Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Особая популярность канонических и апокрифических текстов, связанных с именем пророка Даниила, стала одной из важнейших причин, обусловивших переработку традиционной иконографии “Страшного Суда” в конце XV – первой половине XVI века. Именно в это время получает распространение более или менее устойчивая иконографическая схема первой части видения Даниила (ранние варианты, как это было показано выше, достаточно существенно различались между собой). Эта схема включала в себя изображения четырёх трубящих ангелов из сцены воскресения мёртвых (четырёх ветров), аллегорию четырёх царств и фигуру самого пророка с ангелом, толкующим видение (подобная иконографическая схема присутствует не только в русских, но и в т.н. “галицких” иконах XVI века 41). При этом изображения четырёх зверей располагались, как правило, по центральной оси композиции, в непосредственной близости от изображения рая - благодаря чему сохранялся мотив сопоставления погибельных царств и Царствия Небесного, отмеченный на примере более ранних произведений. В непосредственной близости от рая, а точнее - на райской горе, рядом с Богоматерью, нередко изображался и сам Даниил с ангелом, толкующим видение. Подобное расположение могло служить напоминанием ещё об одном сюжете из книги пророка Даниила – сне Навуходоносора о камне, который разбил истукана и “сделался горою великою и наполнил всю землю” (Дан II, 35) – тем более, что гора, от которой откололся камень, традиционно считалась прообразом Богоматери, а сам камень – прообразом Христа.

Дальнейшее развитие иконографии “Страшного Суда” определялось, прежде всего, разработкой темы грядущего царства праведных. С наибольшей полнотой эта тема реализуется в произведениях середины – второй половины XVI века, где в одном регистре располагались шествие Сына Человеческого к Ветхому Деньми и Небесный Иерусалим с праведниками, вкушающими небесное блаженство (в этот же регистр в некоторых случаях могли перемещаться и изображения четырёх зверей).

Изображение Небесного Иерусалима, известное в русских иконах “Страшного Суда” с первой половины XVI века, с течением времени становится одним из важнейших элементов композиции, в котором “смыкаются” несколько сюжетно-смысловых линий новой иконографической схемы. Этот образ соответствовал, прежде всего, тем картинам небесного блаженства, которые созерцала праведная душа, прошедшая мытарства (возможность подобной интерпретации была рассмотрена нами в специальном исследовании, посвященном “змею мытарств” 42). Одновременно с этим, он служил напоминанием о “воскресении души прежде общего воскресения” (выражение преподобного Иоанна Лествичника), ради которого совершали свои аскетические подвиги возносимые на крыльях праведности монахи 43.

Изображение Небесного Иерусалима на иконах “Страшного Суда” могло трактоваться и как наиболее полный и развёрнутый вариант воплощения темы “вечного царства праведных”, противопоставленного “погибельным царствам” в видении Даниила. Этот смысл получал особенно отчётливое звучание в тех случаях, когда рядом с Небесным Иерусалимом располагалось шествие Сына Человеческого к Ветхому Деньми, представленное как торжественный вход Царя в Свое Царство (на возможность подобной интерпретации самой ранней из дошедших до нас композиций на этот сюжет: фрески жертвенника церкви св. Апостолов в Печи середины XIII века, указывал J.Радовановић связывавший фреску с символикой Великого Входа 44).

При этом, в отличие от более ранних композиций в росписях Печи и Снетогорского монастыря, шествие Сына Человеческого на русских иконах “Страшного Суда” включало в себя изображение т.н. “Новозаветной Троицы” 45. Этот мотив вносил в содержание иконы дополнительный оттенок: он мог восприниматься как образ Предвечного совета и раскрывал, таким образом, предопределённость воцарения Христа (подобные идеи были широко распространены в искусстве грозненского времени).

Во второй половине XVI века существовал ещё один вариант иконографии Страшного Суда, в котором сюжеты ветхозаветных видений получили несколько более сложную интерпретацию. К этому варианту относятся, прежде всего, новгородская икона из бывшего собрания А.В.Морозова второй половины XVI века (ГТГ, инв. N 14458) и чрезвычайно близкая ей икона из Благовещенского собора в Сольвычегодске. При несомненном сходстве иконографических мотивов, восходящих к видению Даниила (в обоих вариантах, в частности, присутствует изображение Христа в овальной мандорле перед сидящим на престоле Саваофом) смысл здесь как бы перевернут: речь здесь идет не о “восхождении” Сына Человеческого к престолу Ветхого Деньми, а, наоборот, об отослании Его на Суд 46. Об этом недвусмысленно свидетельствует надпись на иконе из ГТГ: “Г(оспо)дь Саваоф Бл(агосло)ви С(ы)на своего и равнодетельнаго и съпр(ес)т(о)лна судити живым и м(е)ртвым”. Надпись на сольвычегодской иконе (слева от изображения Богоматери в раю) соединяет оба мотива: если в начале, в соответствии с библейским текстом, речь идет о восхождении Сына Человеческого к Ветхому Деньми, то заключительная часть пророчества интерпретирована здесь следующим образом: “прием от него власть царство не имущее конца яко сый сияние и образ славы его и хотя судити жывым и мертвым комуждо по делом его" 47.

Таким образом, как надписи на иконах, так и само иконографическое решение демонстрируют своеобразный компромисс между исторически-актуальной темой вечного царства праведных и более традиционной темой Суда. Этот вариант композиции появился, по-видимому, в результате развития той схемы, которая была известна, начиная с иконы 1547 года из Благовещенского собора Московского Кремля. Можно предположить, что целью его была адаптация новых иконографических мотивов, включение их в традиционную смысловую иерархию.

С видением пророка Даниила может быть связан ещё один, более редкий вариант иконографии “Страшного Суда”, известный лишь по двум иконам второй половины XVI века – из Стокгольмского музея и из Воскресенского собора города Тутаева 48. В состав композиции здесь входит особый регистр, представляющий шествие праведного воинства из погибельного града в град Небесный. Тема противопоставления двух градов восходила, в конечном счёте, к “погибельным царствам” и “вечному царству праведных” из видения Даниила (таким же образом можно интерпретировать этот мотив в иконе “Благословенно воинство Небесного Царя”, послужившей прототипом для этой иконографии) 49.

Наконец, сложное сочетание сюжетов, восходивших к видению Даниила, присутствовало в росписях Архангельского собора Московского Кремля. Композиция “Страшного Суда”, входившая в состав иллюстраций к тексту “Символа Веры” (текст “Его же Царствию не будет конца”), представлена здесь в достаточно кратком и традиционном иконографическом варианте. Новые мотивы как бы переносятся в соседние части росписи: видение четырёх царств включено в цикл деяний архангела Михаила (на северной стене), а шествие Сына Человеческого (на западной стене) как бы предваряет сцену “Страшного Суда”, иллюстрируя текст “паки грядущего со славою судити живым и мертвым”. Разведение этих сюжетов и включение их в разный контекст позволяет предположить, что во фресках Архангельского собора были сопоставлены два варианта толкования видения Даниила - исторический и эсхатологический.

Так, непосредственно над сценой видения четырёх царств располагаются изображения Давида и Нафана, а на той же стене, неподалеку – композиции “Сон Константина” и “Видение звездного креста”. Весь этот цикл сюжетов можно воспринимать как своеобразное рассуждение о праведных и погибельных царствах, причём Римское царство Константина Великого трактуется здесь совершенно в духе Козьмы Индикоплова. Что же касается росписей западной стены, то в них акцентируется, прежде всего, эсхатологический образ вечного царства праведных. Шествие Сына Человеческого по облакам к Ветхому Деньми располагается здесь над центральным сюжетом композиции - развернутым изображением рая с Христом и праведниками, вкушающими небесное блаженство (текст “и жизни будущего века”). Такое расположение позволяет интерпретировать этот сюжет как вход Царя в своё царство - так же, как и на иконах “Страшного Суда”.

Особое значение сюжетов из книги пророка Даниила в русском искусстве XVI века обнаруживается при обращении к поствизантийским композициям “Страшного Суда”, в которых также могло присутствовать видение четырёх царств 50. Ему соответствовали фигуры четырёх царей – Навуходоносора, Дария, Александра Македонского и Августа, которых иногда изображали восседающими на четырёх зверях (один из наиболее ранних примеров такого рода – росписи трапезной Лавры св. Афанасия на Афоне, исполненные около 1512 года 51). Эта иконографическая традиция восходила, по-видимому, к иллюстрациям “Христианской топографии” Козьмы Индикоплова.

Аллегорические фигуры царей в поствизантийских “Страшных Судах” располагались, как правило, над изображением воскресения мёртвых – т.е., на том месте, где в русских иконах изображались народы. При таком расположении их символическое значение в общей картине Суда было вполне очевидно – четыре царя должны были обозначать восставшие на Суд народы (царства) и указывали, таким образом, на всеобщность грядущего Суда (подобная интерпретация видения Даниила была предложена Н.В.Покровским 52). Характерно, что в некоторых случаях в число царей мог включаться индийский царь Пор (один из персонажей “Александрии”) – так, в росписях сербской церкви Петра и Павла в Тутине (1646 г.) он изображен вместо императора Августа 53. С другой стороны, описанный тип композиции не был единственным - в некоторых иконах критской школы сцена воскресения мёртвых вместе с изображениями четырёх царей и четырёх зверей могла располагаться в левом нижнем углу композиции, рядом с изображением рая 54.

Рассмотренные примеры возвращают нас к вопросу о неизвестных или не дошедших до нас византийских прототипах видения Даниила в русских иконах “Страшного Суда”. Однако существование различных вариантов иконографии в русском искусстве XIV - XVI веков убедительно показывает, что эта тема получила на Руси вполне самостоятельную разработку – тем более, что поствизантийская иконография видения Даниила довольно существенно отличалась от описанных выше русских памятников. Ещё более существенными представляются нам содержательные различия, которые позволяют воспринимать этот сюжет в поствизантийском искусстве только как историческую аллегорию - в отличие от той сложной, многозначной интерпретации, которую он получил в русском искусстве XVI века.

Примечания

Иустин Философ – Диалог с Трифоном Иудеем, 14, 31; Апология I, 51; Ириней Лионский – Против ересей, книга V; XXV, 3. См.: Оксиюк М.Ф. Эсхатология св. Григория Нисского. Киев. 1914. С. 32-34, 65.

Св. Ипполит Римский. Толкования на книгу пророка Даниила // Творения. Т. 1. Казань, 1898.

Св. Ефрем Сирин. Творения. Т. 2. Сергиев Посад, 1901, С. 219.

Voss G. Das Jüngste Gericht in der Bildenden Kunst des frühen Mittelalters. Leipzig. 1884. S. 64-75; Покровский Н.В. Страшный Суд в памятниках византийского и русского искусства // Труды VI Археологического съезда в Одессе (1884 год). Т. III. Одесса. 1887. С. 293-294. См., также: Brenk B. Die Anfänge der byzantinischen Weltgerichtdarstellung // BZ. Bd. 57. 1964. S. 109-110.

Отдельные мотивы видения Даниила в составе иконографии Страшного Суда были впервые описаны и интерпретированы Н.В. Покровским (Покровский. Ук. соч. С. 340-341).

“…И поставляют стол оболчен возле церкви Иоакима и Анны и на нем поставляют образ видения Даниила пророка Страшного суда”. Голубцов А.Н. Чиновник Новгородского Софийского собора. М., 1899. С. 150. Автор выражает благодарность Е.В. Гладышевой, обратившей его внимание на эту подробность.

Снегирев И.М. Памятники московской древности с присовокуплением очерка монументальной истории Москвы. М., 1842-1845. С. 53. А.П. Голубцов. Чиновники Московского Успенского собора и выходы патриарха Никона. М. 1908. С. 83.

Несмотря на сходный состав сюжетов, в этой группе икон обнаруживаются некоторые различия, касающиеся распределения сюжетов внутри композиции. Так, в наиболее ранних памятниках – иконах из Благовещенского собора Московского Кремля, из Лядин и из Ярославля они отчетливо делятся на две обособленные группы: видение четырех царств в нижней части композиции и шествие Сына Человеческого к Ветхому Деньми – вверху. Эффект “обрамления”, возникающий за счет последовательного разворачивания изображений вдоль верхнего и правого поля иконы, впервые отчетливо проявляется в новгородской иконе из церкви Бориса и Глеба в Плотниках, хотя здесь по-прежнему обособлены изображения Даниила и ангела, толкующего видение, – они располагаются рядом с изображением Богоматери в раю. В других случаях изображения Даниила и ангела могли включаться в иллюстрацию видения – как, например, на иконе-таблетке конца XVI века из ГТГ (инв. № 24839).

Сарабьянов В.Д. Иконографическая программа росписей собора Снетогорского монастыря (по материалам последних раскрытий) // ДРИ. Византия и Древняя Русь. К 100-летию Андрея Николаевича Грабара (1896-1990). СПб. 1999. С. 240.

Там же. С. 238-239. Здесь упоминаются изображения четырех животных в иллюстрациях “Христианской топографии” Козьмы Индикоплова X-XI вв., престолы с раскрытыми книгами во фреске “Страшного Суда” в Кирилловской церкви в Киеве (конец XII в.) и, наконец, иллюстрации видения пророка Даниила в жертвеннике церкви св. Апостолов в Печи (50-е гг. XIII в., об этих росписях см.: Радовановић J. Иконографjа фресака протезиса цркве светих Апостола у Пећи // ЗЛУ. 1968. Т. 4. С. 27-61). Интересный пример использования мотивов из видения Даниила представляет также миниатюра Повести о Варлааме и Иоасафе из монастыря Иверон конца XII – начала XIII века (cod. 463, f. 28r) с сокращенной композицией “Страшного Суда”, где вместо традиционного изображения Христа Судии изображен, в соответствии с текстом видения, Ветхий Деньми (Σ. Πελεκανίδης – Π. Χρήστον –Χ. Μαυροπούλου-Τσιούμη – Σ. Καδας, Οί θησαυρί του Άγίον `Όρους. Σείρα Α΄, Είκονογραφημένα Χείογραφα, Β΄, `Αθηναί 1975, Είκ. 74, Σελ. 67, 312-313).

Обзор различных вариантов толкования видения четырех царств содержится в исследовании Г. Подскальского. См.: Podskalsky D. Byzantinische Reichseschatologie. Die Periodisierung der Weltgeschichte in den vier Grossreichen (Daniel, 2 und 7) und dem Tausendjährigen Friendesreiche (Apok 20). Eine motivgeschichtliche Untersuchung (Münchener Universitäts-Schriften. Reiche der philos Fakultät, 9). München, 1972. См. также: Малинин В.Н. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901, С. 383-449. К различным святоотеческим толкованиям видения Даниила обращается также Н.В. Синицына в своей монографии “Третий Рим” (Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). М., 1998. С. 18-19 и др.).

Ипполит Римский. Ук соч. С. 114-115.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат основные, реферат молодежь.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки