта, предложения или знания. Но где находится начало операции или процесса, лежащего перпендикулярно к продукту, чем оно задается? Отвечая на этот вопрос, можно попробовать предположить, что конец предшествующей операции – некоторое знание – будет вместе с тем и началом следующей операции. Итак, как конец, так и начало операций или процессов это – знания. Тогда мы должны будем сказать, что суть операции, или мыслительного процесса, состоит в том, что она осуществляет переход от одного знания к другому, или, иначе, "переводит" одно знание в другое знание.

Но эта схема имеет целый ряд недостатков. Прежде всего в том плане, что она очень напоминает традиционную схему формального вывода. Там либо одно знание преобразовалось к другому виду (например, как уравнение в математике), либо же два знания преобразовывались в одно знание (все традиционные схемы умозаключений). Вместе с тем, она отличается от этих схем тем, что в ней нет традиционной комбинаторики. Поэтому здесь встает даже формальный вопрос: как собственно возможно и по каким законам происходит преобразование одного знания в другое знание?

Даже если мы возьмем традиционные схемы комбинаторики, то там обнаруживается весьма интересная двойственность, которая уже давно стала предметом специальных обсуждений в логике и психологии.

Действительно, предположим, что суть умозаключения состоит в том, что мы берем каким-то образом два предложения, соединяем их друг с другом, а затем преобразуем их в одно, третье предложение. В частности, это могут быть всем известные схемы силлогизма. Имеем предложение "А – В", второе предложение "В – С", соединяем их друг с другом – "А – В – С", затем исключаем средний член и получаем "А – С". Но даже при таком, весьма поверхностном представлении о процессе мышления мы вынуждены признать, что суть мыслительного процесса, по-видимому, состоит не столько в том, что мы исключаем средний член и преобразуем сложную структуру "А – В – С" в более простую структуру "А – С", сколько в том, что мы ищем и выбираем те два исходных предложения "А – В" и "В – С", из которых может быть построена белее сложная трехэлементная структура "А – В – С".

Но тогда мыслительный процесс должен быть расчленен и должен исследоваться по двум принципиально различным направлениям. Одно составит анализ упрощений сложных структур, а другое – поиск и выбор тех исходных элементов, из которых могут строиться или комбинироваться сложные структуры. Если мы будем рассматривать этот процесс в логике последовательного выбора и нанизывания предложений, то проблема специфицируется следующим образом: как выбрать второе предложение "В – С", если мы уже имеем первое предложение, "А – В", и должны в конце концов в результате нашего последовательного нанизывания получить какое-то конечное знание "А – С"?

Описанное выше разделение задач, как направление в исследовании мышления, появилось довольно рано. Во всяком случае, к середине XIX столетия оно существовало уже в совершенно выраженном виде. И это привело к размежеванию задач и предметов исследования логики и психологии мышления.

Логика описывала то, каким образом мы преобразуем сложные структуры в более простые, и отвечала на вопрос, в соответствии с чем и по каким правилам это делается. А психология мышления стала отвечать на вопрос, каким образом мы ищем наборы исходных элементов, из которых мы комбинируем те структуры, которые дальше будут преобразовываться. Логик, с твердой уверенностью в своей правоте, говорит: если мы имеем два связанных между собой элемента или какую-то сложную структуру, то мы можем преобразовать их в другие структуры по таким-то и таким-то правилам. Это и есть мышление. А философ или психолог, скептически улыбаясь, спрашивают: а как вы набираете эти связываемые друг с другом элементы или строите сложные структуры, решая ту или иную задачу? И тогда логик, опять таки очень уверенный в себе, отвечает: а вот вы, психологи, и должны дать ответ на этот вопрос. Именно таким образом логики – как логицисты, так и психологисты – развели эти две линии исследования.

Очень интересное и весьма поучительное описание и обсуждение этого круга вопросов дано в книге Х.Зигварта.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат по труду, конспект лекций.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки