Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Более взвешенным представляется суждение Э. Я. Баталова: "Любой социально-утопический проект - это "слепок" с породившего его общества, обратная проекция одной исторической эпохи в другую (прошлого - в настоящее, настоящего - в будущее и т. п.)"44 . Утопическое сознание Э. Я. Баталов вслед за И. В. Бестужевым-Ладой определяет как "сознание, порывающее с объективными законами функционирования и развития общества и полагающее его идеальный образ путем произвольного конструирования"; социальная же утопия идентифицируется этим автором как "произвольно сконструированный образ желаемого (и в этом смысле идеального) общества"45 .

По мнению Л. Сарджента, в классической утопии первичен нравственный идеал, а социальная организация вторична. В современной же утопии главное - разумная организация. Утопия, по Л. Сардженту, есть не что иное, как подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованное (как на уровне институтов, так и на уровне человеческих отношений) совершеннее, чем то общество, в котором живет автор46 .

Немалый интерес в процессе изучения и осмысления литературного жанра социокультурной утопии представляют статьи германских исследователей, опубликованные в материалах Билефельдского междисциплинарного коллоквиума47 .

Заметим, что особую ценность в типологизации социокультурных утопий, изучении взаимодействия между утопией и традицией, определении специфики этой формы отражения общественно-политической мысли представляют работы таких крупных европейских мыслителей XX века, как К. Мангейм и Е. Шацкий, которые сумели не только пристально рассмотреть феномен утопичности сознания, но и поставить под сомнение границу между утопией и политикой48 .

Наконец, бесспорно утверждение К. В. Чистова: "Утопическое мышление, или утопическое творчество, т. е. стремление представить себе возможные очертания будущего идеального (или, по крайней мере, значительно лучшего по сравнению с современным) общества, родственно литературному, или шире - художественному творчеству"49 .

Солидаризируясь с этим мнением известного фольклориста и литературоведа, позволим себе высказать собственное суждение о том, что составляет сущность анализируемого жанра. На наш взгляд, социокультурная утопия - это произведение, имеющее литературный сюжет и отражающее искреннее представление автора об идеальном обществе.

Именно сюжетность, авторство и искренность отделяют понимаемую таким образом социокультурную утопию от народных преданий о "некотором царстве" и мечтаний о золотом веке, с одной стороны, сатирической литературы - с другой, футурологических проектов - с третьей. Социальная утопия не является и научной фантастикой, хотя граничит с нею, ибо, в отличие от последней, утопия возникла задолго до тех времен, когда прогресс науки и техники стал в значительной мере определять общественное сознание. Литературная ценность социокультурных утопий проблематична. Зачастую авторы создавали откровенно слабые в литературном отношении сочинения; оправданием таким утопистам может служить то, что в утопическом жанре литературные достоинства важны, но не приоритетны.

Утопические произведения русских консерваторов в полной мере отразили ту аргументацию, с которой отечественный традиционализм противостоял либеральным и социалистическим идеям. На страницах романов, вышедших из-под пера консервативных утопистов, оживало некое будущее, в котором и Россию, и Германию ждали великие испытания. Но если романистам-консерваторам, многие из которых являлись видными общественно-политическими деятелями, грядущая Россия виделась процветающей и благоденствующей страной, то перспективы Германии представлялись им далеко не такими безоблачными. Это не удивительно - ведь Германия олицетворяла собой совсем не ту модель, по которой должна была, по их убеждению, развиваться Россия. Не случайно в ряде консервативно-утопических литературных проектов "альтернативной истории" критическая оценка исторического потенциала Германии и скрупулезный анализ "запаса прочности" германского народа занимают далеко не последнее место.

В романе Н. Н. Шелонского "В мире будущего" (1892), где действие происходит в цветущей Сибири в 2892 году, куда чудесным образом попадают русские ученые - современники автора, приводится панорамная картина перспектив русско-французского сотрудничества, развивающегося на фоне упадка Англии. Идея симбиоза России и Франции настолько захватила романиста, что он вообще отказал центрально-европейским народам в перспективах самостоятельного развития: "Германии и Австрии, как отдельных государств, не существует уже около тысячи лет. Пятьсот лет прошло, как и сами названные национальности перестали существовать"50 .

В неоконченном романе "Через полвека" (1902), принадлежащем перу активного деятеля русского консервативно-монархического движения С. Ф. Шарапова51 , некий житель Москвы, заснувший в 1899 году, просыпается в благоденствующей России в 1951 году, преобразованной согласно принципам доктрины позднего славянофильства. Знакомясь с географией заметно разросшейся Империи, герой узнает, что она привольно раскинулась от Северного и Адриатического морей на западе до Индийского и Тихого океанов на востоке. В состав России вошли Австрия, Чехия, Моравия, вся территория Польши, Восточная Пруссия, Венгрия, Хорватия, Сербия, Румыния, Болгария, Греция, Афганистан, Иран, Маньчжурия.

Изучая "политическую летопись полувека", герой знакомится с историей заката германского могущества. Выясняется, что в 1900 году в обессиленном Китае начались массовые беспорядки, усмирить которые (а фактически - разделить Китай) поспешили европейские державы. Вдохновительницей похода Европы на Дальний Восток выступила Германия. Россия заняла в отношении Китая позицию дружественного нейтралитета, не участвуя в военной экспедиции "европейского концерта" и сосредоточившись на охране зоны Транссиба. Два года спустя в Китае развернулось широкое движение против европейского присутствия. Россия вновь воздержалась от интервенции, уступив Пекину Дальний и Порт-Артур и "исправив таким образом свои границы". И в этот раз в натиске Европы на Дальний Восток первенствовала Германия - 200-тысячный немецкий экспедиционный корпус проводил многочисленные карательные акции, всколыхнувшие российское общественное мнение. Китайский император обратился к царю за поддержкой. "Россия осталась нейтральной, но по секрету было разрешено офицерам, не выходя в отставку, поступать в китайские войска, - увлеченно делится с гостем из прошлого молодой профессор Тульских высших политехнических курсов. - Негодование против немцев было так велико, что этим разрешением воспользовалось множество наших офицеров запаса". Ведомые русскими командирами, китайские войска стали одерживать победы, что привело в конце концов к разрыву дипломатических отношений между Россией и Германией, а затем - к прямому военному столкновению, начавшемуся без официального объявления войны. Германские войска вошли в Царство Польское, но развить успех не смогли - армия союзной Берлину Австро-Венгрии сложила оружие. Оставшаяся в одиночестве Германия, изнуренная военными кампаниями в далеком Китае, оказалась не в состоянии продолжать борьбу. Русские войска заняли Берлин, французские - перешли Рейн и оккупировали Эльзас и Лотарингию, английские - захватили германские колонии и флот.

Переход Центральной Европы и Балканского полуострова под юрисдикцию православного государя усугубил и без того глубокий духовный кризис католической части Европы, в большинстве своем отшатнувшейся от папства и распавшейся на автокефальные национальные церкви, в т. ч. и германскую52 .

В утопическом сюжете выдающегося религиозного философа В. С. Соловьева "Краткая повесть об Антихристе" (в 1901 году увидело свет уже 3-е ее издание) приведены апокалиптические пророчества со счастливым концом. Начавшийся XX век, по мнению автора, должен стать "эпохою последних великих войн, междоусобий и переворотов". Более того, этому веку суждено явиться временем торжества панмонголизма, возникшего в Японии в конце XIX столетия. "Новое монгольское иго над Европой" длится полвека, сопровождаясь глубоким смешением и взаимопроникновением европейских и восточных идей, ренессансом "древнего александрийского синкретизма". Освобождение Европы достигается "международной организацией соединенных сил всего европейского населения"; в результате "старый традиционный строй отдельных наций повсюду теряет значение, и почти везде исчезают последние остатки старых монархических учреждений". Постмонгольская Европа резко отличается от домонгольской и превращается в союз более или менее демократических государств - Европейские Соединенные Штаты. Столицей этого союза становится Берлин, а пожизненным президентом избирается всемирно известный ученый и богатейший капиталист, которого Соловьев поименовал так: Грядущий человек. Он обеспечивает вселенский мир и пишет мудрейшую книгу, которая с гениальной художественностью возвещает человечеству Истину, примирившую все противоречия.

Но этим сверхчеловеком движет тщательно скрываемая от посторонних глаз гордыня, вобравшая в себя "признаки совершенно исключительного, напряженного самолюбия и сомнения при отсутствии истинной простоты, прямоты и сердечности". Грядущий человек в своих помыслах противопоставляет себя Христу. В ночи новому вершителю судеб человечества является пронзительный взгляд его истинного наставника - и пришедший в мир Антихрист подолгу беседует с Сатаной.

Созвав в Иерусалиме на четвертом году своего "царствования" вселенский христианский собор, Антихрист, получивший к этому времени диплом доктора теологии Тюбингенского университета, упивается своим могуществом и претендует на роль божественного заступника всех христиан. Большинство - "поверхностные христиане" - готово поверить ему, соблазнившись посулами или попав под воздействие магии всемогущего повелителя. Меньшинство, не убежденное в том, что присутствует при втором пришествии, объединяется вокруг своих вождей - папы Петра II (итальянца по происхождению), православного старца Иоанна и немецкого протестантского теолога Эрнста Паули, которые демонстративно придвигаются друг к другу, показывая Врагу единство истинных христиан независимо от их конфессиональной принадлежности. Иоанн распознает в императоре Антихриста и гибнет по его воле, папа Петр предает Грядущего человека анафеме и тоже гибнет. Немец Паули (Павел) от лица меньшинства делегатов собора призвал полумиллионную армию паломников, "удалившись в пустыню, ожидать неминуемого пришествия истинного Владыки нашего Иисуса Христа". Возглавляемые немецким теологом противники Антихриста дождались воскрешения двух убитых праведников, а затем все вместе двинулись к Синаю. Туда, в Аравийскую пустыню, стали стекаться "толпы верных ревнителей истины". В ходе последней битвы добра и зла, разыгравшейся у Мертвого моря, воинство Антихриста сгинуло в огненных потоках лавы, извергнувшейся из внезапно открывшегося вулкана. Христиане, ведомые Петром, Иоанном и Павлом, двинулись к горе Сион - и "увидели Христа, сходящего к ним в царском одеянии и с язвами от гвоздей на распростертых руках"53 .

Показательно, что в своем сюжете проповедовавший идеал всемирной теократии В. С. Соловьев наиболее активную, действенную борьбу с Антихристом препоручил именно немецкому теологу.

В 1921 году один из вождей белой эмиграции, казачий генерал П. Н. Краснов, проживавший, между прочим, в Германии, в местечке Вальдфриден под Дроссеном, создал роман "За чертополохом" - пожалуй, самую яркую и масштабную русскую монархическую утопию, своеобразную эпопею (правда, незавершенную). Действие романа разворачивается во 2-й половине XX веке в России, которая к этому времени является для Европы загадочной terra incognita, чьи границы непроницаемо защищены плотной стеной гигантского чертополоха - он буйно разросся на земле, обильно удобренной телами сотен тысяч красноармейцев, погибших при безрассудной попытке большевистского руководства прорваться в Европу и устроить там революцию. Одну шестую часть суши, некогда занимаемую великой страной, европейские картографы закрасили черным цветом и написали поверх красной краской страшное слово "чума". Сама же Европа (а отчасти и Америка) к 19** году испытывает социальные катаклизмы и экономические потрясения, связанные с растлевающим влиянием "слуг Третьего интернационала", падением нравственности, издержками демократической формы правления и всесилием золотого тельца. Отчаянная попытка нескольких смельчаков (германские подданные русского происхождения, а также немец, немка и американка) пробиться на восток сквозь чертополох увенчалась успехом. Преодолев заросли, отважные путешественники, влекомые к неведомой родной для большинства из них земле, два дня шли по пустынному, но живому лесу, прежде чем обнаружили следы местных жителей. Немецкий профессор, доктор медицины и философии Берлинского университета депутат рейхстага Карл Клейст, глядя вокруг, радостно заключил: "Мы открыли новую землю, богатую землю, но землю пустую. Нам нужно возможно скорее вернуться домой и снаряжать экспедицию для колонизации этого чудного края… Сто лет тому назад мы, немцы, говорили, что славяне - это навоз для германской расы. Они сыграли роль этого навоза. Поля утучнены кровавыми жертвами, земля отдохнула и стала девственно плодородной. Германскому народу пора приступить к ее обработке"54 .

Но этим планам не суждено сбыться, поскольку ошеломленные путешественники обнаруживают в бывшей России - Россию новую, могучую, процветающую, живущую под властью великого царя в полной гармонии с разумом, Богом и природой. Государь Михаил II Всеволодович уже готов вырубить чертополох и послать непобедимые воздушные армии в Европу, дабы спасти погрязшие в мерзости социальной розни западные народы, передать им рецепт построения благоденствующего, бесконфликтного, здорового общества.

В беседе с пришельцами царь делится своими сомнениями по поводу возможности установления дружественных отношений с Германией конца XX столетия: "Современная Германия кажется нам столь отвратительной, что мы не знаем, сможем ли мы дружить с нею, как дружили наши предки с Германией Фридрихов и Вильгельмов!".

Путешественники горячо обсуждают увиденное и приходят к выводу: Европу спасет лишь монархия, демократия же окончательно погубит ее. Дальнейшие перипетии романа иллюстрируют эту идею, квинтэссенцию которой выразил 80-летний депутат рейхстага, ветеран Первой мировой войны, почитатель Гинденбурга, германский патриот, аристократ по рождению: "Никогда народ не может сговориться и дружить с народом. Слишком много мнений, слишком много голов. Дружить и жертвовать своими самолюбиями во имя общего дела могут только коронованные монархи. И Германии надо искать такового. Германия ищет его сейчас. Stahl Helm заговорил! Он найдет нужное имя, он скажет то великое слово, которое спасет и возвеличит Германию…".

Спустя два года российская граница распахнулась, и Польша с Финляндией, покончив с социализмом, добровольно перешли под управление русского царя. Восстановлено железнодорожное сообщение между Берлином и Санкт-Петербургом. В Германии началось медленное "оздоровление во всем": "Она вся в кипении. Еще держится социалистическое правительство, но оно уже при последнем издыхании. Оно продолжает лишь бороться с церковью и насиловать школу и искусство. Коммунисты объявлены вне закона. Общество Stahl Helm ширится и растет. Несмотря на школу, вопреки школе в семье выращивается старый, благородный немец, верующий в Бога и любящий Родину". Огромную роль в переходе к возрождению старой Германии сыграли немецкие женщины. Прекрасная половина германского народа "в критическую минуту жизни государства отрастила остриженные волосы, надела скромный национальный костюм, бросила нахт-локали, дансинги и кинематографы и, требуя законного брака, стала строить семью". В Берлине вновь танцевали "старый, меланхоличный вальс". В Баварии произошла реставрация монархии, что сразу же привело к снижению налогов в два раза ("содержать одного короля много дешевле, чем полтысячи депутатов"). Автомобильный магнат Бенц разорился, так как вернувшиеся к консервативным ценностям немцы предпочитают "ходить пешком, наслаждаясь природой". Не за горами окончательное возрождение старой доброй Германии55 .

Помимо "государственных романов" с их панорамным описанием будущего идеального социально-политического устройства, следует упомянуть еще об одном специфическом литературном жанре, который представляет существенный интерес в контексте изучения восприятия российскими консерваторами исторического опыта Германии и определения перспектив ее развития. Этот жанр, обозначенный известным шведским литературоведом А. Энгхольмом как "литературная (или воображаемая) война", особенно ярко проявился в мировой литературе конца XIX - начала XX века, ужасающе отчетливо провозвестившей приближение Первой мировой войны.

Заметим, что военно-фантастические романы, в немалом количестве публиковавшиеся на рубеже веков, были скорее не романами-предупреждениями (они характерны для более позднего времени, когда человечеством уже был накоплен негативный опыт мировых побоищ), а являли собой два типа произведений жанра "литературной войны" - военно-технические предвидения (пропаганда технических идей, опережавших эпоху лишь на полшага) и геополитические размышления (определение литераторами, зачастую имевшими богатый боевой опыт, "вероятного противника" и направление главных ударов, прогнозирование итогов войн).

По мнению А. Энгхольма, повествования о "воображаемых войнах" "в большой мере являются отражением той эпохи, в которую были написаны, а также зависят от национальной принадлежности автора". Писатели же "фиксируют историческую возможность конфликтов между страной автора и ближайшей крупной державой" (так, в британской литературе веками развивались сюжеты о "воображаемых войнах" Великобритании с Францией, позднее - с Германией; японские фантасты писали о войнах между Японией и Китаем, а затем между Японией и США). Симптоматична и связь отмеченного литературного направления с так называемой "параллельной историей", получившей развитие в XX веке56 .

Характерно, что в отечественном литературоведении этот жанр почти не исследован. Также показателен тот факт, что две более или менее заметные попытки проанализировать литературу о "воображаемых войнах" были предприняты в ходе либо в канун мировых войн. Книга В. Фриче появилась в Москве в разгар сражений на фронтах Первой мировой - в 1916 году, а работа О. Цехновицера - в 1938 году, в преддверии Второй мировой57 . Оба издания - пусть очень неполные и тенденциозные - способствовали выявлению жанра "литературной войны", на развитие которого в России непосредственно влияла многоплановость ее внешнеполитических устремлений. Поливариантность внешнеполитической активности (Центральная Европа, Балканы, Ближний, Средний и Дальний Восток) обостряла проблему идентификации союзников и противников. С кем должна быть Россия - с Германией против океанских империй Запада или наоборот? Этот вопрос для литераторов (и, следовательно, для общественного мнения России) был в целом решен в 1907 году, когда Россия и Британия разграничили сферы влияния в Центральной Азии. Именно тогда, после урегулирования англо-русских противоречий, в отечественной литературе "воображаемых войн" меняется главный противник - место Лондона, заносчивого и расчетливого мастера дипломатических интриг, с которым русские армия и флот успешно "воевали" на страницах повестей и романов целого ряда авторов после поражения России в Крымской войне (1856), прочно занимает устрашающий своей технической и военной мощью Берлин.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: защита реферата, дипломная работа совершенствование.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки