Учение Спинозы о субстанции

Гносеологическое первенство идеи актуальной бесконечности с необходимостью означает в силу панлогизма Спинозы и первенство Бога как последней основы бытия и истинности. Существование Бога с этой точки зрения более необходимо, чем существование самого многообразного мира. «Или ничего не существует, или существует также и Существо, абсолютно бесконечное». «Бог… — первая причина всех вещей, а также причина самого себя – познается из самого себя».

Вслед за Декартом и даже последовательнее его Спиноза устанавливает онтологический аргумент в пользу божественного бытия. Однако в отличие от Декарта, склонявшегося к деистической трактовке Бога, Спиноза последовательно подчинил данный аргумент его пантеистической трактовке. Он утверждал познаваемость Бога исходя из интуитивного присутствия в нашем уме идеи актуальной бесконечности.

Философ последовательно выявляет возможности пантеизма, содержавшееся как в религиозной, так и в философской мысли. Спиноза уверяет, например, что имманентность Бога природе он утверждает вместе «с древними евреями», имея в виду Ветхий завет, где действительно есть пантеистические высказывания о вездесущии Бога (как имеются они в любой монотеистической религии). Автор «Этики» тем более использует пантеистические идеи, которыми была переполнена ренессансная философия и которых было немало в средневековой философии (хотя имена своих предшественников он называет очень редко). Можно считать, что в произведениях Спинозы пантеизм достиг своей кульминации за всю предшествующую историю.

Это выразилось не только в последовательной деперсонализации, но даже в дезантропомпорфизации Бога, по Спинозе, можно (и нужно) понимать умственно (intelligere), но его невозможно представить образно (imaginari). Поэтому, подчеркивал философ, «атрибуты, делающие человека совершенным, также мало могут быть применены к Богу, как к человеку те атрибуты, которые делают совершенным слона или осла…». С деперсонализацией понятия Бога связана и такая черта пантеизма, как реабилитация материи «телесной субстанции», которая вполне достойна «божественной природы» (с этой чертой пантеизма можно встретиться у Бруно).

Не менее последовательно проводит Спиноза и такой принцип пантеизма, как утверждения имманентности Бога природе. Оно привело нидерландского философа к отвержению деистических представлений о Боге, присущих Декарту, Гоббсу, и множеству других философов этой эпохи. Если сторонникам деизма, по словам автора «Этики», свойственно представлять Бога как «отдаленную причину» всех вещей, то, по убеждению Спинозы, его следует мыслить как их ближайшую причину.

Совершенно безликий имманентный природе Бог полностью отождествляется Спинозой с субстанцией, понимаемой подобно Декарту в универсально-философском, а не в индивидуально-эмпирическом смысле. Если Декарт пришел к положению о существовании двух субстанций, над которыми возвышается Бог, согласующий их деятельность, то Спиноза сливает понятие Бога с понятием субстанции. Это единое понятие он отождествляет и с природой. Отсюда центральная формула его метафизики-онтологии – Бог, или субстанция, или природа.

Натуралистическая суть этой пантеистической формулы во многом зависит от трактовки понятия «природа». С одной стороны, из методологических принципов спинозизма совершенно ясно, что философ разумеет здесь интуитивно постигаемую, умозрительну4ю, а не эмпирическую природу. К. Маркс поэтому однажды характеризовал спинозовскую субстанцию как метафизически переряженную природу «в ее оторванности от человека». Но отождествляя Бога, в принципе остающегося в любом пантеизме бытием sui generis, бытием бестелесным с субстанцией, понимаемой даже максимально обобщенно, натуралистический пантеизм тем не менее не в силах избежать во многих случаях отождествления Бога с конкретными вещами и процессами эмпирической природы.

Но натуралистический характер его пантеизма не менее ярко выявляется в настойчивом отвержении креационизма во всех его формах. Автор «Этики» открывает это главное свое произведение определением субстанции, согласно которому оно характеризуется как причина самой себя (causa sui). Сливающийся с ней Бог не обладает никакими творящими функциями. Спиноза, в частности, поэтому и отверг деистическую трактовку Бога, что она оставляла за ним минимум творящих функций.

Антикреационистская позиция Спинозы выражалась в отрицании им божественного всемогущества, трактуемого как полная свобода божьей воли. Бог-субстанция, будучи совершенно свободным, действует, однако, в силу необходимости собственной природы, не обладая никакой свободной волей, никакой произвольностью. Антикреационизм Спинозы, отрицавшего какое бы то ни было творение природы сверхприродным Богом, уже в первом его произведении был выражен в утверждении, что «в природе нет творения, а только порождение». Множество его современников справедливо расценивало эту позицию Спинозы (вместе с ее обезличенным Богом) как атеизм. Но сам философ в духе органицизма, без которого не6т пантеистической традиции, трактовал Бога-субстанцию как природу порождающую или производящую (natura naturans). Это – интуитивно-умозрительная природа. Мир же единичных вещей, постигаемых чувственно-абстрактным знанием он трактовал как природу порожденную, или произведенную (natura naturata).

Субстанция и единичные вещи. Ее модусы и атрибуты.

Онтологическая функция понятия Бога, в особенности пантеистического, состоящая в максимальном заострении проблемы единства мира, в высокой степени присуща философской доктрине Спинозы. Уже в первом своем произведении он писал о единстве, «которое мы видим повсюду в природе». При этом неделимая субстанция составляет начальный, исходный полюс бытия. Это актуально-бесконечный, абсолютизированный континуум. Он противопоставлен дискретности эмпирически воспринимаемых конечных, единичных или отдельных вещей (res singulares seu particulares). По отношению к субстанции они составляют противоположный полюс бытия. Задача Спинозы состояла в том, чтобы представить второй полюс функцией первого.

Трудность решения этой задачи увеличивалась тем, что субстанции в качестве неизменного абсолюта присуща вечность (aeternitas), то есть выключенность из времени; единичные же вещи непрерывно меняются во времени, обычно именуемом автором «Этики» длительностью (duratio), определяемой как «неопределенная непрерывность существования». Бог-субстанция – актуальная бесконечность, мир единичных вещей – потенциальная бесконечность, ибо любая отдельная вещь бывает (и мыслима) сколь угодно устойчивой или мгновенно разрушающейся в отношении времени, сколь угодно большой или малой в отношении пространства. К миру единичных вещей применимы время, мера и число, которые не имеют никакой силы по отношению к целокупной, актуально-бесконечной субстанции. В этом контексте Спиноза употребляет стародавнее выражение, которое он почерпнул у Кузанца: «Между конечным и бесконечным нет никакой соразмерности…».

Несмотря на эти, на первый взгляд, непреодолимые трудности, Спиноза утвержден, что на пути действительно глубокого интуитивно-дедуктивного знания возможно представить единичные вещи как порождения единой и единственной субстанции. В духе органистической традиции, которая в данную эпоху была почти неотделима от пантеизма, нидерландский философ стремился постигнуть единичные вещи не с точки зрения только их взаимообусловленности, а исходя из целостности мира, воплощенной в Боге-субстанции. Органистическо-целостное истолкование природы в обобщенной форме выражено знаменитой формулой «Этики», гласящей, что «вся природа составляет один индивидуум, части которого, то есть все тела изменяются бесконечно многими способами без всякого изменения индивидуума в его целом».

Конкретные вещи, мыслимые высшим родом знания в качестве порождений в единой и единственной субстанции, становятся модусами, то есть единичными ее проявлениями. Такие порождения трактуются как ограничения (разумеется, самоограничения) актуально-бесконечного существа, и это ограничение, можно сказать, играет роль принципа индивидуации, в силу которого единичные вещи оборачиваются модусами. Тождественна их онтологическая природа, а различна только гносеологическая. В этой связи нидерландский философ формулирует свое знаменитое диалектическое положение – «ограничение есть отрицание» (determinatio est negatio). Согласно этому положению субстанция, будучи абсолютным бытием, должна претерпеть определенное ограничение в пространстве и времени, но определенность данной конкретной вещи, любого модуса отличает его, отграничивает от определенности любого другого. Поэтому любой вещи, любому модусу присуще как бытие, поскольку он является именно этой вещью, так и небытие, поскольку тем самым исключается его определенность во всех других отношениях. Модусы как проявление единой субстанции выражают могучую монистическую тенденцию спинозовской онтологии, лишающей предметы и явления природы их качественной определенности и стремящийся подменять их лишь количественными характеристиками. Однако лишить вещи всякой качественной определенности не может и такая монистическая доктрина. Единственная субстанция должна содержать в себе такие решающие свойства, которые призваны объяснить самое главное качественное различие единичных вещей, мыслимых как модусы. Такие свойства и выявляют атрибуты субстанции.

Если субстанция характеризуется как абсолютно бесконечное, то атрибут – как бесконечное в своем роде.

Первое определение означает, что вневременная бесконечность субстанции не допускает ее ограничения какими-то определенными атрибутами, сколько бы их не было. Поскольку всякое ограничение есть отрицание, приписывание субстанции конечного числа атрибутов нарушало бы ее статус в качестве причины самой себя. Все остальные атрибуты Бога-субстанции неизвестны. В такой форме Спиноза выразил исконную мистифицирующую сущность понятия Бога, отождествленного с субстанцией. Однако число атрибутов, решающих свойств субстанции, проявляющихся в мире природы и человека, только два. Это протяженность (extensio) и мышление (cogitatio). Именно в аспектах этих двух атрибутов человеческий ум постигает субстанцию в ее конкретности. Две субстанции Декарта были, таким образом, трансформированы Спинозой в два атрибута единой субстанции. Как и для Декарта, протяженность, пространственность означали для него материю, телесность.

Оставив этот атрибут субстанции для последующего рассмотрения, мы сосредоточимся сейчас на другом атрибуте субстанции – «бесконечной способности мышления», объективно существующей в природе. Этот атрибут – одно из главных проявлений органистической традиции в доктрине Спинозы. В ренессансной натурфилософии таким проявлением был гилозоизм. Одна формулировка «Этики», утверждающая, что не только человек, но и все другие индивидуумы природы «хотя и в различных степенях, однако же все одушевлены», тоже свидетельствует о гилозоистических воззрениях ее автора. Но эта формулировка остается изолированной в авторском контексте. Живые индивидуумы природы, кроме человека, Спинозу мало интересуют. В человеке же чувственное знание составляет низший род, подчиненный его высшей Интуитивно-дедуктивной деятельности. Под нее и был подведен Спинозой онтологический фундамент, согласно которому адекватные идеи как высшие достояния познающего ума равным образом укоренены в качестве сущностей вещей в объективном бытии. Тем самым гилозоизм и панпсихизм (здесь можно употребить и недавно возникший термин гилоноизм, выражающий объективность, «материальность» человеческого ума).

Большая трудность понимания философской системы Спинозы связана и с тем, что познаваемость мира он трактует не только как гносеологический факт, но и как онтологический принцип, восходящий к атрибуту мышления субстанции-природы. Методология, гносеология и онтология Спинозы сливаются в его панлогизме, согласно которому интеллигибельная, познаваемая сторона всех предметов и явлений природы существует не менее объективно, чем сами эти предметы и явления. Поэтому оба известных нам атрибута субстанции, протяженность и мышление, оказываются лишь двумя аспектами одной и той же действительности.

Панлогизм Спинозы выражается в отождествлении связей идеальных, логических, и связей материальных, вещных. Это фундаментальное отождествление приводит и к отождествлению логического основания с физической причиной, а ее действия – с логическим следованием. Такое отождествление логической связи понятий с причинно-детерминистической связью явлений лапидарно выражено автором «Этики» в словах: «Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей». Конечно, этот тезис классического рационализма упрощенно представляет познавательные отношения мысли к бытию. Однако такая упрощенность, Выражая убеждение Спинозы в возможности исчерпывающего познания мира человеческим разумом, противопоставленным религиозному откровению, находила в эпоху этого философа глубокое историческое оправдание.

Это убеждение выражено в метафизике Спинозы также понятием бесконечного интеллекта (intellectus infinitus). Его определяющее свойство – познавать всегда все ясно и отчетливо. Бесконечный интеллект представляет собой онтологизацию высшей интуитивно-дедуктивной способности и деятельности человеческого духа. Такой разум Спиноза относит к сфере порожденной, произведенной природы, следовательно, к миру модусов, то есть в данном случае – к миру конечных человеческих духов. Но это особый, бесконечный модус, которому отведена роль своего рода связующего звена между атрибутом мышления и конкретным мышлением любого человека. Его можно понимать и как совокупность всех идей, развертывающихся в природе параллельно детерминирующимся вещам.

Понятия атрибута мышления и зависящего от него бесконечного разума, в котором от века реализована познаваемость мира, можно считать, доводят до предела интеллектуализирующую сторону и перечеркивают мистифицирующую функцию понятия Бога. Она, так сказать, вынесена за скобки в утверждении о бесчисленности атрибутов Бога-субстанции-природы. Исконная мистифицирующая функция понятия Бога фактически не играет никакой роли в познании реального мира. Когда несведущие люди ссылаются здесь на Бога, он выступает лишь убежищем незнания (asylum ignorantiae). Поднимаясь от чувственно-абстрактного познания к интуитивно-дедуктивному, мы полностью вырываемся из этого убежища.

Протяженно-телесный атрибут субстанции.

По примеру Декарта Спиноза отождествлял материальность с протяженностью, пространством. Он тоже представлял его как континуум и должен был объяснить, каким образом этот континуум порождает бесчисленные конкретные конфигурации тел, найти то общее начало, посредством которого осуществляется индивидуация бесконечно-пространственной субстанции в конкретно-пространственные модусы ее. Таким началом индивидуации являются движение и покой, ибо различие тел в качестве модусов протяженности происходит только вследствие изменения пропорции движения и покоя. Покой здесь уравнен с движением. Поскольку же ими обладают все предметы «порожденной природы», движение и покой трактуются как другой бесконечный модус, являющийся онтологическим посредствующим звеном между протяженностью как атрибутом субстанции и миром конкретных телесных вещей. Следовательно, движение исключено из числа атрибутов субстанции. В учении о протяженно-телесной атрибуте Спиноза – механицист, фактически не отличающийся от Декарта.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки