Герцогиня Курляндская на пути к российскому трону

Доктор исторических наук Н. Павленко.

Десять лет правления племянницы Петра I Анны Иоанновны - с 1730 по 1740 год - остались в истории России мрачным безвременьем. Малообразованная, ленивая, жестокая и капризная, она не способна была управлять огромной империей. Публикуемая статья известного нашего историка, изучающего XVIII век России, рассказывая о годах, предшествующих вступлению герцогини Курляндской на русский престол, пытается выявить в ее воспитании и окружении, характере и обстоятельствах жизни те зерна, которые взрастили именно такого человека.

Время, когда со всех концов страны в Москву свозили красавиц на выданье, а царь выбирал из их числа суженую, отошло в прошлое. Уже мать Петра I сама присмотрела для сына невесту - Евдокию Лопухину. Правда, брак оказался недолговечным. По свидетельству современника, Евдокия, воспитанная по правилам архаичного Домостроя, хотя и была "лицом изрядная, токмо ума посреднего и нравом несходную своему супругу".

Вторую супругу Петр выбрал себе сам - не боярышню и не дочь чем-то отличившегося дворянина, а безродную пленницу Марту, служанку пастора Глюка. Вместе с ним она оказалась трофеем русских войск, овладевших небольшой крепостью Мариенбург, где пастор имел приход.

Резко изменилась при Петре и судьба царских дочерей. Прежде выдавать их замуж было не принято (свои бояре и князья вроде бы им не ровня), и они проводили однообразную жизнь в тереме, занимаясь рукоделием, развлекаясь играми и хороводами, сказками и пением. Только при Петре царские дочери обрели возможность выходить замуж за иностранных принцев. И сына своего Алексея Петр женил не на русской красавице, а на зарубежной принцессе Софии Шарлотте - сестре супруги австрийского императора.

Брачные контракты приобрели политическое значение: породниться с европейскими дворами значило получить еще один способ влиять на европейские дела. Правда, русское государство конца XVII - начала XVIII века в представлении европейских держав еще сохраняло репутацию варварской Московии, и среди кандидатов в мужья царским дочерям не видно было представителей английского, испанского, датского и французского дворов. Попытка выдать замуж общепризнанную в Европе красавицу Елизавету Петровну за французского принца не удалась, и брачный контракт так и не был заключен.

Между тем Петру надобно было определить судьбу пяти невест, достигших брачного возраста: трех племянниц, дочерей сводного брата Ивана, и двух своих дочерей от второй супруги, Екатерины Алексеевны (так стала именоваться пленница Марта, принявшая православие). Старшую из племянниц, Екатерину, родившуюся в 1691 году, Петр выдал замуж за герцога Мекленбургского, среднюю, Анну (1693-1740), - за герцога Курляндского. Для младшей, Прасковьи Иоанновны, девицы внешне непривлекательной, так и не удалось найти жениха.

Детство сестер протекало во дворце их матери, Прасковьи Федоровны (урожденной Салтыковой), отличавшейся некоторыми странностями. Она, например, была весьма и весьма неравнодушна к почестям, которые бы подчеркивали ее положение царицы. К концу жизни ее супруга, царя Ивана, у нее одних только стольников было 263 человека. После смерти мужа-царя обширный штат придворных заменила многочисленная челядь, которую Петр I характеризовал со всей откровенностью: "Двор моей невестки - госпиталь уродов, ханжей и пустословов...", имея в виду нищих богомольцев и богомолок, калек, уродов и юродивых.

Набожность царицы легко уживалась с беспредельной жестокостью. Автор исследования ее жизни М. И. Семевский рассказал об одном таком случае, в котором нрав царицы проявился со всей беспредельностью и заставил содрогнуться современников. (Все связанное с этим событием отражено в документах.)

Фаворит Прасковьи Федоровны Василий Алексеевич Юшков неосторожно обронил адресованное ему письмо царицы интимного содержания (было это в 1722 году). Его поднял подьячий Василий Деревнин и решил использовать нечаянный случай против Юшкова, своего злейшего врага. О судьбе письма узнали Юшков и царица. Деревнин был схвачен, брошен в тюрьму царицы, закован в пятипудовую цепь и допрошен с пристрастием, но так и не признался в находке. Тогда Деревнину, несколько лет управлявшему казной царицы, предъявили официальное обвинение в хищении денег. Теперь он оказался в застенках Тайной канцелярии. Царицу волновал не столько нанесенный ей материальный ущерб, сколько очень личное ее письмо к Юшкову. И вот однажды, разъяренная упорством Деревнина, вооружившись тростью, она отправилась в Тайную канцелярию и самолично стала добиваться у обвиняемого признания. Она била его палкой по лицу, затем, велев снять с него рубашку, с побагровевшим от гнева лицом стала наносить страшные удары по спине. Но тщетно. Тогда она прибегла к пыткам, заставившим ужаснуться даже видавших виды тюремщиков: велела жечь бороду Деревнина, а затем, вылив на раны водки, сама ее и подожгла свечой. На жертву страшно было смотреть, однако царица так и не узнала, где спрятано злополучное послание.

Жестокость - родовая черта Салтыковых, ею же отличался и брат царицы Василий Федорович Салтыков. Он так истязал свою супругу, что та сначала сбежала от него к родителям, а потом предпочла монастырскую келью издевательствам свирепого мужа. Об этом можно было бы и не вспоминать, если бы не тот факт, что в жилах Анны Иоанновны, десять лет царствовавшей в России, текла и кровь Салтыковых, людей жестокого и деспотичного нрава.

С детства ее характер формировала та нездоровая атмосфера, что царила при дворе матери. Обучая и воспитывая дочерей, Прасковья Федоровна руководствовалась домостроевскими наставлениями, хотя - то ли по собственной инициативе, то ли по внушению царя - держала учителей-иностранцев: немца Иоганна Дитриха Остермана и француза Рамбурха. Оба иноземца, видимо, готовили царевен к замужеству за принцев европейских дворов и заботились о знании языков и умении танцевать.

В дневнике датского посла Юста Юля есть такая запись, относящаяся к 1710 году: "В общем они (дочери Прасковьи Федоровны. - Н. П.) очень вежливы и благовоспитанны, собою ни хороши, ни дурны, говорят немного по-французски, по-немецки и по-итальянски". Секретарь английского посла Л. Вейсброд все же выделил внешность Анны Иоанновны, которую считал среди трех сестер самой привлекательной. Быть может, в девятнадцать лет Анна Иоанновна и действительно была миловидной и привлекательной, но в 30-х годах XVIII века ее образ, запечатленный художником, не вызывает симпатий. Известный историк В. О. Ключевский такими словами рисует портрет императрицы того времени: "Рослая и тучная, с лицом более мужским, чем женским, черствая по природе..."

Весной 1710 года Петр I вызвал племянниц из Москвы в Петербург - не только ради морских прогулок, столь любимых царем, но для того, чтобы устроить помолвку Анны Иоанновны с герцогом Курляндским. Их помолвка состоялась в июне.

Согласно старомосковским обычаям, будущий супруг мог увидеть свою невесту только за свадебным столом. До этого их судьбу решали либо родственники жениха и невесты, либо сваха. Личное знакомство принцесс с принцами западноевропейских дворов тоже чаще всего происходило во время свадебных торжеств (до этого они лишь обменивались портретами). Церемония же помолвки герцога Курляндского Фридриха Вильгельма и Анны Иоанновны вообще состоялась в отсутствие герцога (и так бывало). Его персону представлял гофмаршал, просивший руки царевны от имени своего господина.

Через несколько месяцев, в ноябре 1710 года, во дворце Меншикова прошли свадебные торжества, отличавшиеся необычайной для прижимистого царя пышностью. На свадьбу было приглашено множество гостей, включая флотских лейтенантов с их женами. Обязанности маршала исполнял сам царь. Гости разместились на 40 шлюпках, отправляясь во дворец Меншикова, который встречал жениха и невесту на пристани. Обряд бракосочетания состоялся в часовне при доме князя. Над невестой венец держал Александр Данилович, а над женихом - царь. После обручения сели за стол, при каждом тосте раздавалось 13 выстрелов. Затем начались танцы, в 11 вечера новобрачных отправили в покои.

После брачной ночи торжества продолжились, за обедом было выпито 17 заздравных чаш, после чего в зал внесли два огромных пирога, разместив их на двух столах. В каждом из пирогов, когда их разрезали, находилось по карлице - во французском одеянии и с высокой прической. Таковы были нравы, и не только в России! Одна из карлиц произнесла приветственную речь в стихах, затем обе, как писал датский посол Юст Юль, "под музыку весьма изящно протанцевали менуэт". После трапезы зажгли фейерверк, устроителем которого был сам царь. Над фейерверком горели слова, обращенные к молодым супругам: "Любовь соединяет". Бал продолжался до ночи.

Свадебные торжества длились две недели, распадаясь как бы на две части: свадьбу герцога с Анной Иоанновной и свадьбу карликов, устроенную в честь новобрачных. Последняя обставлялась со всей тщательностью. Сначала провели смотр карлов, свезенных со всей России (их царь распределил среди вельмож и велел роскошно экипировать), а 25 ноября состоялось венчание. За царем шествовали внешне приличные пары карлов и карлиц, а заключали процессию самые безобразные пары с уродливыми физиономиями, огромными животами, кривыми ногами.

В первой половине января 1711 года герцог наконец решил отправиться на родину, но из-за приступа лихорадки на несколько дней отложил поездку. Но по пути в Митаву он снова занемог и скоропостижно скончался. Закончился двухмесячный свадебный угар, и радость герцогини сменилась трагедией, коренным образом изменившей ее жизнь почти на два десятилетия. Вдова продолжила путь на родину мужа - навстречу унижениям и материальным невзгодам. Брачный контракт оказался пустой бумагой. Оставаясь герцогиней Курляндии, Анна Иоанновна не имела никаких юридических прав ни на собственность, ни на распоряжение казной (ее держал в своих нетвердых руках весьма престарелый дядя покойного, герцог Фердинанд).

Как жилось вдове на чужбине? Несладко. Чуждые ей нравы и обычаи, высокомерие местного дворянства - потомков тевтонских рыцарей, языковой барьер между герцогиней и придворными, постоянно испытываемые денежные затруднения, лишавшие ее возможности поддерживать престиж герцогини. Обстановка принуждала Анну Иоанновну рассчитывать на финансовую помощь дяди, но Петр, не поощрявший расточительности, рассматривал племянниц лишь как объект торга с соседями. Герцогиня без его разрешения не смела совершить ни одного самостоятельного поступка.

Представление об условиях жизни герцогини в Митаве, о чертах ее характера можно почерпнуть из писем, сохранившихся в архивах. Их содержание показывает Анну Иоанновну женщиной практичной, готовой терпеть унижение во имя достижения цели, достаточно разумной, чтобы ориентироваться в хитросплетениях придворной жизни Петербурга и использовать ситуацию в своих интересах. Неожиданно вспыхнувшая страсть к роскоши сделала ее жизнь трудной и обремененной долгами. Но она всегда хорошо знала, к кому можно обратиться с просьбой, кому достаточно письмеца с новогодним поздравлением, а кто находился в опале и поддержание связей с оным грозит бедой. В ее письмах поражает способность подлаживаться, униженно клянчить, использовать все рычаги воздействия на лицо, от которого она ждет помощи.

Таковы, в частности, ее письма к Меншикову и его семье. Светлейший принадлежал к корреспондентам, которым герцогиня чаще, чем другим, отправляла послания в первое десятилетие своего пребывания в Митаве. Анна Иоанновна считала небесполезным писать и супруге князя, и даже ее сестре Варваре Михайловне, имевшей большое влияние на Меншикова.

Так продолжалось до тех пор, пока князь, пользуясь доверием Петра, пребывал в силе. Однако в 1720 году возникло Почепское дело, обнаружившее беспредельную алчность Александра Даниловича и поставившее его в полуопальное положение. И тогда Анна Иоанновна посчитала, что общение со светлейшим не только не принесет выгоды, но еще и накликает беду. Опасаясь вызвать гнев раздражительного царя, она прекратила переписку с Меншиковым и членами его семьи (за 1720-1725 годы нет ни одного послания к нему Анны Иоанновны). За время, когда Меншиков, по образному выражению прусского посланника Мардефельда, пребывал "с петлей на шее", Анна Иоанновна обрела нового покровителя. Им оказался Андрей Иванович Остерман - восходящая звезда на политическом небосклоне (особенно после смерти Петра).

Поздравительные записочки она отправляла и членам царствовавшей фамилии: Петру I и Екатерине Алексеевне, их сыну Петру Петровичу и дочерям Анне и Елизавете. Правда, своего "дядюшку" просьбами обременять не осмеливалась. К нему герцогиня решилась отправить лишь единственное письмо-"слезницу", в котором жаловалась на свою бедность. Ее доходы столь незначительны, что на них она может содержать только поварню, конюшню, слуг да драгунскую роту, а обеспечить себя платьем, бельем, кружевами, алмазами и серебром лишена возможности. Бедность, жаловалась герцогиня императору, роняет ее престиж и влияние, ибо "партикулярные шляхетские жены ювели (ювелирные изделия. - Н. П.) и прочие уборы имеют неубогие, из чего мне в здешних краях не бесподозрительно есть". Неизвестно, откликнулся ли Петр на мольбу племянницы, но в том, что помощь была оказана, сомнений нет, ибо в 1725 году герцогиня напоминала императрице, чтобы та представительствовала перед супругом "о моих годовых определенных деньгах".

К супруге царя герцогиня несколько раз обращалась с жалобами на своих недругов, которые нанесли урон ее репутации добропорядочной вдовы, отчего строгая и безжалостная мать Анны Иоанновны пришла в такой гнев, что едва не прокляла свою дочь. Гнев царицы, отличавшейся неукротимым нравом и свирепостью, вызвали два обстоятельства. Ей стали известны интимные отношения дочери с Петром Михайловичем Бестужевым-Рюминым (его Петр I отправил в Курляндию - не только для управления имениями герцогини, но и для присмотра за ее поведением и защиты от нападок местного дворянства). Однако основной причиной продолжительного гнева матери, видимо, стало вмешательство дочери в семейные дела Василия Федоровича Салтыкова, до полусмерти избившего супругу. Герцогиня сделала попытку укротить жестокий нрав дяди. Но злобный дядюшка пожаловался сестрице на племянницу, вызвал сочувствие царицы и поссорил ее с дочерью. Лишь через четыре года Прасковья Федоровна смягчилась и соизволила простить "заблудшую" дочь.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки