«Русская женщина» в городском (блатном) шансоне

Т.М.Николаева

Что такое блатная песня, блатной фольклор, городской фольклор – не определили до сих пор, хотя над этим бьются лучшие головы и целый сайт «Постфольклор, семиотика», возглавляемый С.Ю.Неклюдовым и его коллегами. Большой собственный возраст дает мне возможность проследить лично эволюцию некоторых текстов, от вариантов, услышанных в 1938-1940 годах в Дорогомилове (мы жили на площади Киевского вокзала) к современным их инкарнациям, потихоньку становящимся каноническими.

Прежде всего хотелось бы вывести из рассмотрения тематику экзотическую, то есть полулегальную, но не исполняющуюся с эстрады. Это песни типа безумно популярного «Джон Грея» (мифологема об авторстве М.Блантера), «В Кейптаунском порту», «Когда в море блестит бирюза» («Танголита»), «В таверне много вина», «Босс нам отдал приказ лететь в Кейптаун» и множества подобных. Их обилие объяснялось многими причинами – теми же, почему был популярен и Александр Грин и даже Джек Лондон. Отчасти специфическую экзотику составляют и «одесские» песни, многие из которых изначально таковыми не были.

Гораздо интереснее тот материал, который мы имеем, начиная с 20-годов (и ранее) на чисто «русские» сюжеты.

Постараемся сосредоточиться на женской теме, хотя, конечно, она неотделима от общей эволюционной линии.

Я совершенно согласна с многими авторами ( в первую очередь с Л.Бахновым, с С.Гардзонио, А.Цукером и др, см. у Е.Евтушенко «Интеллигенция поет блатные песни»), что песни «блатные» родились из интеллигентских уст. Но потом сильно модифицировались, что и интересно. Сразу же скажу, что я не говорю об общеизвестных вроде «Товарищ Сталин, вы большой ученый» Ю.Алешковского, его же «Окурочек», «Стою я раз на стреме» А. Левинтона, «Когда качаются фонарики ночные» Г.Горбовского, «Шумит ночной Марсель» Н.Эрдмана и под.

Но если в «блатном шансоне» вообще искать интеллигентское начало, то, конечно, интересно, найти и классические «сюжеты» мировой культурной значимости. Это, как говорится, уже другая, но увлекающая меня тема. Приведу лишь четыре примера. «На Дерибасовской открылася пивная», первый вариант, как будто – ростовский, но это неважно (мелодия – знаменитое «Аргентинское танго 13-го года»). Здесь явен сюжет троянской войны – и важный спутник красавицы, из-за которой разгорелась война, и иностранец, пригласивший ее – Арончик – и ключ «Прекрасная как тая древняя гречанка». Также менявшие локальную привязанность «С одесского кичмана» (это был ударный номер утесовского Теаджаза) обнаруживают сходство (и явное) в «Двумя гренадерами» Г.Гейне. (Скажу позже, как здесь на моих глазах политический момент стирался, заменяясь любовным).

Несомненно литературным, быть может, архетипическим, является образ некоей женщины, увлекающей доселе добродетельного героя в бездны порока и тюрьму:

Ты подошла ко мне танцующей походочкой

И тихо-тихо ты сказала мне «Пойдем»,

А после вечером поила меня водочкой

И завладела моим сердцем и рублем

Зачем, зануда, стал я уркаганом?

Ты уркаганом сделала меня....

Конечно, это «Кармен», самый популярный образ блатной семантики.

Даже легендарная «Мурка» с ее замечательной мелодией (гипотеза, что ее автором был всем известный тангист Оскар Строк) несет отпечатки образа Ларисы Рейснер, с одной стороны, и блоковской Катьки, с другой, – «А что ты, Катька? Ни гу-гу, лежишь ты, падаль, на снегу». О ее семантической эволюции я также скажу далее. Возможно здесь и обратное влияние: Мурка сначала именовалась Любкой («Здравствуй, моя Любка, здравствуй, дорогая»), затем – Машей и уже, ставши московской, переименовалась, по пословице «Урки и мурки играют в жмурки». Возможно отсюда Я.Смеляков взял «Здравствуй, моя Любка, до свиданья, Любка, слышишь, до свиданья, Любка Фейгельман» ( хотя Л.Фейгельман – лицо реальное).

Гендерная дистрибуция образов в первое время после революции особенно не наблюдалась, как мне кажется: ведущей была тема деклассированности, нищеты, трудности жизни. Это «Шарабан», «Бубли(ч)ки» (автор музыки В.Кручинин, автор слов Павел Герман, он же автор «Только раз бывает в жизни встреча», «Последнее танго», «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»), «Гоп со смыком» и др.

Но постепенно в блатном шансоне начинают выделяться две линии, точнее, два аспекта женского образа. Четкие установки подминают под себя первоначальный текст.

Итак, первый образ – это «та женщина» из-за которой все и произошло. Она всегда неверная (или, конечно, будет неверной), продажная, но обольстительная и загадочная. Верных подруг становится все меньше и меньше. И недаром первые «официальные» советские песни военных лет полны гипнотизирующих строк, вроде «Ты ждешь меня, далекая, подруга синеокая», «И подруга далекая парню весточку шлет, что любовь ее девичья никогда не умрет», и , наконец, знаменитое «Жди меня, и я вернусь».

Примеров этому можно привести сотни. Наиболее интересным я считаю «Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела»...

См. (ради экономии места источники здесь и в дальнейшем не указываются)

«Мне хотелось тебя подстеречь

У ворот твоих в полночь глухую

И в лопатки целованных плеч

Засадить тебе сталь голубую»

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: культурология как наука, доклад по биологии.



1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки