Церковная смута в Киеве в середине XII века

Карпов А. Ю.

Из новой книги "Юрий Долгорукий" (М., "Молодая гвардия", 2006. Серия "Жизнь замечательных людей")

Митрополит грек Михаил покинул Киев в 1145 году. Он отправился в Константинополь, где и остался, отказавшись возвращаться на Русь. По свидетельству поздней Никоновской летописи, причиной отъезда стало "некое волнение", то есть княжеские распри, а уже пребывая в Константинополе, митрополит "услыша наипаче многи волны и которы в Киеве и во всей Русской земле и того ради не приложи возвратитися на свой стол". Именно так, надо полагать, расценили в Константинополе захват киевского стола князем Изяславом Мстиславичем (13 августа 1146 года) и пленение, а затем и насильственное пострижение князя Игоря Ольговича.

Известно также, что перед своим отъездом митрополит Михаил оставил некое "рукописание", согласно которому без митрополита "не достоить" вести богослужение в кафедральном киевском Софийском соборе. Такое положение дел, конечно же, никак не могло устроить Изяслава Мстиславича. Не рассчитывая на возвращение Михаила (который, возможно, в том же 1147 году и умер) и не желая оставаться вовсе без богослужения в главном храме своего государства, киевский князь решил поставить на митрополичью кафедру русского иерарха, и притом обойтись без всякого участия Константинопольского патриархата. Во многом, этому способствовала неразбериха в самом Константинополе, где после добровольного ухода с патриаршества Михаила II Куркуаса и низложения Косьмы II Аттика (26 февраля 1147 года) патриарший престол пустовал до декабря 1147 года.

Выбор князя пал на известного своей ученостью инока и схимника Зарубского монастыря Климента Смолятича. Киевский летописец дает ему исключительно высокую оценку: он "бысть книжник и философ так, якоже в Рускои земли не бяшеть". Эта характеристика подтверждается и дошедшими до нас собственными сочинениями Климента, которые обнаруживают в нем незаурядного писателя, мыслителя и полемиста.

В личности самого Климента Смолятича многое остается неясным. Так, например, исследователи по-разному объясняют его прозвище: одни видят в нем свидетельство происхождения Климента из Смоленска (тем более, что имеются и другие подтверждения его особых связей с этим городом); другие считают отчеством (от имени Смолята). Не известно точно и где находился тот монастырь, в котором подвизался и принял схиму Климент: летописи знают два по меньшей мере "Заруба" в домонгольской Руси — город на Днепре недалеко от Киева, где находился монастырь, известный позднее как Зарубский Трактомировский Успенский или Крестовоздвиженский (определенно о том, что Климент происходил именно из этого "Заруба", сообщает переписчик Ермолаевского списка Ипатьевской летописи), и село в Смоленской земле. Из собственных сочинений Климента явствует, что он был блестящим эрудитом, богословом, в совершенстве владел аллегорическим методом толкования Священного Писания и не только прекрасно знал греческий язык и приемы византийской риторики, но был знаком и с так называемой схедографией — высшим курсом византийской грамматики. Полагают, что он получил образование в одном из высших учебных заведений в Византии и именно это дало ему право именоваться "философом". Позднейшие летописи называют его также "молчалником" — возможно, находясь в схиме, будущий митрополит принял на себя обет молчания.

Его поставление на кафедру всецело было инициативой нового киевского князя, который, по свидетельству летописца, и "вывел" Климента из "Заруба". В июле 1147 года по воле князя в Киеве собрался церковный собор, на котором присутствовало (по разным источникам) семь или девять епископов: Феодор Белгородский, Онуфрий Черниговский, Евфимий Переяславский, Дамиан Юрьевский, Феодор Владимиро-Волынский, Нифонт Новгородский, Мануил Смоленский, а также, возможно, Иоаким Туровский (не так давно насильно приведенный в Киев) и Косьма Полоцкий.

Мнения на соборе резко разделились. Епископы Нифонт Новгородский и Мануил Смоленский (последний родом грек) решительно высказались против самой возможности избрания митрополита собором епископов. "Не есть того в законе, яко ставити епископом митрополита без патриарха, но ставить патриарх митрополита", — приводит их слова летописец. Иерархи отказывались признавать такое поставление и даже совершать службу вместе с новоизбранным митрополитом, ссылаясь при этом на "рукописание" прежнего митрополита Михаила: "А не поклониве ти ся, ни служиве с тобою, зане не взял еси благословения у Святое Софьи (имеется в виду константинопольский патриарший Софийский собор. — А. К.), ни от патриарха. Аще ли ся исправиши, благословишися от патриарха, и тогда ти ся поклониве; ве взяла от Михаила от митрополита рукописание, яко не достоить нам без митрополита в Святеи Софьи (киевской. — А. К.) служити".

Однако большинство собора высказалось за избрание Климента. Решающий аргумент нашел черниговский епископ Онуфрий. "Аз сведе, — говорил он, — достоить ны поставити, а глава у нас есть святаго Климента (римского папы, принявшего мученическую смерть на рубеже I и II веков. — А. К.), якоже ставять греци рукою святаго Ивана (Иоанна Крестителя. — А. К.)".

По всей вероятности, Онуфрий и и его единомышленники в обосновании своих прав могли ссылаться на 1-е правило Апостольского собора ("два или трие епископы да поставляють единаго епископа"). Однако к описываемому времени оно уже давно не действовало, и прерогатива поставления митрополита на киевскую кафедру изначально принадлежала константинопольскому патриарху. Пример же с "рукой святаго Ивана" кажется совершенно неуместным: Византийская церковь не знала такого способа поставления архиереев. По-видимому, Онуфрий имел в виду нечто другое: использование десницы святого Иоанна Крестителя в обряде поставления на царство византийских императоров. (Об этом сообщал новгородский паломник Добрыня Ядрейкович — будущий новгородский архиепископ Антоний, посетивший Константинополь около 1200 года и составивший "Книгу Паломник" — описание константинопольских святынь. По его словам, в церкви Пресвятой Богородицы в Большом императорском дворце в Константинополе хранилась десница святого Иоанна: "тою царя поставляють на царство". Современные исследователи в принципе допускают возможность использования в обряде поставления императоров части мощей святого Иоанна. Как отмечает Б. А. Успенский, это "определенно вписывается в византийскую традицию"; более того, участие в этом обряде десницы святого Иоанна — той самой, которую он некогда возложил на главу Христа, уподобляло обряд коронации обряду крещения, а самого императора — Христу.) Как мы знаем, в Киеве хранилась часть этой святыни — перст святого Иоанна Крестителя, перенесенный сюда из Константинополя при князе Владимире Мономахе. Однако епископ Онуфрий предлагал воспользоваться не им, а другой, еще более чтимой киевской реликвией — главой святого папы Римского Климента, привезенной в Киев князем Владимиром Святославичем из Корсуни (где святой Климент принял мученическую смерть). Чудотворные мощи одного из первых римских патриархов, ученика святых апостолов Петра и Павла, должны были обладать в глазах просвещенных киевлян такой же дароносной и благословляющей силой в отношении киевского первоиерарха, какой обладала десница святого Иоанна в отношении византийских царей. Обращение к ним, по мысли епископа Онуфрия, могло компенсировать очевидное отступление от канонических правил и вполне заменяло патриаршую хиротонию.

Глава святого Климента хранилась в киевской Десятинной церкви, построенной князем Владимиром вскоре после Крещения Руси. Сам святой Климент почитался как "присный заступник" всей Русской земли и особенно града Киева — "велицей митрополии же мати градом", "старейшинствующаго во градех", а также как небесный покровитель княжеского рода и всех русских людей: им, великим угодником Христовым, "рустии князии хвалятся, святители ликуют, иереи веселятся, мниси радуются, людие добродушьствуют", — говорилось в посвященном святому Клименту торжественном Слове, произнесенном по случаю обновления киевской Десятинной церкви во второй половине XI или XII веке.

В событиях 1147 года как бы оживал дух первоначального русского христианства, времена Крещения, эпоха Владимира Святого. Римский святой, ставший небесным покровителем всей Руси, но не слишком почитаемый в Византии (где, насколько известно, ему не было посвящено ни одного храма), должен был зримо продемонстрировать церковную независимость Руси, способность ее князей и церковных иерархов принимать решения и без согласования с Константинополем.

Историческое событие произошло 27 июля 1147 года. "Тако сгадавше, — свидетельствует летописец, — епископи [г]лавою святаго Климента поставиша митрополитом". Этот день стал двойным праздником для князя Изяслава Мстиславича. Он настоял на своем, добился избрания на киевскую кафедру человека, лично обязанного ему, и притом русского, а не грека. И — конечно же, не случайно — выбрал для этого день памяти своего собственного небесного покровителя — святого великомученика и целителя Пантелеимона (это имя князь Изяслав Мстиславич носил в крещении). Святой Пантелеимон, наряду со святым Климентом Римским — небесным покровителем нового киевского митрополита, становился как бы участником киевских торжеств, освящал их своим незримым присутствием.

Климент Смолятич стал вторым в русской истории киевским митрополитом русином — после Илариона, возведенного на кафедру в 1051 году князем Ярославом Мудрым.

Однако с самого начала юрисдикция Климента Смолятича могла распространяться только на те области Руси, в которых признавалась власть киевского князя Изяслава Мстиславича. Даже в самом Киеве святитель не пользовался должным авторитетом — ход киевского восстания 1147 года показал это со всей очевидностью. Ни Юрий Долгорукий в Суздале и Ростове, ни Владимирко Володаревич в Галиче, ни Святослав Ольгович в подвластных ему землях не собирались признавать его в качестве законного иерарха. Ростовский епископ Нестор, во всем разделявший взгляды своего князя, даже не счел для себя возможным присутствовать в Киеве на соборе 1147 года. Хуже того, Климента не признали и некоторые из тех иерархов, которые представляли княжества, лояльные или даже союзные князю Изяславу Мстиславичу. Так, епископ Нифонт Новгородский открыто отказался совершать совместные богослужения с Климентом и поминать его имя на литургии. Для него Климент оставался всего лишь самозванцем и узурпатором митрополичьего престола. Нифонта поддержали смоленский епископ грек Мануил, которому, по выражению летописца, приходилось "бегать перед Климом", и, вероятно, полоцкий епископ Косьма. Точно также смотрели на самозванного митрополита и в Константинополе. Патриарх Николай IV Музалон, вступивший на константинопольский престол в декабре 1147 года, решительно поддержал епископа Нифонта в его противостоянии "злому аспиду" Клименту.

Это означало раскол Русской церкви.

Климент всеми силами старался произвести благоприятное впечатление на участников церковной полемики и переманить колеблющихся на свою сторону. Известно, например, о его переписке со смоленским князем Ростиславом Мстиславичем. Сохранился текст его послания смоленскому пресвитеру Фоме ("Послание, написано Климентом, митрополитом рускым"), в котором он пытался снять с себя обвинения в тщеславии и славолюбии, доказать, что не стремится к власти, но лишь подчиняется обстоятельствам и Божьей воле. (Правда, послание это дошло до нас в испорченном виде: отдельные его части перепутаны местами, а само оно, как явствует из заголовка, было истолковано неким "Афанасием мнихом", и потому трудно судить, что в сохранившемся тексте принадлежит Клименту, а что — его позднейшему толкователю.) И все же текст этого послания показывает киевского митрополита человеком волевым и решительным, отнюдь не лишенным честолюбия и умеющим утвердить свою точку зрения и убедить оппонента в собственной правоте:

"…Ты говоришь мне, что я ищу славы, — писал он Фоме. — Вот, я назову тебе желающих славы — это те, которые присоединяют дом к дому и села к селам, приобретают изгоев и сябров (зависимых крестьян. — А. К.), борти и пожни, пустоши и пашни. От всего этого я, окаянный Клим, вполне свободен; но вместо домов и сел, бортей и пожней, сябров и изгоев — 4 локтя земли, чтобы могилу выкопать, и эта моя могила на глазах у многих. И если я свой гроб вижу ежедневно по семь раз, то не знаю, с чего бы это мне тщеславиться, — ведь нет мне иного пути до церкви, как только мимо могилы…"

Обычай своими руками сооружать гроб для будущего погребения и держать его у себя на виду соблюдали многие известные подвижники прошлого. Киевский митрополит стремился подражать им. Как и они, он готов был отвергнуть земные богатства, всячески подчеркивал собственное нестяжательство. Но вот в отношении стремления к славе не мог говорить о себе с такой уверенностью

"А если бы я захотел славы, то это не было бы удивительным, — продолжал он, — ибо, по словам великого Златоуста, богатство презрели многие, а славу — никто. И тогда прежде всего, по мере своих сил, я искал бы власти, но Ведающий сердца и утробы, Он один знает, сколько я молился, чтобы избавиться от нее…" И затем еще раз о том же: "Славы же и власти желают не только миряне, но и монахи; и стремление к ним преследует нас до гроба. Если даже кто из нас и глубокой старости достигнет, то и тогда никак славолюбия оставить не может…"

Но убеждения и логика помогали плохо. В борьбе со своими противниками Клименту приходилось главным образом прибегать к помощи киевского князя. По словам летописца, он всячески "научал" князя Изяслава, а также каких-то других "своих поборников" против епископа Нифонта — признанного главы враждебной ему "партии". Изяслав же и без того не мог простить новгородскому владыке попытку заключения мира с Юрием. В следующем, 1149 году киевский князь и митрополит вызовут Нифонта в Киев и поместят его в Печерском монастыре. Здесь новгородский епископ пробудет до вступления в Киев князя Юрия Долгорукого в августе того же года. По-видимому, к этому времени относятся адресованные Нифонту грамоты константинопольского патриарха Николая IV Музалона: "патриарх же присла к нему грамоты, блажа и (его. — А. К.) и причитая к святем его, — свидетельствует киевский летописец, — он же боле крепляшеться, послушивая грамот патриаршь".

По всей вероятности, речь не шла о заточении в полном смысле этого слова. Нифонта лишь удерживали в Киеве, не давали возможности вернуться в Новгород. В Печерском же монастыре он чувствовал себя вполне свободно. По-видимому, монастырские власти, и прежде всего игумен Феодосий, сам грек по национальности, в его конфликте с князем и митрополитом были на его стороне.

В нашем распоряжении имеются сведения о том, что митрополит Климент и епископ Нифонт находили возможность вполне мирно беседовать друг с другом. Люди высокообразованные, они обсуждали, в частности, догматические вопросы. Запись некоторых их бесед сделал иеромонах новгородского Рождество-Богородицкого Антониева монастыря Кирик, автор знаменитых "Вопрошаний", который, по всей вероятности, сопровождал епископа Нифонта в его поездке в Киев. Он задавал вопросы Нифонту о разных казусах, касающихся богослужения и поведения священника, и записывал ответы, а иногда — и те комментарии, которые давал митрополит Климент. Но эти беседы ученых богословов касались вещей отвлеченных и по большей части второстепенных. В главном же — отношении к Византийской церкви и возможности избрания митрополита собором епископов — примирение между ними было невозможно.

Сближение Юрия и Нифонта в конце лета — начале осени 1147 года происходило на фоне их взаимного неприятия как собственно митрополита Климента, так и той политики, которую проводил князь Изяслав Мстиславич. В этой связи, между прочим, напрашивается предположение, что именование Нифонта архиепископом во время его поездки в Суздальскую землю, связано с обстоятельствами избрания Климента на киевскую кафедру. Нифонт мог быть возведен в этот сан константинопольским патриархом как старший среди всех епископов, не признавших Климента и сохранивших верность корнстантинопольскому патриархату. Во всяком случае его преемник на новгородской кафедре, Аркадий, этого титула иметь не будет.

…Так Юрию Долгорукому удалось нащупать уязвимое место в киевской политике Изяслава Мстиславича. Сделав ставку на митрополита Климента, тот попытался объединить вокруг себя национальные силы в Русской церкви. Но последние к середине XII столетия были еще слишком слабы. Нарушение же традиционных связей Киевской митрополии с Византией оттолкнуло от киевского князя многих из тех, кто в принципе был готов поддержать его. И Юрий в своей дальнейшей борьбе за Киев будет опираться не только на поддержку Константинополя и не только на грекофильствующие, враждебные Изяславу круги в самом русском духовенстве, но и на тех, кто был заинтересован в восстановлении прежних порядков, в преодолении возникшего по вине Изяслава церковного кризиса. <…>

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинение тарас, оформление реферата.



1  2  3 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки