Творчество Л.Бернини

Категория реферата: Рефераты по культуре и искусству
Теги реферата: инновационная деятельность, научные статьи
Добавил(а) на сайт: Korshunov.

Четыре мраморные группы, выполненные между 1618 и 1625 годами, представляют собой последовательную разработку единой композиционной темы – спирали, присутствовавшей еще в работах Пьетро Бернини. Именно по этой причине первые критики не могли с уверенностью определить, участвовал ли в изображении Энея, Анхиза и Аскания наряду с Джанлоренсо его отец.

Хотя сходство с мотивом рафаэлевской фрески Пожар в Борго в Станцах
Ватикана представляется очевидным, не стоит умолять и значение того, что композиция этой группы почерпнута у Микеланджело (в Тондо Дони с его соединением трех фигур наподобие мраморной группы), а также из маньеристских опытов со змеевидными линиями (вспоминается Добродетель, подчиняющая Порок Джованни да Болонья), которые Пьетро Бернини пытался переосмыслить – например, в известной скульптуре Иоанн Креститель, созданной незадолго до заказа Боргезе данной группы. Наряду со спиралевидной в целом композицией в ней заключен и «особый» угол зрения на фигуру маленького Аскания, словно это произведения – выполненное с виртуозностью статуэток богов-хранителей очага, подобных той, которую держит в руке старик Анхиз, - должно было в конце концов оказаться в нише, как Иоанн Креститель.

Творческие принципы Бернини подтверждает мраморная скульптура, изображающая похищение Прозерпины. Эта группа естественно вписывается в пространство, в котором позы и жесты обоих протагонистов намечают многочисленнные точки зрения, заставляя зрителя обходить ее вокруг – как будто бы в одной скульптуре заключено несколько.

Но высший момент этой изобразительной поэзии – группа Нептун и Главк, изваянная для виллы Монтальто в Риме (ныне в музее Виктории и Альберта в
Лондоне) и Давид, созданный для кардинала Монтальто, а затем приобретенный
Шипионе Боргезе. В обоих случаях кажется, будто круговое движение зрителя при осмотре как бы приводит в движение (разумеется, иллюзорное, поскольку статуи не меняют местоположения) некий таинственный механизм, сообщая самой скульптуре внутреннюю подвижность.

Архитектор – урбанист или человек театра

«Грациан: - Кто этот Грациян? Грациан: - Кто он? Он – сам сюжет комедьи нашей! Трациян: - О да! Но коли мир не что иное, как камедья, то
Грациан – в сюжете мироздания!»

Этот обмен репликами между доктором Грацианом и его «альтер эго» взят из комедии, к сожалению, неоконченной, написанной самим Джанлоренсо Бернини
– вероятно – между 1642 и 1644 годами. В ней рассказывается история постановка комедии. Обнаруженный в Национальной библиотеке в Париже текст
Бернини, который задуман в форме комедии дель арте, но так и не увидел сцены, носит ярко выраженный автобиографический характер. В образе Грациана художник выводит себя самого. Все завидуют гениальности, с которой доктор воплощает театральные эффекты, которые в самой комедии и не получаются. И он же (Грациан), что символично, - «сюжет мироздания».

Итак, Бернини сочиняет театральную пьесу, представляет себя в образе актера, и даже, как известно из различных источников, руководит оформлением собственных спектаклей и спектаклей своих влиятельных заказчиков – факт, свидетельствующий об огромной роли театра не только для Бернини, но для всего Рима XVII столетия. Построение пьесы как представления мнимой комедии в комедии настоящей – прием, распространенный среди театральных авторов эпохи, указывает также на восприятие, привычное к театру, способное с легкостью переходить от представления к реальности.

С другой стороны, принятая в Риме практика строительства праздничных павильонов – временных дворцов для праздненств или торжеств – означала постоянное смешивание вымысла и реальности, жизни и театра. Нередко еще и потому, что эти разукрашенные, порой даже позолоченные сооружения из дерева и алебастра, которым, казалось, нипочем и века, стояли лишь одно утро, служа пробными шарами для будущих архитектурных шедевров. Сам город словно превращался в подобие огромного театра, декорации в котором обречены были сменяться постоянно. Обстановка театральности лучше любой другой отражает атмосферу той эпохи – от ее религиозных до государственных представлений.
Это объясняет также, почему сооружая киворий собора святого Петра в
Ватикане, Бернини отошел от средневековой модели (например, от обилия шпилей и стрельчатых арок, характерного для кивория в Сан Джовани ин
Латерано), превратив таким образом обычный балдахин для крестного шествия в грандиозный монумент. Театральный миф важнейшей христианской базилики нашел своего единственного и неповторимого драматурга, способного поддерживать и вечное звучание голоса молитвы, и торжественное движение непрекращающегося крестного хода.

Киворий собора Святого Петра – произведение, важное еще и по другой причине: он представляет один из тех редких случаев, когда Джованни Лоренцо
Бернини работал в соавторстве со своим антиподом Франческо Борромини.
Разделенные яростным соперничеством, которое проистекало не только из-за различия их характеров, но и из-за принципиально разного способа восприятия архитектуры и искусства, они так никогда и не примирились; более того, минуты позора для Бернини, когда трещины проступили на фасаде колокольни собора Святого Петра (1641), совпадали с временем величайшего успеха
Борромини. Тем не менее, чтобы понять, в чем состоит разница между художественным языком этих двух мастеров (между двумя разными аспектами римского барокко), достаточно лишь сравнить их разные проекты, слившиеся воедино при сооружении Палаццо Барберини. Спроектированный Мадерной, но законченный после его смерти под руководством Джованни Лоренцо Бернини, этот дворец послужил своего рода палестрой для состязания экспериментаторов, для Борромини, племянника умершего старого архитектора.
Именно Борромини дворец обязан маленькими оконцами третьего этажа (боковыми относительно главного фасада). Они восходят к схеме, использованной
Мадерной для лоджии собора Святого Петра (которая в свою очередь, берет начало в работах Микеланджело). Однако они выстраивают более изощренную линию, которая согласуется с плоскостью фасада благодаря вертикально спускающимся перевернутым «ушкам». Огромные окна третьего этажа центральной части фасада также происходят из замысла Мадерны. Он, в сущности, использовал ложный карниз, переходящий в арку, повторяющую движение внутренней парадной лестницы Палаццо Маттеи. Недостаток соответствия между внешним и внутренним пространством оконного проема удалось замаскировать
Бернини.

Хотя эти примеры и кажутся частными, тем не менее они позволяют проследить архитектурный язык и поэтику двух художников еще in nuce(.
Борромини уже проявляет склонность к изощренным беспокойным линиям, в то время как Бернини полагается на оптическую игру, что имело место при конструировании специально для этого здания хрупкого ложного мостика. Сам заказ Барберини позволил архитектору воплотить в полной мере чувство театра с его эффектом неожиданности.

Невозможно завершить образ творений Бернини-урбаниста, не вспомнив о
Фонтане Тритона и Фонтане Пчел. Оба произведения были созданы в последний период понтификата папы Урбана VIII, благодаря которому была проведена вода в ту местность, где его племянник – кардинал Франческо Барберини приобрел виноградник и небольшой дворец Сфорца. Позже последний был преображен в
Палаццо Барберини, чему, как кажется, особенно созвучен сюжет первого фонтана, взятый из первой книги Метаморфоз Овидия, где повествуется о четырех возрастах земли и об упорядочивающей деятельности божеств, победивших хаос. В знак воцарившегося порядка Тритон поднимается из воды и, трубя в раковину, возглашает миру радость нового строя вещей. Именно к порядку и процветанию стремился папа Урбан не только в случае с виноградником племянника, которому даровал воду и, следовательно, изобилие, но и по отношению ко всему Риму, ко всему христианскому миру. Это объясняет значение второго фонтана, выполненного в виде раскрытой раковины, на которой пчелы – геральдический знак папской семьи – расположены так, как будто это они выпускают воду. А что лучше воды может символизировать жизнь и богатство? Только вино! Кажется, именно эта мысль вдохновляля Бернини, когда между 1627 и 1629 годами он замыслил знаменитую Барку, стоящую ныне на Испанской площади. Фонтан имеет форму, характерную для огромных барж, бороздивших волны Тибра, перевозя пирамиды бочонков, до краев наполненных драгоценным нектаром. Таким образом, Барка предстает перед нами монументом процветания, символизирующим пожелание, чтобы под управлением недавно избранного папы Урбана Рим превратился в Страну изобилия, где даже фонтаны на площадях изливают вино.

В те же первые годы правления папы Барберини ведется реставрация церкви Санта Бибиана, начатая по его приказу в преддверии юбилея 1625 года.
Бернини, привлеченный к этой работе в качестве скульптора и архитектора, придал строгость фасаду с тремя арками, центральным фонтаном и боковыми балюстрадами смягчающими суровую массивность здания, а также восстановил интерьер. Система архитравов и колонн направляет взгляд вошедшего к алтарю со статуей святой. Первое религиозное произведение Бернини – скульптора, статуя святой Вивианы стала воплощением идеи святости для новой эпохи.
Образ Вивианы напоминает Святую Цецилию Рафаэля. Одухотворенное лицо, пальмовая ветвь в руке, извивающиеся складки одеяния – деталь, которая станет одной из отличительных особенностей работ скульптора.

Правление папы Урбана VIII знаменуется для Бернини двумя великими предприятиями: это – украшение собора Святого Петра, где он сотрудничал с такими художниками как Франческо Моки (Вероника), Андреа Больджи (Святая
Елена) и Франсуа Дюкенуа (Святой Андрей), а также – гробница папы.

В числе других статуй для ниш собора Святого Петра Бернини создает знаменитого Святого Лонгина, чей жест разведенных в стороны рук возращает нас к теме театральности в творчестве мастера. Своего гигантского мраморного центуриона он заставил повторить позу какого-то актера.

Первые годы правления папы Иннокентия X Памфили (1644 – 1655) совпадают с мрачным периодом в карьере Джованни Лоренцо Бернини. Именно в это время он приступает к работе над статуей Истины, в которой предполагалась парная, так никогда и не созданная – Время, открывающее истину. В основе лежала мысль о длительности пути поисков правды и справедливости. Деятельность уже знаменитого к этому времени Джанлоренцо вряд ли могла быть приостановлена, несмотря на то, что управление работами в Коллегии Веры, начатыми архитектором в 1634 году, в 1645 году перешло к
Борромини. Бернини занимался оформлением интерьера собора Святого Петра, участвует в декорировании капеллы Корнаро и –прежде всего (чтобы возвыситься в глазах папы Иннокентия X) – выполняет Фонтан Четырех рек
(1648 –1651), настоящее монументальное блюдо на пиршественном столе искусства и истории, который представляет собой Пьяцца Навона, истинное царство семьи Папфили.

Конечно, на выбор именно берниниевского проекта немало повлиял благосклонный отзыв донны Олимпии Майдалькини (невестки и, может быть, любовницы папы), которую более, чем гениальность идеи, привлекла серебряная модель будущего фонтана, коварно поднесенная ей скульптором. Это произведение – настоящий шедевр, предвосхищающий ту роль урбаниста, которую
Бернини заново откроет для себя в правление папы АлександраVII Киджи (1655
– 1667). Палаццо Людовизи, получивший впоследствии название Палаццо
Монтечиторио, - еще одно важное начинание понтификата Иннокентия X.

Прибытие в Рим шведской королевы Кристины, принявшей католичество, несомненно, стало одной из причин, заставивших папу Александра VII, справедливо называвшего себя amplificator urbis(, заняться преобразованием самой архитектурной концепции города – разумеется, с помощью Бернини. Идея понтифика была столь же проста и грандиозна: исправить, улучшить и украсить городские дороги путь от Пьяцца дель Пополо у северного въезда в Вечный город до площади Святого Петра. Это был маршрут князей и послов, приезжавших в город, глазам которых должна была открываться вся красота
Рима Александра VII Киджи (понтифик подразумевал связь ее с величием другого Александра – Македонского).

Город должен был стать чем-то вроде чудесной декорации, демонстрируя разрисованные кулисы и театральные эффекты юарочной архитектуры. И урбанистическая конструкция Пьяцца дель Пополо с ее церквями – близнецами, созданными по проекту Карло Райнальди и законченными Бернини вместе с Карло
Фонтана, являет собой настоящую театральную декорацию. С площади пилигримам открывается весь город. Характерно, что уже в первый год своего понтификата папа Киджи приказал Бернини поместить приветственную надпись на Порта
Фламиниа, этом просцениуме александрийского Рима, формально обращенную к шведской королеве Кристине, но распространяющуюся и на всех верующих, входивших в ворота Священного города: «Входи счастливо и радостно. Год от
Рождества Христова 1655». Это пожелание имело для папы глубокий смысл, поскольку рядом с воротами находится Санта Мария дель Пополо, церковь, где
Агостино Киджи, положивший начало процветанию семьи, покоится в капелле, для которой тот же Бернини исполнил статуи Даниила и Аввакума с ангелом.
Получалось, что благословение исходит от самого папы, встречавшего пилигримов в своей фамильной церкви.

Позднее урбанистические интересы Александра VII сосредоточились на
Корсо и прилегающих к нему районах, как пантеон или Пьяцца делла Минерва, где Бернини установил знаменитый обелиск Слоненок. Образ навеян известным романом XV века Гипнеротомахия Полифила, рассказывающим о движении
Полифила по пути Любви в ее философском значении – к Мудрости. Но наиболее важные работы художника при Александре VII связаны с Квириналом и собором
Святого Петра.

В 1658 – 1670 годах Бернини построил церковь Сант`Андреа аль Квиринале
(хотя и не по папскому заказу) и огромный архитектурный коридор, ведущий от
Палаццо дель Квиринале, «длинного рукава», работы над которым будут продолжаться и в следующем столетии. Бернини создал колоннаду перед собором
Святого Петра, идеал мирового христианства, Королевскую лестницу (Скала
Реджа), конную статую Константина и кафедру Святого Петра в абсиде собора – нечто вроде чудесной театральной мащины, превращающей обычный свет, проникающий через окна, в свет духовный.

Бернини и поэтика «белькомпосто»

Скульптор, живописец, архитектор, урбанист, инженер-гидравлик, а кроме того – комедиограф, постановщик и актер, Джованни Лоренцо Бернини олитцетворял собой синтез искусств. И он был одним из немногих, способных использовать всю выразительную гамму языка искусств в рамках единого творения. Вопрос приобратил особую остроту в силу старой полемики о превосходстве того или иного вида искусства, в которой принимал участие еще
Микеланджело. Бернини предстает перед своими современниками как человек, которому удалось сплавить вместе архитектуру, скульптуру и живопись, в целостной форме выражения. Иначе, правила служат, чтобы восполнить недостаток творческого воображения, но если художник обладает ими, то правила можно и даже нужно нарушать, чтобы «составить хорошую смесь» (del composto). Нарушение канонов может поразить паству и тем самым усилить ее веру во Всевышнего. Поиск того, что в наши дни называют термином кинематографическим, следовательно, неподходящим к данной теме, но зато весьма убедительным – поиск «спецэфектов», позволял художнику придать традиционным эстетическим понятиям по-новому конкретную, современную окраску «hic et nuns» («здесь и сейчас»). Так, с помощью бокового освещения оживает под изумленным взглядом посетителя зрелище Экстаз Святого Франциска в капелле Раймонти.

Еще успешней Бернини творит чудеса в капелле Пио в Сант Агостино: сочетая живопись, гипсовую скульптуру и архитектуру, он заставляет как бы воплотиться перед глазами верующих Вознесение Богоматери, на котором Мария парит среди облаков под осанну ангельского хора. «Белькомпосто» рождает театральная иллюзия реальности. Но, чтобы чудо произошло, необходимо было соединить в целое все виды искусства. Алтарь превращается теперь в театральные помостики, а паства – в праздничную публику. То же происходит в капелле Корнаро в церкви Санта Мария делла Виттория, где каждый день – стоит лишь посмотреть – повторяется чудо Экстаза Святой Терезы Авильской.
Все способствует этому: архитектура ниши, напоминающей табернакль и несущей вместе с тем признаки реального места, где святой явилось это мистическое откровение; росписи свода с его алебастровыми ангелами и облаками, будто оживающими в лучах света; великолепная пластика участников действия. Здесь наиболее полно выражена идея «белькомпосто»: гениальный артистизм, в котором сплетаются выразительные возможности всех видов искусства, чтобы воплотить историю, и превращается в театральное действо, служащая ad majorem gloriam Dei (вящей славе господа).

Предприимчивый Бернини

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки