Архитектоника русской культуры
Категория реферата: Рефераты по культуре и искусству
Теги реферата: предпринимательство реферат, диплом государственного образца
Добавил(а) на сайт: Kudrjashov.
1 2 3 | Следующая страница реферата
Архитектоника русской культуры
Интенсивное типологическое изучение культур в последнее время свидетельствует о том, что каждой национальной культуре, а еще в большей степени каждому региональному типу культуры и типу цивилизации свойственна своя логика исторического развития и соответственно строения, логика, отнюдь не исчерпываемая простой стадиальностью (формационного типа или более дифференцированной). Речь идет о том, что каждая историческая парадигма данной культуры имплицитно содержит в себе предпосылки формирования следующей парадигмы и в какой-то степени "программирует" (шаг за шагом) все историческое развитие этой культуры, не совпадающее с логиками других культур. В результате складывается неповторимая конфигурация национальной культурной истории, наглядно представимая не только 'в виде линейной "цепочки" сменяющих друг друга парадигм (парадигмальной "эстафеты"), но и в форме ступенчатой "пирамиды", в конструкции которой каждая последующая парадигма "наслаивается" на предшествующую, одновременно и продолжая, и преодолевая ее. Историческое строение такой парадигмальной "пирамиды" (в соответствий с заданной логикой культурной конфигурации или с определенным цивили-зационным алгоритмом) и образует национальную архитектонику той или иной культуры.
Здесь и далее мы будем исходить из представления об архитектонике культуры как смысловой конструкции, органически связующей культурную семантику и социо-динамику, раскрывающей внутреннее единство ценностно-смыслового и социально-исторического аспектов национальной (в данном случае - русской) культуры как целого и объясняющей ее историю исходя; из ее феноменологии как имманентную логику поступательного становления и развития во времени и пространстве.
Архитектонические различия культур становятся до известной степени очевидными при сравнительном изучении националыю-культурных эквивалентов стадиального развития (например, западноевропейского и русского Просвещения, романтизма, символизма, авангарда и т.п.). Типология национально-культурных эпох, а также соответствующих направлений и стилей объясняется не только различной интерпретацией исходных стадиальных принципов в культурах, но и различным историческим опытом национальных культур, шедших к той или иной стадии различным путем. В конечном счете архитектонические различия культур вызваны вариативной комбинаторикой социокультурных механизмов, лежащих в основании параллельных культурно-исторических процессов, подчас далеко "разводящих" типологически близкие парадигмы. Исторические превращения каждой культурной парадигмы зависят не только от того, какой регулятивный механизм породил это развитие, но и от того, какой конфигуратор'обусловил возникновение данной парадигмы в рамках предшествующей как некой цивилизациотюй программы.
Число социокультурных регулятивных механизмов, составляющих в своей последовательности для каждой конкретной культуры определенную (линеарную) композицию - логику культурно-исторического развития, цивилизационный алгоритм, - в мировой культуре относительно невелико: весь тезаурус подобных конфигураторов, вероятно, не превышает одного-двух десятков названий. В рамках одной национальной истории культуры их действует еще меньше. Так, для понимания имманентной логики развития русской культуры на протяжении одиннадцативековой истории можно выявить закономерность последовательного восхождения надстраивающихся друг над другом и в то же время сменяющих друг друга пяти основных регулятивных механизмов (конфигураторов): кумуляция, дивергенция, культурный синтез, селекция и конвергенция. Для большинства культур мира (в том числе большей части западноевропейских и восточных культур) подобная конфигурация истории, выраженная в данной последовательности регулятивных механизмов, вовсе не характерна, хотя эти механизмы, взятые в отдельности, известны и легко обнаружимы в разных национально-культурных историях.
Архитектоника русской культуры в своем историческом становлении претерпевает три этапа смыслового конфигурирования. Первый из них, самый длительный (X-XVII века), связан с первичной конфигурацией русской культуры и образован действием двух регулятивных механизмов, следующих друг за другом (отчасти параллельно), - кумуляции и дивергенции. Второй этап (XVIII - середина XX века) представляет собой совокупность явлений и процессов вторичной конфигурации, надстраивающихся над смысловыми структурами, образовавшимися в результате первичной конфигурации русской культуры; этот этап связан с действием развитой дивергенции и возникновением в результате ее кризиса механизмов культурного синтеза и селекции. Третий этап, получивший импульс своего развития по окончании Второй мировой войны и продолжающийся вплоть до настоящего времени, составляют процессы третичной конфигурации, связанные с блокированием механизма селекции и формированием нового интегративного механизма - конвергенции. Логика архитектонического развития состоит в том, что ни один из конфигураторов социокультурного целого не мог утвердиться (а во многих случаях и возникнуть) ранее предшествующего ему как своей предпосылке. Но ни один из регулятивных механизмов не выпадает из архитектоники целого культуры, служа основанием ("низшее") для следующих механизмов более высокого порядка и подспудно влияя на их организационный потенциал и функции ("высшее"), а также на архитектоническое строение культурно-исторического целого.
Кумулятивное развитие русской культуры
Механизм кумуляции (от лат. cumulatio - скопление) господствовал в древнерусской культуре почти на всем протяжении ее существования - с доисторических времен до XVII века. Кумулятивное развитие культуры, по-видимому, широко распространенное на начальных этапах истории большинства культур мира (особенно различных типологических вариантов первобытной культуры), характеризуется неупорядоченностью, спонтанностью, случайностью составляющих его процессов; при этом происходит простое присоединение структурно самостоятельных единиц. Простота и стихийность кумулятивных процессов в культуре придают кумуляции черты универсальности как первичной формы организации хаоса. Так, в древнерусской культуре это - смешение природного и социального, традиций язычества и христианства, кочевничества и оседлости, скифо-сарматского, хазарского, варяжского, византийского, половецкого, южнославянского, монгольского, финно-угорского, а позднее и западного (польского, немецкого и т.п.) влияний на исходный восточнославянский субстрат. Целое древнерусской культуры постепенно "слепляется" из совершенно разнородных компонентов, подобно "снежному кому". Однако этот процесс, аккумулирующий культуру по принципу соборности, родовой общины, возведенной в ранг культурного эталона, стихиен и внеисторичен; он способен продолжаться до тех пор, пока мера сложности целого не превысит возможности накопления и сохранения единства культуры, т.е. интегра-тивные возможности самого механизма кумуляции (в этом отношении довольно вялого и аморфного). После этого начинается неудержимый распад социокультурной целостности на всех уровнях ее самоорганизации и семантики, и кумуляция как механизм самоорганизации культуры сменяется дивергенцией, регулятивным механизмом, столь же тотальным и универсальным, но противоположным по своей направленности и смыслу.
Ни христианизация Руси, ни монголизация, ни государственная раздробленность в период удельного размежевания, ни процесс "собирания русских земель" московскими князьями не изменили характера древнерусской культуры и не содействовали формированию на основе кумуляции какого-либо иного регулятивного механизма (вроде агона в античной культуре, религиозной селекции, характерной для ветхозаветной истории Израиля, или схоластического универсализма, сложившегося в готический период западноевропейского средневековья). Кумуляция, соответствовавшая первобытному синкретизму, была одинаково успешной и в доисторический (языческий) период Древней Руси, и в период монголо-татарского ига (когда оседлая и кочевая культуры особенно интенсивно ассимилировались), и в эпоху "русского средневековья" (по существу, национального варианта восточной деспотии), хотя каждый из названных исторических периодов мог бы, по идее, потребовать особого конфигуратора.-Однако глубоко укорененный традиционализм древнерусской культуры не допускал смены регулятивного механизма иначе как в условиях цивилизационной катастрофы, в результате спонтанного культурного взрыва. С возникновением культурного плюрализма (включая плюрализм религиозный, политический, нравственный, эстетический и др.) механизм кумуляции, аналогичный "силовому полю", уже не смог выполнять прежних регулятивных функций по удержанию культурного целого, само существование которого оказалось невозможным в ситуации нарастающего раскола древнерусской культуры и самого ее носителя - древнерусского общества. Отсюда - неконтролируемое распространение ересей, бунтов, самозванств, народных брожений, религиозного раскола, т.е. всяческой "смуты".
Дивергентное развитие русской культуры
Именно раскол сложного социокультурного целого (во всех сферах и на всех уровнях русской культуры) послужил началом складывающегося нового регулятивного механизма — дивергенции (от лат. divergere - обнаруживать расхождение), означающего раздвоение, расщепление единого на противоположности, в то же время понимаемые как смысловые полюса противоречивого целого. Расхождение в понимании святости между последователями Иосифа Волоцкого и Нила Сорского и возникновение соответствующих идейных течений в православии (культурно-исторически восходящих к смысловой структуре двоеверия и в конечном счете стимулировавших раскол); рождение "самозванства" как смысловой антитезы самодержавию и установление национальной традиции двоевластия, впоследствии постоянно воспроизводимой в истории России и русской культуры; обострение отношений между светской и духовной властью, борющимися за самоутверждение и возвышение одной за счет другой, и следующее отсюда размежевание между верой и культурой, до того синкретически взаимосвязанными и неотделимыми друг от друга, появление национально-русского феномена "светской святости" (см. об этом в трудах А. Панченко); выделение официальной, государственной культуры ("Стоглав", "Лицевой летописный свод", "Степенная книга", "Великие Четьи-Минеи", "Домострой"), противопоставляемой культуре частной, демократической, "самочинной"; наконец, русский религиозный раскол последней четверти ХУЛ века, завершивший распад древнерусской культуры и цивилизации, - все это характерные проявления становящегося на рубеже XVI-XVII веков механизма дивергенции, в дальнейшем, на протяжении по меньшей мере трех веков, бывшего ведущим в истории русской культуры.
Важно подчеркнуть, что "детонатором" цепного процесса социокультурной дивергенции каждый раз выступал один и тот же механизм насильственной централизации культуры и общественной жизни (неотделимый от их унификации и монополизации государством), называвшийся в XVI веке "грозой". Этот механизм не образовывал особой культурной парадигмы и выполнял компенсаторную функцию: нараставшая плюрализация культурной реальности, вступавшая в противоречие с кумулятивным принципом "единопоточности", казалось, не может быть преодолена иначе как силой государства, подавляющего любое инакомыслие или "отклоняющееся" от жестких общеобязательных нормативов поведение. Однако чрезмерное социальное и политическое давление на культуру ("гроза") не только не сплачивало ее в монолитное целое (хотя в равной мере не способствовало дальнейшему развитию культурного плюрализма), но вело к неизбежно углублявшемуся расколу (по формуле: противодействие, равное действию). В результате культура поляризовалась в соответствии с антиномией "подчинение — сопротивление", и любые процессы в ней принимали последовательно дивергентный характер ("третьего не надо").
Спасительные в условиях тотального раскола культуры тринитарные интенции, исходившие от преп. Сергия Радонежского и его ближайших последователей и сподвижников (в том числе Андрея Рублева) и выражавшиеся в апологии Троицы и принципа троичности, максимально способствующего консолидации разобщенного общества и аморфной культуры, к этому времени постепенно угасли, формализовались, а потому не могли противостоять наступлению сплошной дивергентности русской культуры, а тем более способствовать становлению иного регулятивного механизма — объединительного, а не разделительного (ср. "троеперстие"). Подобные интенции возобновятся лишь к концу дивергентной парадигмы - в философии В. Соловьева и творчестве русских символистов рубежа XIX-XX веков, с характерной триадой "Истинь! - Добра - Красоты" и Представлением "трех сил" мировой истории, действующих в России и в масштабах всего человечества (Восток - Запад - Славянство/Россия).
В то же время и сама дивергенция как конфигуратор русской культуры несла в себе не только функцию дифференциации, или разделения надвое, но и специфически понятую интегративную цель-смысл - задачу первичного структурирования аморфного целого: ведь дивергенция в русской культурной истории "надстраивалась" над кумуляцией, логически следовала за ней и вытекала из нее. Поэтому дивергентное развитие русской культуры не вело ее к распаду, расщеплению или взрыву, но удерживало возникшие (в результате инверсионного разделения исходного единства) противоположности в рамках противоречивой, бинарной целостности (амбивалентных фреймов, складывающихся и сопрягающихся между собой по принципу "взаимоупора").
Дивергентное развитие русской культуры в XVIII—XIX веках привело к кристаллизации устойчивого российского феномена бинарности; непримиримые оппозиции составляли первоначально неотделимые друг от друга и генетически единые интенции отечественной культуры: реформизм и традиционализм; либерализм и консерватизм; западничество и славянофильство; космополитизм и почвенничество; материализм и идеализм; атеизм и религиозные искания; естествознание и гуманитарные науки; радикализм и охранение; действительность и искусство, и т.п. История культуры и культурная жизнь в России благодаря господству дивергенции превратились в перманентный спор, незавершенный и в принципе незавершимый диалог, полифоническое сочетание несводимых друг к другу и полемически заостренных явлений. Соответственно (дихотомично) определилась и концепция цивилизационной вненаходимости России (Россия как "своеобразная цивилизация", не принадлежащая ни Западу, ни Востоку, у П. Чаадаева; "Россия и Европа" Н. Данилевского; "Византизм и славянство" К. Леонтьева; Россия и "всемирность" у Ф; Достоевского и т.д.).
В 60-70-е годы XIX века в русской культуре восторжествовал лозунг и принцип "Примирения нет!", одинаково поддержанный радикалами и консерваторами, правительственным официозом и оппозицией и приведший к трагически безысходному взаимному непониманию, даже взаимной неуслышанности различных течений, пластов и явлений русской культуры. Апофеозом радикальной непримиримости в обществе стал расцвет терроризма в России - не только социального и политического экстремизма и криминализации общественной жизни, но мощного и своеобразного культурного явления, сочетавшего в себе идеологическую модель, нравственное самооправдание, религиозное подвижничество, эстетизацию личной жертвенности и героизма во имя великих общественных целей (благо народа) и гуманистических (в конечном счете) идеалов. Помимо демонстративной нравственной, религиозной, политической, эстетической и т.п. амбивалентности русский терроризм как феномен культуры (характернейшими его представителями стали В. Засулич и Б. Савинков [В. Ропшин]) знаменовал собой исчерпанность "собственно культурных" в традиционном понимании (т.е. духовных) средств убеждения и воздействия на общество (например литературы, публицистики, критики, искусства, философии) и выдвижение на первый план культуры социально-практических, экстремистских, а потому сильнодействующих благодаря своей нравственно-религиозной "недозволенности", политической и правовой "запрещенности" поступков, ненормативных актов, а именно - непосредственного и ничем не ограниченного насилия, первоначально индивидуального, а затем и массового, даже тотального.
Если бы в основании, дивергентных процессов русской культуры лежал какой-то более "сильный" интегративный механизм, нежели кумуляция (например универсализм возрожденческого типа, в свою очередь апеллировавший к средневековому схоластическому универсализму и подражавший античной агональности), то механизм дивергенции приобрел, бы игровой или риторический характер стилевой "соревно-вательности" (как в западноевропейском барокко) или конфессионально-бытовой селекции (как в эпоху западной Реформации). Однако вялая и слабая интеграция культуры, осуществляемая в рамках кумулятивных процессов, не могла эффективно сопротивляться дивергенции, сплошь принимавшей формы раскола, к тому же осложненного взаимным ожесточением сторон и социокультурной легитимацией насилия. Отсюда - тотальный характер дивергенции в русской культуре XVII-XIX веков, охватывающей самые тонкие смысловые структуры - вплоть до конфронтации литературы и литературной критики, гуманитарных наук и естествознания, психологии и физиологии, философии культуры и философской антропологии, эстетизма и утилитаризма в искусстве и т.п.
Дивергентное развитие в течение трех веков вывело русскую культуру на грань революционного взрыва» экстремальность и успешность которого в истории определяется остротой противостояния нормативных состояний культуры и ее антинормативных устремлений, взаимоисключением утверждающих и отрицающих ее интенций. Причем это амбивалентное состояние, дуализм проникали в каждое отдельное явление, в каждую творческую индивидуальность, в каждый процесс; дивергенция была чревата расщеплением каждой личности и каждого смысла культуры на антиномичные нормативные и антинормативные компоненты, диаметрально противоположные оценки одних и тех же явлений. Бердяев отмечал, что все деятели культуры Серебряного века были людьми "двойных мыслей"; двоемыслие укоренялось и в массовом общественном сознании: все важные слова и понятия, нормы и ценности обретали двойное, нередко взаимоисключающее значение. Глубина и универсальность дивергентных процессов в русской культуре рубежа XIX-XX веков выражались в том, что дивергенцией были охвачены самые глубинные ментальные структуры культуры - расщеплялось ее, казалось бы, далее не разложимое смысловое "ядро". Подобным восстанием культуры против собственной традиционности и самоидентичности был ознаменован Серебряный век, закономерно разразившийся революцией.
Попытка культурного синтеза в истории русской культуры
Вместе с тем аналогии Серебряного века с эрохой Возрождения (ср. концепцию "культурного ренессанса" Бердяева) при всей своей метафоричности и условности вполне правомерны: преобладающим в культуре этого времени становится конфигуратор культурного синтеза, затронувший не только различные виды искусств, но и другие специализированные культурные формы (науку, философию, религию), а также специализированные формы культуры (политическую, правовую, хозяйственную культуру России этого времени). Более того, русская культура Серебряного века стремилась интегрировать в себе и социальную действительность (социум), и личную жизнь деятелей культуры, и повседневное поведение простых людей как специфические феномены культуры. Был вЫработан универсальный символический язык культуры, "снимавший" в себе антиномии онтологического и эпистемологического, эмпирического и трансцендентного, социального и культурного, образно-ассоциативного и понятийно-дискурсивного и т.п., не только позволявший интегрировать морфологически различные феномены русской и мировой культуры этого времени, но и сближать явления далеких в стадиальном и региональном отношении культур (древности, средневековья. Просвещения, романтизма и модерна, классики и современности, Запада и Востока).
Однако культурный синтез, к которому стремился русский Серебряный век, был противоречив и неограничен (подтверждением служат такие его культурные плоды, как русский авангард, русский неопозитивизм, русский революционный марксизм и его крайнее, экстремистское течение - большевизм). В отличие от западноевропейского Ренессанса, в основании которого лежали культурно-регулятивный механизм универсализма и принцип индивидуалистического гуманизма, русский "культурный ренессанс" осуществлял семантический синтез, предполагавший взаимодополнительность двух "нижележащих" механизмов - кумуляции и дивергенции, во многом взаимоисключающих, а потому, в случае интеграции, "взрывоопасных". Отсюда кратковременность Серебряного века как парадигмы, системная нестабильность его выдающихся культурных достижений (в области литературы и искусства, философии, общественно-политической и религиозной мысли), а главное - его внутренняя противоречивость в социально-политической и морально-этической сферах, остроконфликтная анти-номичность нравственного и эстетического, политического и религиозного, социального и философского, личностного и коллективного, массового и элитарного. Культурный синтез в Серебряном веке был осложнен дивергентностью, приобретавшей все более жесткий и безальтернативный характер, и в конечном счете оказался вытеснен ею как эпохальный конфигуратор русской культуры и российской истории. Однако это не было простым возвратом к прежнему конфигуратору дивергенции.
Нараставшая внутренняя поляризация русской культуры конца XIX - начала XX века приводила к "расщеплению" культурного ядра, выразившемуся в наполнении ключевых понятий и представлений культуры противоположными и нередко взаимоисключающими смыслами, полярными оценками (достаточно вспомнить осмысление различными идейными течениями в это время таких явлений, как "революция" и "реформы", "либерализм" и "демократия", "социализм" и "капитализм", "материальность" и "духовность", "наука" и "религия", "нравственность" и "польза", "личность" и "массы", "хулиганство" и "рутина", "хамство" и "творческая активность", "мещанство" и "интеллигенция" и т.д.). Дивергентный qomioKynbTypHbra процесс перерос в революционный, взрывной тип социокультурной динамики, в котором процессы качественного размежевания и борьбы различных ценностей, норм и тенденций в русской культуре заслонили собой, а затем и остановили объединительные, синтезирующие ее тенденции и процессы.
Русская революция (в том числе "культурная революция", расцвет "левого", авангардистского искусства, рост насилия и его апологии как особых феноменов культуры и т.п.) знаменовала собой осуществление такого инновационного синтеза предшествовавших тенденций и форм, который решительно порывал и с ними, и со всем культурным наследием прошлого, выступая как их последовательное отрицание. В то же время дивергенция, положенная в фундамент этого синтеза, распространилась на целое культуры и не только осуществила миссию гражданской войны в культуре с делением на "красных", "белых" и разного рода "попутчиков" (идея Л. Троцкого), но и привела к трагическому распаду русской культуры на две -советскую и культуру русского зарубежья (в результате чего реализовалась ленинская концепция "двух культур в одной" - правда, применительно только к национальной культуре, русской, в течение более чем трех веков развивавшейся в русле дивергентных процессов, а потому в принципе чреватой расколом).
Отныне уже не одна, а две русские культуры существовали в мировой культуре, притом не только в разных смысловых пространствах, с различными идеологическими (в том числе политическими, философскими, религиозными, художественно-эстетическими и этическими) установками, но в разных географических ареалах. Впрочем их своеобразие и пути дальнейшего развития определяли не столько их культурный контекст и исторические условия развития (асимметричные по отношению друг к другу), но их взаимоотношения, выливавшиеся в идейную конфронтацию, огульную критику и жесткое обличение, игнорирование и замалчивание друг друга, непримиримое отчуждение, последовательно проводимый смысловой контрапункт, т.е. в различные формы антидиалога.
Селективное развитие русской культуры
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: диплом, ломоносов реферат.
1 2 3 | Следующая страница реферата