Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Вот к чему привела присяга королевичу: вместо православного государя москвичи увидели в столице польского военачальника и наглую польскую шляхту и панов.

Пока был еще в Москве Жолкевский, он сдерживал бесчинства поляков, но вскоре он уехал, захватив с собою на пути, в Волоколамском монастыре, вопреки договору, несчастного бывшего царя Василия с братьями. В Москве начальником польского войска вместо него остался пан Гонсевский. С отъездом гетмана для Москвы наступило самое бедственное время.

Переговоры великих послов с королем затягивались. Принятые сначала с почетом, послы очутились потом в положении пленников. Многие члены посольства не выдержали, целовали, по требованию поляков, крест самому Сигизмунду, а не его сыну, и, получив от короля милостивые грамоты и подарки, отъезжали домой. Но не так поступили митрополит Филарет и князь Голицын, с твердостью переносили они все лишения и ни за что не соглашались отступить от договора, подписанного Жолкевским, а тем более признать царем самого Сигизмунда. Стойкость этих послов вызывает невольно благоговейное уважение к ним: их держали в палатках, раскинутых на бологе отчего они болели, им не давали необходимого пропитания и настаивали на том, чтобы они написали Шеину сдать Смоленск. Но Филарет ответил, что они никогда этого не сделают. Таким же твердым человеком оказался и воевода Шеин. Никакие угрозы польских панов не могли его заставить сдать твердыню Смоленска.

Когда северные и поволжские города узнали о захвате Москвы поляками и о присяге Владиславу, то при всем отвращении своем к сидевшему в Калуге Вору некоторые из них стали присягать ему, а не Владиславу, не желая видеть поляка на Русском престоле. Но в то самое время, как на севере присягали Самозванцу, он был убит одним крещеным татарином, и сама Калуга вскоре присягнула королевичу.

Со смертью Вора русские люди, верные своей Родине, избавились от большой опасности, и многие из них пожалели теперь, что так быстро признали Владислава, особенно когда они увидели, что в Москве всеми государственными делами заправляет пан Гонсевский. В то же время они не могли не видеть, что бедствия государства достигли крайних пределов. Всюду бродили шайки казаков, поляков и своих воров, которые грабили, убивали, насильничали; при этом свои воры и разбойники проявляли какую-то особенную жестокость, даже поляки им удивлялись. На Волге восстали почти все инородцы: черемисы, мордва, татары. Север захватили шведские отряды. Словом, не было •в несчастной России места, где можно было бы жить в безопасности. Многим русским людям казалось, что спасения уже нет, что государство гибнет. Появляется и ходит по рукам сочинение: «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства». В ярких красках описывая бедствия Родины, составитель плача восклицает: «Горе, горе. Увы, увы. Великая злоба содеяся и многомятежная буря воздвижеся, реки крови истекоша». Но не все приходили в такое мрачное отчаяние. В другом сочинении, написанном в том же 1610 году — «Новой повести о преславном Российском Царстве», восхваляется стойкость великих послов, особенно митрополита Филарета и защитников Смоленска. Составитель повести советует всем подражать им, клеймить безбожных изменников Михаилу Салтыкова и Федьку Андронова и призывает русских людей «лучше славно умереть, нежели безчестно и горько жить».

Во главе людей, еще не отчаявшихся в спасении государства, встал святейший патриарх Гермоген, человек твердой воли и строгих нравственных правил, хорошо умевший владеть пером и словом. Еще будучи митрополитом Казанским, он составил прекрасное сказание о явлении Казанской чудотворной иконы Божией Матери. Патриарх видел, что Сигизмунд вовсе не хочет отпускать сына, а сам желает занять престол. Он решил, что медлить нельзя, и начал рассылать по городам грамоты, разрешая народ от присяги Владиславу и призывая его присылать ратных людей для защиты православной веры и святынь московских. Русские изменники донесли о грамотах патриарха Гонсевскому, тогда поляки окружили Гермогена стражей и отняли от него даже перо и бумагу. Между тем разные города, получив грамоты патриарха и узнав о «великом утеснении» Москвы от поляков, пересылаются между собой грамотами и сами друг друга призывают на борьбу с поляками и ворами.

Первыми на призыв патриарха откликнулись рязанцы во главе с пылким их воеводой Прокопием Ляпуновым, который сам не раз был раньше зачинщиком смут, но теперь все готов был сделать для спасения Родины. В марте 1611 года вместе с многочисленным ополчением из разных городов он подходил уже к Москве, где враждебные отношения между жителями и поляками достигли крайних пределов. Москвичи открыто ругали короля, называя его «старой собакой», а королевича «щенком», а 19 марта, когда передовой отряд земского ополчения под начальством князя Димитрия Михайловича Пожарского входил в Москву и занимал Сретенку, в Москве загудели колокола, и москвичи единодушно поднялись против поляков. Но они, по совету изменника Салтыкова, подожгли в разных местах столицу, а сами укрылись за стенами Кремля и Китай-города. В течение трех дней пылала Москва — выгорело все Замоскворечье и так называемые Белый и Деревянный города. Поляки захватили на пепелище множество золота и драгоценностей, но мало позаботились о съестных припасах. Главные силы Ляпунова застали только груды дымящихся развалин и множество заражавших своим гниением воздух трупов людей и животных. Началась осада русскими людьми попавших в руки врагов Кремля и Китай-города.

В то время как Ляпунов, подкрепленный многочисленными отрядами казаков во главе с атаманом Заруцким, который после смерти Вора пожелал служить общерусскому делу, мужественно сражался с поляками, на Россию обрушилось новое бедствие: пал Смоленск. Сигизмунд, видя, что с митрополитом Филаретом не сговоришься, отправил его и других послов, согласных с ним, пленниками в Польшу. Русское войско в Смоленске было изнурено голодом и цингой, но Ше-ин не хотел и слышать о сдаче. Измена помогла королю: сквозь пробитую в стене брешь в месте, указанном изменником, поляки ворвались в город. Многие смольняне заперлись в соборном храме Богородицы, не желая сдаваться, подожгли бывший в подвале порох и вместе с храмом взлетели на воздух. Шеин оборонялся со своей семьей в одной башне и, весь израненный, был взят в плен.

Тогда же, благодаря измене, взят был и Новгород шведами. В Псков явился третий Самозванец. Бедствия увеличивались еще тем, что в земском ополчении, собравшемся под Москвой, начались раздоры. Казаки Заруцкого не ладили с земскими людьми; особенно ненавидели они Ляпунова. Пригласив для какого-то объяснения мужественного воеводу к себе в казачий круг, они его изменнически убили. После гибели Ляпунова большинство служилых людей разъехалось; под Москвой остались только казаки с Заруцким да прежние сторонники Вора во главе с князем Трубецким, которые лениво продолжали осаду Москвы, а больше занимались разбоем и грабежом.

В Русском государстве не было не только царя, как после свержения Шуйского, но не оказалось ни одного человека, которому бы можно было подчиняться. Не Заруцкого же и его воров было считать правителями государства! Все, казалось, рушилось, неоткуда уже было более искать помощи; но Божий промысел незримо хранил русский народ, которому предстояло великое будущее. Все потерялись, но не потерялся один, которому всех было хуже: это был великий духом патриарх Гермоген. Захваченный поляками в Кремле и заточенный в тесном заключении, он, несмотря на бдительность стражи, находил возможность, главным образом благодаря двум смелым нижегородцам, сноситься с русскими городами. Он снова шлет в города грамоту, в которой просит неуклонно стоять за православную веру против ляхов, да и против казаков, которые, как он слышал, хотят поставить в цари Воренка — сына Марины и Вора. Чтобы окончательно отрезать для старца-патриарха сношения с внешним миром, поляки и Салтыков посадили его в каменный подвал в Чудовом монастыре и там уморили его голодом.

Но смерть подвижника-патриарха за веру и Родину не пропала даром; мученическая кончина его еще более усилила новое народное движение, которое привело в конце концов к спасению Русского царства.

Нижегородское земское ополчение и избрание в цари Михаила Федоровича Романова

Последнее послание патриарха было обращено главным образом к Нижнему Новгороду. Во всю предшествующую смуту нижегородцы проявили удивительную стойкость: они ни разу не пристали к Вору и до последней минуты стояли за царя Василия. Теперь патриарх просит их писать в Вологду и в Казань, чтобы там не присягали Маринкину сыну. В конце грамоты Гермоген восхвалял нижегородцев и писал: «А вам всем от нас благословение и разрешение в сем веце и будущем, что стоите за веру неподвижно, а я должен за вас Бога молити».

Патриарх не ошибся в нижегородцах: в августе 1611 года жители Нижнего получили грамоту его, а уже через несколько месяцев в Нижнем, по почину великого гражданина Минина, готова была новая рать для освобождения Москвы от врагов.

В настоящее время в нижегородском Спасо-Преображенском соборе, с левой стороны, находится гробница с сенью из черного мрамора: здесь рядом с древними нижегородскими князьями и святителями покоится прах простого мясного торговца нижегородского — Кузьмы Минина Сухорука. И недаром погребен он на таком почетном месте; много ему обязано Русское государство своим спасением в годину лихолетия, он начал то народное движение, которое привело к избранию в цари Михаила Федоровича Романова.

Минин пользовался глубоким уважением со стороны своих сограждан и был выбран ими земским старостой. Он уже давно болел душой о бедствиях Родины. Грамота патриарха окончательно показала Минину, что Отечеству мало одних сокрушений и слов, что ему нужно дело, нужна работа. Созвав совещание главных представителей нижегородской торговой общины в земской избе, Минин предложил прежде всего найти денежные средства для нового ополчения. По общему приговору нижегородцы решили сделать сбор «пятой деньги», т. е. взять пятую часть имущества каждого; кроме того, они постановили во всем Кузьму слушаться и «приговор ему на себя дали». Так было начато великое дело.

Через два месяца в Нижний пришла грамота от Троице-Сергиева монастыря. В начале грамоты иноки обители яркими чертами изображали бедствия государства: «Поляки с изменниками нашими бесчисленную христианскую кровь пролили, святые Божьи Церкви разорили и осквернили, а твердого адаманта, святейшего патриарха Гермогена с престола низвергнули и в тесное заключение затворили». В конце своего послания архимандрит Дионисий с братией умоляли поспешить на спасение Москвы от поляков.

Грамота была прочитана торжественно в Спасском соборе протопопом Саввою, который горячо призывал молящихся идти на «заступление многоцелебных мощей московских чудотворцев». После молебствия, когда толпа выходила из собора, к ней здесь же, на соборной площади, обратился с своей знаменитой речью Минин. Он говорил, что, если понадобится, русские люди не только должны пожитки и дворы свои продавать, но должны быть готовы заложить и жен и детей своих для спасения государства. После речи Минина снова на площади народ молился во главе с архимандритом нижегородского Печерского монастыря Феодосией, и все молитвы сливались в одну: «Да спасет Господь царство русское». Ранее всего Кузьма Минин советовал избрать опытного воеводу. Нижегородцы с ним немедленно согласились. Однако найти хорошего воеводу было нелегко — мало было найти витязя храброго и опытного, нужен был еще муж искренний, твердый, ни разу не запятнавший себя какой-нибудь изменой. Такого человека нижегородцы нашли в лице князя Димитрия Михайловича Пожарского, который служил сначала законному царю Шуйскому, а потом сражался в земском ополчении Ляпунова. Пожарский ни разу не склонился, как другие, в пользу Вора или короля польского. Он принял предложение нижегородских послов и сказал, что «рад страдать до смерти за веру православную».

Казны военной было собрано много; были люди, которые не то что пятую часть своего имущества давали, а отдавали все, что имели, а сами становились в ряды войска. Князь Пожарский предложил нижегородцам и жителям других городов выбрать для заведования казной особого надежного гражданина. Все единогласно выбрали Минина.

Слух о новом земском ополчении быстро распространяется в разных городах. Раньше других вступают в ополчение служилые люди из Смоленска, Вязьмы и Дорогобужа, спасшиеся переселением в Нижегородскую область от польского плена. Затем подошли ратные люди разных поволжских городов, а также Коломны, Рязани, Вологды и других.

В начале марта 1612 года Пожарский мог уже двинуться из Нижнего. Как раз в это время ополчение узнало о мученической кончине патриарха Гермогена. Среди воинов передавались слова патриарха, сказанные им изменнику Салтыкову в ответ на предложение написать, чтобы нижегородцы не шли к Москве: «Да будут, — говорил старец, — благословенны те, кои идут на очищение Московского государства, а вы, окаянные изменники, будьте прокляты».

Князь Пожарский пошел к Москве не прямой дорогой, а двинулся сначала через Юрьевец-Повольский, Кинешму и Кострому на Ярославль для того, чтобы взять с собою ополчения из этих городов, а также чтобы очистить среднее Поволжье от шаек казаков и поляков. В Ярославле земское ополчение задержалось надолго: надо было устроить войско и образовать совет всей земли для управления делами.

Стоявшие под Москвой князь Трубецкой и атаман Заруцкий усиленно звали ополчение к Москве, но земские люди в Ярославле поговаривали, что казаки под Москвой хотят убить Пожарского так же, как убили Ляпунова.

Только после того как в Ярославль приехал келарь Троице-Сер-гиева монастыря Авраамий и стал убеждать от лица архимандрита Дионисия и всей братии поспешить, князь Пожарский и Минин выступили в поход. Однако опасения земского ополчения оказались верными: перед самым выходом ополчения, во время осмотра его князем Пожарским, на него было произведено покушение, к счастью, неудавшееся. Предатель, хотевший ударить князя ножом, перед смертью показал, что его подослал Заруцкий. Последний, узнав, что его гнусный замысел не удался, ушел с некоторыми казаками из-под Москвы, объявив себя за Воренка — сына Марины. Под Москвой оставались только те казаки, которые хотели помочь общему русскому делу. Однако полного согласия между ними и ополчением Пожарского не было. Князь и Минин мало доверяли казакам, которые еще так недавно стояли за Вора. Положение под Москвой стало весьма трудным: к полякам, сидевшим в осаде, приближался на помощь литовский гетман Ходкевич. Когда гетман попытался проникнуть в Москву, земское ополчение храбро его встретило, но лучше вооруженные поляки начали уже теснить наших. Исход битвы мог бы быть очень печальный, но войско из беды выручили Минин, который с конным нижегородским полком врезался в середину врагов, и казаки. Они вначале издали смотрели на битву, не принимая в ней участия; но увещания келаря Авраамия пробудили и в них любовь к Родине, и с криком «Сергий Преподобный!» казаки бросились на поляков. Последние были отбиты, даже обоз Ходкевича достался победителям. На другой день он совсем ушел от Москвы.

В Китай-городе и Кремле, где сидели поляки и русские изменники, начался сильный голод. Сначала страшно подорожали все съестные припасы (за корову платили 600 рублей, за кошку 8 рублей). Когда все, что можно было есть, было съедено, начали есть трупы животных, а потом перешли на трупы человеческие. Напоследок начали убивать для еды и друг друга.

16 сентября князь Пожарский писал полякам, что дольше сопротивляться им не стоит. В ответ на это предложение польские начальники прислали гордое и надменное письмо, где позволили себе нагло издеваться над русским войском и русским народом; но уже через несколько недель полякам пришлось сильно пожалеть о своем хвастливом и дерзком ответе: 22 октября русские взяли приступом Китай-город, а через четыре дня поляки должны были сдать и сам Кремль.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: решебники за 7 класс, контрольные 1 класс.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки