Искусство и мировые религии

Е.Г.Яковлев

В процессе исторического развития духовной культуры человечества существуют различные взаимоотношения между такими формами общественного сознания, как искусство и религия. В этом историческом процессе те или иные религии «выбирают» ту или иную систему искусств, которая в наиболее оптимальном варианте способна воспроизводить духовную атмосферу и культовую практику данной религии. Искусство, как эмоционально-образное утверждение религиозных идей, занимает определенное место в структуре тех или иных религий. В ярком и четком виде этот процесс проявляется в функционировании развитых мировых религий, структура которых наиболее устойчива и определенна, хотя исторически и она, конечно, эволюционирует.

Этот исторический процесс взаимодействия искусства и религий привел к тому, что мировые религии включили в свою структуру почти все искусства, как традиционные, так и современные. Но этот процесс имел свои роковые последствия: границы религиозного сознания в результате многостороннего воздействия на него всех искусств стали размываться, религии стали терять свое специфическое иллюзорное содержание. Вместе с тем возникает новая эстетическая и художественная среда, которая слишком удалена от традиционного религиозного мышления.

Освобождение эстетического сознания из-под религиозного влияния неизбежно, так как современный мир с его динамически напряженным процессом социальной жизни, научно-техническая революция и мощные демографические взрывы разрушают, последовательно и неуклонно, структуру традиционных мировых религий. Это исторически неизбежное разрушение структуры традиционных религий происходит и под воздействием созданной ими системы искусств.

Уже в начале нашего века этот процесс вызывал тревогу у многих буржуазных ученых, стремившихся интерпретировать его как новую ступень органического единения религиозного и эстетического сознания. Стремление сохранить «единство» религии и искусства нашло свое выражение в двух основных теоретических тенденциях: искусство, поглощая традиционные религии, само становится современной религией (искусство — религия); религия, теряя традиционные черты, переносит свои наиболее существенные признаки и качества в сферу искусства (религия — искусство).

Первая тенденция наиболее определенно была выражена уже М. Гюйо в книге «Иррелигиозность будущего», когда он писал: «...чем больше ослабевает значение догматических религий, тем нужнее, чтобы искусство укреплялось и возвышалось. ...В сущности почти нет такого искусства, которое не могло бы быть согласовано со строго религиозным чувством...»

На русской почве и начале — середине XX в. эти идеи искусства — религии проповедовали русские символисты второго поколения Вячеслав Иванов и Андрей Белый. Так, например, В. Иванов говорил о том, что необходимо возродить органическое искусство античности и средневековья, которые были искусствами — религиями. Он считал, что через византийское средневековье необходимо возвратиться к эллиннизму и от них — к современному всенародному религиозному искусству мифа-символа. А. Белый в свою очередь утверждал, что искусство является религией религий, т. к. несет в себе символ — лик.

Затем в более модернизированном варианте это попытался сделать В. Воррингер в книге «Абстракция и вчувствование», апеллируя к восточному искусству, в котором, на его взгляд, наиболее глубоко сохранилось чувство первобытного мистицизма и космической религиозности. Искусство должно впитать в себя эти первобытные мистические начала — в этом его духовное предназначение. Сегодня наиболее последовательно и откровенно эту идею, доведя ее до логического конца, защищает Леопольд Флам, сделавший на V Международном конгрессе по эстетике доклад с характерным названием «Искусство — религия современного человека», в котором он выдвинул идею о том, что на смену традиционным религиям приходит искусство-фетиш, искусство-идол, которому человек сегодня будет поклоняться так же, как в прошлом он поклонялся богу. «Искусство не приятное времяпровождение... оно становится сущностью человека, оно скрытым образом заменяет христианство», — пишет Л. Флам. «Одним словом, — делает он вывод,— искусство занимает место древних христианской, мусульманской и других религий». В более скрытом виде эти идеи защищались на V Конгрессе Голкомбом Остином, Панаотисом Михелисом и др.

На VI Международном конгрессе по эстетике с более подробным историческим «обоснованием» этой концепции выступил Чарльз Кегли. В докладе «Литература и религия» он «обнаруживает» три исторических этапа взаимодействия литературы и религии: 1) ранний период — литература настолько тесно связана с религией, что между ними нет различий, 2) период поведенческого аморализма — литература отчуждена от религиозной мысли и жизни и 3) современный период — литература выражает религиозные интересы в нерелигиозном романе и драме А. Камю, Г. Элиота, Э. Альби и др.

Чарльза Кегли более устраивает третий тип отношений (хотя все три типа, как он утверждает, «могли бы быть поддержаны эстетикой») потому, что «существует небольшое расхождение между религиозной литературой и религиозными интересами в литературе». Так с помощью различных ухищрений буржуазные теоретики пытаются «доказать», что современное искусство органично религиозному сознанию и даже может заменить его.

Вторая тенденция связана с попытками доказать, что религиозное отношение к миру несет в себе существенные элементы эстетического, художественного сознания. На V Международном эстетическом конгрессе с докладом «Роль религиозного чувства в становлении беспредметного искусства» выступил японский философ Хидехо Нисида, в котором он выдвинул идею о том, что экспрессионизм (группа «Голубой всадник») и современная беспредметная живопись (в частности, Василий Кандинский) исходят из религиозного чувства трагического, и апокалипсического ощущения безысходности человеческого бытия. Другими словами, древнейший элемент — трагическое в человеческом духе есть одна из основ художественного (и человеческого вообще) видения мира.

Таким образом, буржуазная философия, теология и эстетика пытаются доказать, что в отношениях между искусством и религией не произошло существенных, коренных изменений, что все трансформации, происходящие на наших глазах, не что иное, как новые аспекты вечного союза Божественного начала и Красоты. Однако все эти теоретические построения не соответствуют действительному, реальному процессу взаимодействия системы искусств в структуре современной жизни мировых религий.

Взаимодействие искусства и религии связано с тем, что у них много общего как по социальным функциям (но не целям), так и по формам отражения: и искусство и религия обращаются к духовной жизни человека и по-своему интерпретируют смысл и цели человеческого бытия.

Искусство в своем историческом развитии поднимается на все более и более высокие ступени гуманизма, стремясь создать образ человека, свободного от страданий и трагических заблуждений; религия же, обращаясь к человеку, стремится утвердить вечность человеческого страдания и неизбежность трагедии. Искусство становится силой, объединяющей «чувство, мысль и волю... масс» (В.И.Ленин); религия же старается создать для человека индивидуалистически замкнутый мир. И искусство и религия немыслимы без эмоционального отношения к миру, без развитой образной фантазии и целостного идеала. Но если в искусстве все это подчинено более глубокому проникновению в реальный процесс человеческой жизни, постоянному обновлению содержания этих уровней отражения, то религия стремится законсервировать раз найденные уровни этих форм отражения (наиболее адекватные религиозному мировоззрению).

У искусства, таким образом, оказывается более широкая основа отношения к миру. Это отношение не может вместиться в рамки религиозного сознания, оно разрывает их, стремится выйти за его пределы.

Этот процесс имеет совершенно определенные исторические причины, связанные с возникновением и эволюцией религиозного и художественного сознания. В современной научной литературе существуют две наиболее ярко выраженные точки зрения на происхождение искусства и религии.

Первая наиболее традиционна и заключается в том, что искусство генетически и исторически возникает из религиозного сознания, из религиозного отношения к миру. Эта точка зрения наиболее ясно выражена Люсьеном Леви-Брюлем, который считал, что мифологическое художественное сознание возникает из мистической ориентации первобытного человека, более того, «мистический план является предпосылкой утилитарного плана и господствует над ним...» Не менее определенно на этот счет высказывается М. Дворжак (венская школа), говоривший о том, что искусство есть «непосредственный орган субъективных религиозных переживаний»

Проблема происхождения искусства из религии, и особенно проблема мифа, не исчезает в теоретических размышлениях современной международной эстетики. Так, на VI Международном конгрессе миф интерпретировался в чисто религиозном смысле, как такой духовный феномен, в котором эстетическое, художественное подчинено религиозному (например, в докладе У. Капса «Религия как эстетическое представление»). На VII конгрессе интерес к мифу приобрел более глубокий и многозначный характер. Например, Л. Станку (Румыния) в докладе «Мифологические структуры художественного произведения» ставит проблему связи мифа с жизнью искусства, его вечностью. И вечность искусства он объясняет тем, что оно опирается на миф как носитель архетипов. «И в этом смысле архетипы, зафиксированные в мифах,— говорит Л. Станку,— остаются опорой, на которой держится духовное развитие. Они являются основой всякого творения и, следовательно, ключом, объясняющим возможность художественной коммуникации между различными культурами; ключом, объясняющим вневременность искусства».

Действительно, миф как сложное, синкретическое духовное образование несет в себе вечные проблемы (смысла человеческой жизни, подвига, счастья) и именно в художественной форме передает их последующим поколениям.

Более того, миф, первоначально явление донациональное, затем становится той скрепляющей структурой, той доминантой, которая определяет во многом своеобразие национального художественного мышления того или иного народа. Это скандинавские саги, русские былины, индусские гимны, китайские сказания, которые затем интерпретируются и трансформируются в искусстве. Миф помогает также укрепить господство тех или иных социальных сил. В этом аспекте на конгрессе выступила Л. Бовар (Франция) с докладом «Эстетика сфинкса», в котором конкретно показала, как в Древнем Египте на миф о сфинксе переносились признаки и черты фараона. «Царский сфинкс, носитель признаков фараонов, согреваемый солнечными лучами, полный мощи и силы льва, с человеческим лицом — это портрет царствующего владыки», — поэтически восклицает Л. Бовар.

Однако в докладе Ф. Кабреро (Испания) «Миф, бессознательное и символическое в творчестве» мифу придан мистический и иррациональный смысл. Ф. Кабреро значение мифа видит в том, что в нем зафиксированы бессознательные и иррациональные уровни человеческой жизни. И именно это делает миф метасистемой, метаязыком творчества, всего искусства — прошедшего, настоящего и будущего. Более того, с точки зрения Ф. Кабреро, и сегодня «идет ...процесс мифологизации всего бессознательного и иррационального. Следствием этого будет возникновение новой системы мифов и символов».

Конечно, в мифе зафиксированы бессознательные и иррациональные, мистические и религиозные уровни отношения человека к миру; это и делает миф глубоким, сложным, синкретическим явлением. Но значение, ценность и вечность его заключается не в этом, а в том, что он дает человеку универсальную картину мира. Обращаясь к его чувствам, воле и сознанию, миф помогает человеку осознать свое место в мире.

В современной буржуазной философии и эстетике точка зрения, аналогичная идеям Ф. Кабреро, выражена также Гербертом Ридом, который считает, что иррациональное, мистическое начало в истории культуры предшествует эстетическому, художественному и что в дальнейшем мы видим искусство и религию выходящими рука об руку из неясных сумерек предыстории.

Подобная точка зрения была подвергнута критике старейшим советским исследователем первобытной культуры М. О. Косвеном, который писал: «Выводить искусство из религии — значит предполагать предсуществование последней, значит относить религию к самому начальному периоду существования человека... По своей сущности, по своему содержанию первобытное искусство во всех его различных видах является не чем иным, как формой выражения связанных с трудовой деятельностью человека восприятий, чувствований, настроений». В этих словах М. О. Косвена четко и ясно раскрыта научная необоснованность выведения искусства из религии.

Вторая точка зрения более современна и заключается в том, что искусство является той формой сознания, которая предшествует религии и из которой религия, паразитируя как пустоцвет на живом дереве, вырастает. Так, например, М. С. Каган пишет: «...религия зародилась в процессе художественного осмысления мира... религиозное сознание могло пустить корни, развиться и укрепиться только на той духовной почве, которую предоставляло ему художественное мышление, художественно-образный способ осмысления мира первобытным человеком».

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки