Современные представления о предмете историографии отечественной истории, ее задачах.

Быкова А.Г., Рыженко В.Г.

Термин историография неоднозначен как в предшествующей, так и в современной научной традиции. Само понятие происходит от греческих слов istoria - расследование и grajw - пишу, в точном переводе - описание расследования. Долгое время историографом называли историка, занимающегося историописанием. Так, первым историографом в России в 1747 году стал Г.-Ф. Миллер, затем - князь М.М. Щербатов. Именным указом Александра I это звание было даровано в 1803 г. Н.М. Карамзину. В XIX веке многие выдающиеся русские историки стремились к получению почетного титула историографа.

В современной литературе часто под историографией понимают:

либо историческую науку вообще, если говорят, например, о тенденциях современной историографии;

либо круг литературы по определенной теме (или иначе - история вопроса). Например, историография гражданской войны, историография Первой русской революции, историография Великой Отечественной войны и т.д.

Однако, в середине ХХ века окончательно оформилось и сложилось новое науковедческое наполнение этого термина: историография - это история исторической науки.

И соответственно, предмет курса отечественной историографии - история отечественной исторической науки. Объектом изучения выступает историческое знание, преломленное в историческом (историографическом) источнике, и выраженное, как правило, в виде исследовательской концепции.

В современном сообществе историографов наблюдается тенденция понимания предмета историографии в более широком, междисциплинарном поле. Историография как наука осмысливается на стыке науковедения, истории культуры, социальной истории. В связи с этим, обращается внимание не только на производство научного знания, но и на потребление и распространение его. Современные исследователи все чаще обращаются к таким категориям как историографический быт, культурное гнездо, социокультурная традиция, интеллектуальный ландшафт, интеллектуальный дискурс и др. При этом историографа интересует не только та или иная историческая концепция на выходе, но и индивидуально-личностная ее компонента, процесс ее создания, распространения, влияния и судьбы.

В науковедческой мысли на протяжении последних десятилетий уделялось большое внимание не столько готовому знанию, сколько способам его получения, что объективно стимулировало интерес к изучению активной творческой личности, личностному миру научных сообществ и нормативных регулирующих ценностей внутри них.

Однако науковедческие наработки 1960-70 гг. с трудом проникают в практику историографического анализа.

Традиционное невнимание историков к науковедению связано как с судьбами мировой культуры в ХХ веке, особенностями бытования науки в русской культурной среде, а также с реальными трудностями практического описания интеллектуальных процессов в стадии зарождения, а затем кристаллизации и манифестации позиций.

Если говорить о влиянии мировых культурных процессов, то, как известно, в ХХ веке судьбы мировой культуры переживают смену ведущих типов (переход от традиционных к индустриальным), и как следствие обозначенных процессов - господство массовой культуры с новыми ценностными ориентациями в науке на утилитаризм. Многие выдающиеся мыслители нашего века с тревогой констатировали разрушение храма чистой науки. Среди них Хосе Ортега-и-Гассет. Невнимание к науке, по мысли ученого, проявляется ярче всего среди самих практиков науки - врачей, инженеров, педагогов, которые большей частью относятся к своей профессии, как к автомобилю или аспирину, не ощущая никакой внутренней связи с судьбами науки и цивилизации. Еще одной причиной был стереотип рассмотрения науковедческой мысли исключительно на примерах точных и естественных наук, что привело к игнорированию историко-научных поисков историков рубежа XIX-XX вв.

И, наконец, гипертрофированная социализация науки, столь характерная для советского периода истории, своим следствием имела формирование определенного образа науки (науки пролетарской) и даже типа ученого историка, строго ориентированного на определенный социальный заказ, в котором практически была исключена методологическая деятельность, а рефлексия о науке подменялась верою в марксизм. По выражению П.Н.Милюкова, большевикам нужны были не ученые, а ремесленники. Во многом именно поэтому в практику советского исторического образования науковедческая мысль XIX- XX вв. почти не проникала, разве что в высшей школе в курсах исторического материализма наука рассматривалась как непосредственная производительная сила, а в курсах по историографии с конца 1960-ых гг. все настойчивее проводилась мысль о видении этой дисциплины как науковедческой.

Сегодня мы пришли к пониманию того, что историография как история исторической науки, безусловно, является частью интеллектуальной истории, которая демонстрирует в ретроспективе сложный, противоречивый, часто прерываемый процесс познания национальной истории.

Важнейшими задачами историографии как научно-образовательной дисциплины являются:

усвоение закономерностей развития исторической науки через изучение творчества ее конкретных служителей;

обучение принципам историографического анализа и умению ориентироваться в различных направлениях исторической мысли;

формирование бережного отношения к традиции, личности ученого-историка, принципов научной этики.

При этом, обращение к опыту прошлого, с одной стороны предостерегает от открытия велосипеда и сохраняет традицию историописания, с другой - помогает аккумулировать новые, зарождающиеся идеи для построения новой картины мира, ибо социокультурная традиция одновременно выполняет несколько функций: сохраняет, транслирует старое знание и формирует новое.

Чтобы понять закономерности развития исторической науки, важно обратимся к комплексу факторов, как внутреннего, так и внешнего свойства по отношению к исторической науке.

До самого последнего времени историография изучалась с помощью определенного набора подвижных оппозиций: материализм-идеализм, объективизм-субъективизм, генерализация-индивидуализация истории, марксистская- буржуазная наука и т.д. Правила, задаваемые этой парадигмой, по замечанию Г.И. Зверевой позволяли определять историю исторического знания как историю мысли в пределах высокой культуры, соотносимую с определенным историческим временем, культурно-историческим пространством, и в конечном счете - социально-исторической реальностью.

Постепенно складывался традиционный историографический канон, согласно которому исследователь выделял из текстов источников объективные сведения о возникновении и развитии теорий, методов, концепций, определял мировоззрение историка, причастность его к направлению или школе и значение концепции в истории науки и в истории общественно-политической жизни. И таким образом историк встраивался в сложившуюся историографическую культурную норму. В настоящее время культурная практика по-прежнему существует, хотя и переосмысливается по ряду позиций.

Историю пишет историк, - как он дышит, так и пишет. Поэтому, очень важно, выяснение личности автора, особенности его натуры, особенностей школы из которой он вырос, и ценностей века, в котором он живет. Этот личностный фактор не должен являться лишь контекстом исторической науки. Подлинной трагедией для истории исторической науки А.Н. Сахаров считает глубокий разрыв между реальной личностью историка, его судьбой, его научным поиском. Озарениями, творческими муками, успехами и ошибками и его оценкой с точки зрения запросов дня.

Общественно-политические воззрения историков, особенности их натуры, оказывают воздействие на историческое письмо и в плане жанра, стиля и в плане социальной нагруженности концепции. И общая направленность научных усилий историографа заключается в том, чтобы выяснить степень и своеобразие взаимовлияния этих факторов иих сплав в исторических взглядах историков.

Безусловно, что в иерархии факторов, влияющих на своеобразие историко-научной деятельности, большое значение имеют психологические черты, особенности личности историка.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки