Татаро-монгольское иго

В.С. Жидков, К.Б. Соколов

Развитие русской культуры в XI — начале XIII века представляет собой непрерывный поступательный процесс, который накануне татаро-монгольского нашествия достиг своего наивысшего уровня: в живописи — новгородские фрески, в архитектуре — владимиро-суздальское зодчество, в литературе — летописи и «Слово о полку Игореве».

Однако идея национальной консолидации возникла слишком поздно. Уже в 1224 году на Руси появились первые сведения о татарах. А вскоре наступили и страшные события, которые относятся к числу величайших катастроф мировой истории. Внук Чингисхана монгольский хан Батый (Бату, 1208-1255), начавший свой поход в Восточную и Центральную Европу, зимой 1237-1238 годов вторгся в северо-восточную Русь. А осенью—зимой 1240 года он завершил завоевание южной Руси. В течение нескольких лет была разрушена, разграблена, сожжена русская земля. На два с половиной века (с 1237 по 1462 г.) установилось тяжкое иго завоевателей, которое, по меткому замечанию К. Маркса, «не только давило, оно оскорбляло и иссушало самую душу народа. <...> Ввиду того, что численность татар по сравнению с огромными размерами завоеваний была невелика, они стремились, окружая себя ореолом ужаса, увеличить свои силы и сократить путем массовых убийств численность населения, которое могло поднять восстание у них в тылу»4. В результате такой  тактики русская земля представляла собой самое печальное зрелище. «Страшно было состояние Руси, — писал историк Н. Полевой. — ... В некоторых местах даже навсегда были оставлены жилища, "по причине воссмердения" воздуха. Киев, Чернигов, Владимир, Москва, Тверь, Курск, Рязань, Муром, Ярославль, Ростов, Суздаль, Галич являлись грудами пепла... Целые роды князей истребились; целые народонаселения исчезли, погубленные смертью и рабством»5.

Возникло новое психологическое состояние народа, которое можно было бы назвать «национальной депрессией»: «Уныние было повсеместное. Князья вместе с народом упали духом; смотрели на жизнь как на милость завоевателя, в безусловной покорности видели единственное средство спасти ее и по первому призыву Батыя являлись один за другим в Орду смиренно бить челом»6. Все это вполне согласовывалось с учением православной церкви — считать земную жизнь неким приготовлением к жизни вечной, которую можно заслужить, только безропотно претерпевая всякие несправедливости и угнетения, покоряясь всякой власти, хотя бы иноплеменной.

«Настроение было сложное и смутное: ужас перед неслыханными бедствиями, скорбь о разорении городов и святынь, о гибели населения; сознание бессилия, заставлявшее слабых радоваться "татарской чести", но рядом в более мужественных умах чувство горькой обиды и унижения»7. А вот характеристика этого периода, данная В. Ключевским: «XIII и XIV века были порой всеобщего упадка на Руси, временем узких чувств и мелких интересов, мелких, ничтожных характеров. Среди внешних и внутренних бедствий люди становились робки и малодушны, впадали в уныние, покидали высокие помыслы и стремления... Люди замыкались в кругу своих частных интересов и выходили оттуда только для того, чтобы попользоваться в счет других»8.

Это национальное настроение породило довольно обширную литературу — «татарские» эпизоды летописи, сказания о различных событиях татарского нашествия, частью также вошедшие в летопись особыми статьями, — из времен Батыя, потом Мамая, Тохтамыша, Тамерлана. Эпоха татарского владычества породила и народный эпос с новым былинным персонажем — «собакой-татарином». Один из литературных памятников — «Сказание о нашествии Едигея» — так описывает ситуацию: «Горестно было смотреть, как чудные церкви, созидаемые веками и своим возвышенным положением придававшие красоту и величие городу, в одно мгновение исчезали в пламени... Если где-либо появится хотя бы один татарин, то многие наши не смеют ему противиться, а если двое или трое, то многие русские, бросая жен и детей, обращаются в бегство. Так, казня нас. Господь смирил гордыню нашу»9.

Предельно жестокие ко всем, кто сопротивлялся им, монголы требовали только одного — полного, беспрекословного и раболепного поклонения. Однако Великая монгольская держава вовсе не было религиозной системой, а лишь культурно-политической. Поэтому она и навязывала покоренным народам только законы гражданско-политические («Чингисова яса»), а не религиозные. Для Орды была характерна широкая веротерпимость, более того — покровительство всем религиям. Требуя покорности и дани, полагая вполне естественным жить за счет.побежденных народов, монголы не собирались покушаться ни на их веру, ни на их культуру. Они не только разрешали всем иноверцам свободное отправление религиозных обрядов, но и относились с определенным уважением ко всем религиям вообще. Вот почему православная церковь в России сохранила полную свободу деятельности и получила полную поддержку от ханской власти, что и было подтверждено особыми ярлыками (жалованными грамотами) ханов 10. В результате значительная часть русского православного духовенства перешла в стан татарских угодников. Типичная фигура такого русского священника XIII века, готового на любые компромиссы с совестью и церковными законами, просматривается в ростовском епископе Игнатии, который позднее был причислен к лику святых 11.

В благоприятном положении оказались и монастыри — они были ограждены от поборов и разорений. Их число начало возрастать, но особенно бурный рост начался с середины XIV века, когда на Руси возникло сильное стремление к монастырской жизни. Отшельники бежали в дикие места, к ним присоединялись другие и так возникала обитель. Окрестный народ стекался туда на поклонение, создавая вокруг обители поселение. Из таких обителей отдельные отшельники удалялись в еще более дикие места, основывали там новые обители и также привлекали к себе население. Эти процессы продолжались до тех пор, пока весь дикий, неприступный север с его непроходимыми лесами и болотами до самого Ледовитого моря не был усеян монастырями.

Но не только церковь сотрудничала с завоевателями. Активно пытались использовать татар в своих корыстных целях и русские князья. Например, прибегая к их помощи в междоусобной борьбе со своими сородичами. И если сперва такое поведение осуждалось, то со временем сотрудничество с татарами и, в частности, соучастие в их войнах начинает, восхваляться как своего рода удальство, выгодная экспедиция 12.

Татарское владычество наложило свою печать на характер русских князей: сознание постоянной опасности довело до высшей степени свойственные им недоверчивость и осторожность. Резко изменился и образ их жизни. С появлением татар князья и их окружение стали запирать своих жен в теремах, прятать свои сокровища в церквах и монастырях. Н. Карамзин писал об этом периоде: «Забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых; обманывая татар, более обманывали и друг друга; откупаясь деньгами от насилия варваров, стали корыстолюбивее и бесчувственнее к обидам, к стыду, подверженные наглостям иноплеменных тиранов. От времен Василия Ярославича до Иоанна Калиты (период самый несчастнейший!) Отечество наше походило более на темный лес, нежели на государство: сила казалась правом; кто мог, грабил; не только чужие, но и свои; не было безопасности ни в пути, ни дома; татьбы сделались общею язвою собственности»13. Ему вторил А. Герцен, писавший позднее: «У преследуемого, разоренного, всегда запуганного народа появились черты хитрости и угодливости, присущие всем угнетенным: общество пало духом » 14.

«Чтобы поддерживать междоусобицы русских князей и обеспечить их рабскую покорность, — писал К. Маркс, — монголы восстановили значение титула великого князя. Борьба между русскими князьями за этот титул была, как пишет современный автор (Сегюр. — Примеч. К. Маркса), подлой борьбой, борьбой рабов, главным орудием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям»15. Более того, князья нередко помогали завоевателям подавлять народные восстания, вспыхивавшие в русских городах 16. В ходе междоусобной борьбы русских князей выделилась крупная фигура Ивана I Калиты. Хитрый, жестокий и жадный, он заложил основы политического и экономического могущества Москвы. А затем добился у Золотой Орды права сбора монгольско-татарской дани на Руси. «Самой несчастной и печальной эпохой истории многострадального русского народа» считал Н. Костомаров период княжения Дмитрия Донского (1350-1389). При том, что в его княжение Москва утвердила  свое руководящее положение в русских землях, были разгромлены татары в битве на реке Вожа (1378) и в Куликовской битве (1380), в этот же период московская земля была дважды опустошена литовцами, а потом потерпела нашествие орды Тохтамыша; рязанская — тоже дважды пострадала от татар и столько же — от Москвы и была разорена полностью; тверскую землю несколько раз разоряли москвичи; смоленская терпела и от москвичей, и от литовцев; новгородская — понесла разорение от тверичей и москвичей. К этому присоединялись и иные бедствия — страшная эпидемия, разразившаяся в середине XIV века, а также засухи, повторившиеся в 1365, 1371 и 1373 годах. И наконец, пожары, ставшие обычным явлением на Руси. Все эти обстоятельства сделали восточную Русь страною малолюдною и совершенно нищей.

Чтобы спасти гибнущую нравственность и распадавшуюся картину мира, часть духовенства, прежде всего монашествующего, поспешила на помощь обществу, — осуждая нравственное падение князей и высшего духовенства и призывая уходить из растленного мира в пустыню. Находясь на перепутье между Западом и Востоком, Русь под влиянием кочевников-завоевателей все более склонялась к Востоку, что с очевидностью просматривается в деятельности русских князей. В частности, исследователи отмечают «угодливость» Александра Невского (1221-1263) «хану, умение ладить с ним, твердое намерение держать Русь в повиновении завоевателям»17. Главную опасность для славянской картины мира Александр видел не на Востоке, а на Западе. Победами над шведами (Невская битва, 1240 г.) и рыцарями Ливонского ордена (Ледовое побоище, 1242 г.) он обезопасил западные границы Руси. В монголах же он видел дружественную в культурном отношении силу, которая могла помочь ему уберечь русскую картину мира от мощного культурного влияния более развитого латинского Запада 18.

Завоеватели своим примером учили побежденный народ жестокости. Требуя дань, татары выводили должников «на правеж», секли кнутом, пытали, казнили, чтоб с помощью страха получить требуемое. Постепенно татарские методы были заимствованы и русскими князьями. Правеж, кнут, пытка в течение нескольких веков оставались основным орудием властей. Так, Дмитрий ввел публичную смертную казнь для преступников. Если в Киевской Руси воровство каралось денежным штрафом, то в XIV столетии воров начали вешать. Александр Невский резал носы преступникам, Василий Дмитриевич отсекал руки и ноги, Юрий Смоленский изрубил на части княгиню Вяземскую, опочане сдирали кожу с литовских пленников.

Усвоение татарского опыта, морали и культуры облегчалось тем обстоятельством, что «сами татары в пору их побед и господства принимали христианство, селились между русскими, вступали в русское боярство и, наконец, русели, внося, однако, при этом в русскую жизнь некоторый осадок татарской стихии, так, с другой стороны, русские принимали кое-какие черты татарских нравов»19. К этому времени относится заимствование довольно большого числа татарских слов, обозначающих бытовые предметы. Русь заимствовала также отдельные мотивы в прикладном искусстве, в одежде феодальных верхов. Предполагают также, что «после времен половецких был также новый путь народно-поэтического общения, которое приводило восточные сюжеты в область русского эпоса»20. Распространенным явлением стали браки между русскими князьями и дочерьми татарских правителей.

Почти 250-летнее татаро-монгольское иго закончилось изгнанием захватчиков объединенными силами русских земель. Русские люди Х1У-ХУ столетий по-новому стали смотреть на свое будущее. Появилось более светлое, оптимистическое национальное самосознание. Правда, Русь еще долго испытывала горечь ордынских карательных набегов и внутренних неурядиц, однако постепенно обстановка изменилась самым существенным образом. Великая победа 1380 года привела к тому, что Московско-Владимирское великое княжество заняло одно из ведущих мест среди государств Восточной Европы. Окончательное уничтожение ига Иваном III произошло ровно через сто лет после битвы на Куликовом поле, когда на берегах реки Угры близ Калуги снова сошлись осенью 1480 года ордынские силы и силы русского воинства. Эти события получили наименование «стояния на Угре».

В Х1У-ХУI веках вокруг Москвы сложилось Русское централизованное государство, включившее в себя все земли северо-восточной и северо-западной Руси. Пример монголо-татарской государственности (Чингисхана и его преемников), сумевшей овладеть и управиться на значительный исторический срок огромной территорией, несомненно, сыграл большую и положительную роль в создании государственности русской. «Для соединения рассеянных, разобщенных сил нужна была власть, стоящая над ними, от них независимая; она явилась в лице московских государей. Ее восстановлению значительно содействовало татарское владычество, которое, подчиняя народ внешнему игу, приучало его к покорности... Едва ли без татарского ига государственное подданство могло развиться в форме холопства. На Западе подданические отношения строились по типу Римской империи... В России образцом служила восточная деспотия... Владычество татар... способствовало установлению единой, сильной, центральной власти... которая сделала Россию тем, чем она есть»21.

В. Белинский, который также признавал «централизацию и возвышение княжеской власти на степень государственности» позитивным следствием татарского влияния, вместе с тем отмечал «искажение нравов русско-славянского племени». «Под татарским игом нравы грубеют, — писал он, — вводится затворничество женщин, отшельничество семейной жизни; тирания варварского ига монголов приучает земледельца к лености и заставляет делать все как-нибудь, ибо он не знает, будут ли завтра принадлежать ему его хижина, его поле, его хлеб, его жена, его дочь. Застой и неподвижность, сделавшиеся с этого времени основным элементом исторической жизни старой Руси, тоже были следствием татарского ига»22.

Как полагал Н. Карамзин, «сень варварства, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в то самое время, когда... изобретение компаса распространило мореплавание и торговлю; ремесленники, художники, ученые ободрялись правительством; возникали университеты для вышних наук... Дворянство уже стыдилось разбоев... Европа нас не узнавала: но для того, что она в сии 250 лет изменилась, а мы остались, как были»23. Герцен также полагал, что «именно в это злосчастное время, длившееся около двух столетий, Россия и дала обогнать себя Европе»24.

В характере народа иго оставило несомненные и заметные следы. Н. Костомаров писал, что «в русском обращении была смесь византийской напыщенности и церемонности с грубостию татарскою»25. Да и для всей русской культуры монголо-татарское нашествие было страшным бедствием — это бесспорный исторический факт. Оно принесло огромный ущерб всем областям духовной жизни, а истребление и пленение ремесленников подорвало основу культуры материальной. Особенно пострадало от нашествия русское зодчество. Из-за отсутствия средств и мастеров-строителей на полвека полностью прекратилось каменное строительство. И даже возобновленное в конце XIII века, оно утратило многие прежние приемы строительной техники. Так, например, в XIV-XV веках московские мастера вновь вернулись к кладке стен из тесаного камня, хотя уже в первой половине XIII века владимиро-суздальские зодчие умели строить из камня и кирпича, плотного известняка и известкового туфа. Полностью исчезло самобытное искусство белокаменной резьбы, украшавшей строения ХП-ХШ веков. В ходе многочисленных набегов погибло огромное множество памятников письменности. Пришло в упадок летописание. По словам Д. С. Лихачева, оно «сужается, бледнеет, становится немногословным, лишается тех выдающихся политических идей и того широкого общерусского горизонта, которыми обладали русские летописи в XI и XII веках».

Образованность и грамотность сохранял только тонкий слой православного духовенства, пощаженного «удивительной сметливостью татар» (А. Пушкин). Оно одно «в течение двух мрачных столетий питало бледные искры византийской образованности. В безмолвии монастырей иноки вели свою беспрерывную летопись»26. «Татаре, — писал Пушкин, — не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля»27. И только со второй половины XIV века начинается новый подъем русской культуры, формирование культуры великорусской народности. Именно в этот период она обогатилась такими крупнейшими достижениями, как живопись Рублева и Дионисия.

Русский народ, уже почти два века живший в условиях непрерывных войн, устал от шаткости и непредсказуемости своего существования и возжелал надежного защитника. В картине мира в качестве спасителя возник — имевший к тому времени уже глубокие христианско-православные и ордынские корни — образ авторитарного правителя.

Список литературы

4 Маркс К. Разоблачение дипломатической истории XVIII века // Вопросы истории. 1989. № 4. С. 5-7, 10.

5 Полевой Н. История русского народа: В 6 т. Т. 2. М., 1830. С. 111.

6 Устрялов Н. Русская история. СПб., 1849. С. 113-114.

7 Пыпин А. История русской литературы: В 4 т. Т. 1. СПб., 1911. С.196.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки