Кризис в отнощениях России и Японии

Категория реферата: Рефераты по международным отношениям
Теги реферата: население реферат, педагогические рефераты
Добавил(а) на сайт: Lobov.

2.1. О ТЕХ ВОЯЖАХ ЧИНИТЬ ЖУРНАЛЫ И ЗАПИСКИ»...

Один из главных аргументов сторонников «японской» принадлежности Южных
Курил, активно используемых в настоящее время, — утверждение, будто эти четыре острова всегда принадлежали только Японии, являются «исконно японской территорией» и потому Россия не может претендовать на исторический приоритет в открытии и освоении архипелага. При этом ссылаются на Симодский договор 1855 года, согласно которому русско-японская граница в районе
Курильских островов устанавливалась между островом Уруп и Итуруп, причем
Итуруп и острова к югу от него признавались владениями Японии, а Уруп и острова к северу — России.
Симодский трактат, знаменовавший установление официальных русско-японских отношений, действительно определил границу между Россией и Японией по проливу де Фриза (между Уруп ом и Итурупом), подтвердив то фактическое положение, которое сложилось в регионе к середине XIX столетия. Однако это вовсе не означает, что такое положение существовало здесь всегда, в частности на рубеже XVIII и XIX столетий — ко времени завершения «русской тихоокеанской эпопеи» по изучению, исследованию и освоению Россией огромных пространств северной части Тихого океана. Факты говорят, что в конце XVIII столетия ситуация в районе Курильских островов отличалась от существовавшей там в 1855 году.
Международно-правовые нормы того времени давали государству право претендовать на владение той или иной территорией (предъявлять права на получение «правового титула») при соблюдении им трех непременных условий: подтверждении фактов «Первооткрытия», «Первоосвоения — Первооккупации» и
«Владения территорией достаточно продолжительное время»[1]. Так был ли к концу XVIII столетия «набор фактов» русской деятельности на архипелаге достаточным, чтобы Россия имела право считать всю Курильскую гряду, включая ее южную часть, собственными владениями? Но прежде — о терминологии курилы
«Северные» и «Южные». В настоящее время этим понятиям, помимо чисто географического, кое-кем придается и особое политико-адмистративное значение. Цель очевидна: попытаться выделить четыре южных острова в отдельную обособленную группу «северных территорий». Между тем попытки использовать понятие «Северные» и «Южные» Курилы, дабы доказать, что южные острова к «Курильским островам» не относятся, а составляют некий самостоятельный архипелаг, ныне уже, в основном, не предпринимаются ввиду их явной надуманности и искусственности. Следует при этом особо отметить, что в XVIII — начале ХIX столетий никакие «Южные Курилы» в русских официальных документах отдельно не выделялись, именовались просто «дальние острова». Это, впрочем, вполне естественно, если воспринимать архипелаг как единое целое, а не пытаться разделить его на две части по соображениям иным, нежели просто географическим. Интересно также вспомнить, что в понятие Курильских островов в XVIII столетии под названием двадцать второго острова Курильской гряды включался и Хоккайдо, обозначавшийся в русских источниках как Матмай, или Матсмай[2]. В чем же конкретно проявлялась русская деятельность на Курилах, и прежде всего на южных островах архипелага, поскольку именно вокруг них идут сегодня жаркие дискуссии?
На протяжении XVIII столетия деятельность России в южной части Курил (как и на ближайших к нам северных островах), осуществлялась по нескольким направлениям:
1) описание, исследование и нанесение на карту островов, а также установка специальных знаков, указывающих на пребывание здесь русских;
2) проведение геологоразведочных работ и промысел (пушной и морской);
3)приведение в подданство местных жителей (путем взимания ясака — дани);
4) освоение новых земель, создание там поселений.
Описание Курильских островов, «касающихся Японии», приводятся в отчетах русских мореплавателей, начиная со второй половины XVII века. Наиболее подробно они описаны в донесениях И. Козыревского (1713), сотника И.
Черного (1769) и И. Антипина (1780).
Одновременно с описанием на карту наносились и сами острова архипелага, что являлось непременным условием инструкций, которыми снабжались участники экспедиций на Курилы. В конце XVII — XVIII веках карты Курильских островов, включая южные, составлялись не менее пяти раз. Первая появилась еще в 1692 году. Вторая составлена в самом начале XVIII столетия С.
Ремезовым. В 1713 году свой «чертеж островам и даже до Матсмансхого острова
(Хоккайдо)» представил И. Козыревский. По результатам экспедиции 1738—39 годов составлена карта М. Шпанберга и В. Вальтона. В 1744 году появилась карта М. Новограбленного. В 1779 году в Петербурге была представлена новая подробная карта Курил, включавшая Матмай-Хоккайдо, составленная участниками экспедиции И. Антипина и Д. Шабалина.
Особо следует отметить карту М. Шпанберга и В. Вальтона. В течение 1738—39 годов экспедиция посетила южные Курилы трижды. Были подробно описаны и нанесены на карту Кунашир, Уруп, Итуруп, Шикотан и остров Зеленый (из группы островов Плоские Хабомаи), которому дали это русское название. Всего на карту был нанесен 31 остров. Русские названия также получили острова
Кунашир — Фигурный и Итуруп — Трех сестер и Цитронный.
Такого подробного исследования южной части архипелага, в то время не принадлежавшей ни одному из государств, не проводил до М. Шпанберга никто.
С экспедицией 1738—39 годов связано и первое упоминание о геологическом исследовании южных Курил, которые проводил на Кунашире участник экспедиции
Гардебол. В дальнейшем геологоразведкой на южных Курилах занимались в 70-х годах И. Антипин и в начале 80-х Д. Шабалин. Словом, в то время ни одна европейская страна (не говоря уже о Японии) ничего подобного в своем активе не имела!
Геологоразведка — уже не просто изучение, а элемент «освоения» новой земли, и, таким образом, налицо и второе условие, подтверждающее право России на владение этой территорией, оговоренное Г. Витоном. Средств на освоение
Курил у русского правительства порой было недостаточно, их хватало в основном на организацию поисковых и научно-исследовательских экспедиций.
Поэтому значительная роль в хозяйственном обживании Курил на протяжении всего XVIII столетия принадлежала частной инициативе. Правительство поощряло эту деятельность и нередко прибегало к помощи отправлявшихся русскими купцами партий «промышленных людей» для выполнения поручений официального характера. Так, Указом Сената от 24 августа 1761 года на
Курилах разрешался свободный промысел зверя с отдачей в казну лишь десятой части добычи (иными словами, всего-навсего 10-процентным налогом на прибыль) и предписывалось «стараться далее разведывать тамошнее состояние, а по возвращении о тех вояжах чинить журналы и записки» и передавать их правительственным учреждениям.
Промысел пушнины и зверя приносил очень хороший доход, и партии промышленников, продвигаясь все дальше на юг, основывали поселения, служившие базой, откуда они в промысловый сезон отправлялись на дальние острова.

2. «...РУССКИЕ СОЗДАЛИ СВОИ ПОСЕЛЕНИЯ НА УРУПЕ, ИТУРУПЕ И ДРУГИХ

КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВАХ»

Появились такие поселения и на «дальних островах» — Урупе и Итурупе. Таким образом, во второй половине XVIII столетия русские поселения уже существовали на островах Шумшу, Парамушире, Симушире, Урупе и Итурупе, а на
Кунашире было заложено зимовье. Основывая поселения и осваивая земли, русские ставили на них и свои знаки — кресты, подтверждая, таким образом, права России на владение этими землями по принятому в то время «праву открытия и освоения».
Этот факт подтверждают и японские исследователи. В частности, Кон-до
Морисигэ сообщал, что в 1768 году «рыжие» айну (то есть русские) поставили на южных Курилах столбы, вырезали на них название «Курилы», стали взимать ясак, дали им (айнам ) ружья, порох, одежду, окрестили и научили говорить по-русски».
В 1785 году в результате официального обследования бакуфу (японского правительства) установлено, что русские создали свои поселения на Урупе,
Итурупе и других Курильских островах» (как видим, никаких «южных Курил» историк, издавший свою книгу в 1939 году, не выделяет )[3]. Это подтверждает также Нумада Итиро, отмечавший, что «в 1785 году русские уже посещали Итуруп и превратили его в свою базу».
Приведение в русское подданство местного айнского населения — не менее важный аргумент в этом территориальном споре, чем промысел зверя и создание поселений. Данный же процесс, свидетельствуют источники, осуществлялся последовательно, систематически и достаточно регулярно.
В то время в Азиатско-Тихоокеанском регионе уплата дани (ясака) являлась одним из важных «признаков» подданства местного населения, но не единственным. Иными словами, уплата ясака свидетельствовала о подданстве, однако его отмена, если таковая происходила, самого подданства не отменяла.
И потому в русских официальных документах на этот случай применялась специальная формулировка:
«Привести во владение в подданство и в ясачный платеж» или просто «в подданство и в ясачный платеж».
Принятие присяги (приведение к присяге) той или иной «короне», раздача местным племенным вождям (айнским старшинам на Курилах и Сахалине) медалей, зачисление их на государственную службу, а также взятие заложников-аманатов обычно из детей местной родоплеменной знати также подтверждают факт подданства.
Россия же при приведении в подданство курильских айнов «задействовала» все перечисленные средства, о чем свидетельствуют рапорты, отчеты, инструкции, указы и другая официальная документация того времени. При этом приведение к присяге, раздача медалей, выдача удостоверений о принятии в подданство очень часто производились одновременно с первым взиманием ясака.
В 1705—1713 годах ясаком обложили первые два острова, в 1730—32 годах — четыре, в 1734 году — с пятого по девятый. В 1752—55-м ясак взяли с пятнадцатого и шестнадцатого, в 1768—69-м — с восемнадцатого (Уруп), девятнадцатого (Итуруп), а также «с князцов двадцатого» (то есть Кунашира).
В 1770—74 годах — вновь с тринадцатого по восемнадцатый и Итурупа, в
1778—79-м— с Итурупа, Кунашира, а также жителей северо-восточного Хоккайдо, или двадцать второго острова (Матмая).
В начале 80-х годов ясак на южных Курилах продолжал взимать Д. Шабалин. В этой связи, в частности, следует особо отметить также свидетельства А.
Полонского, писавшего: в 1782 году вернувшийся на Камчатку Д. Шабалин привез с собой «...ясаков:
11 соболей, 2 выдры и 3 лисицы, присланные в 1781 году тойоном (старшиной) о.Кунашира». В 1779 году Екатерина II прежде всего с целью создания более благоприятных условий для своих новых «верноподданных» сочла возможным отменить ясак «на дальних Курильских островах», не имевший большого экономического значения. При этом самого подданства Указ не отменял. На других Курильских островах ясак продолжал взиматься. Каждая очередная партия ясашных сборщиков, двигаясь от Камчатки на юг, проводила сбор прежде всего с ранее обложенных данью островов, и поэтому остров, с которого один раз взяли ясак, в дальнейшем становился объектом регулярного визита сборщиков подати. Таким образом, этот процесс носил последовательный и систематический характер и начался для южных островов в 1768 году, что подтверждают и японские исследования.
Организация сбора ясака (как и административное управление островами) осуществлялась из Болыперепка на Камчатке, где в то время располагалась резиденция Глазного командира (впоследствии — коменданта) Камчатки. Партии сборщиков дани обычно состояли из казаков, но иногда, а со второй половины
XVIII века регулярно, в них назначались айнские тойоны, бывшие одновременно и переводчиками. В этом, главным образом, и заключалась их государственная служба.
Тойоны-переводчики, как правило, были крещеными и носили русские имена и фамилии.
Приведение местных жителей в христианство — еще один из элементов «освоения
— оккупации» новой территории и, одновременно, составная часть мер по
«осуществлению административного контроля и управления» ею.
Христианизация Курил (как и русских владений в Северной Америке) осуществлялась целенаправленно и достаточно успешно: с 1749 года на острове
Шумшу действовала школа для обучения детей айнов, а в 1756 году на нем же построили часовню Св. Николая[4]. В период начальной колонизации Курил первым и главным было поселение на острове Шумшу, а в последней трети XVIII столетия также и поселение на острове Уруп, основанное еще в 1768 году казачьим сотником И. Черным. В силу удобного географического положения
(самый большой и южный в группе средних Курильских островов, располагающий удобными гаванями) Уруп становится естественным опорным пунктом дальнейшего продвижения на юг «даже до Матманского острова», то есть до Хоккайдо.
Именно Уруп стал базой для проведения экспедиции 1775—1782 годов И.
Антипина и Д. Шабалина. Значение острова особенно усилилось после основания на нем в 1795 году постоянного русского поселения В. Звездочетова, названного «Курило-Россия».

2.3. РОССИЯ «ОТДАЛЕНА ОТ ВСЯКОГО НЕСПРАВЕДЛИВОГО ПРИСВОЕНИЯ»

Результаты русской деятельности на Курилах были настолько очевидны, что нашли свое отражение не только в чертежах путешественников, но и на официально издаваемых географических картах. Первое подробное изображение
Курильского архипелага приведено еще в Академическом атласе 1745 года. В дальнейшем Курилы неизменно включались в главное официальное издание того времени — Атлас Российской Империи, в частности выпущенные в 1792 и 1796 годах, где Курильские острова, в том числе южные, обозначались как составная часть Нижнекамчатского округа Охотской области Иркутского наместничества. Издание географической карты — это уже элемент официального
«оповещения» иностранных государств о владении той или иной территорией или, по крайней мере, о претензии на это владение (в XVIII — XIX столетиях большое значение, как известно, имел также факт первоочередности публикации карты).
Естественно, появление такой карты было возможно при условии издания соответствующих официальных актов, законодательно закреплявших эти
«территориальные приобретения». Хотя в то время публикация карты иногда и предшествовала им, представляя своего рода «карту-претензию». В XVIII столетии было как минимум три именных (то есть императорских) указа — Указы
1779, 1786 и 1799 годов, подтверждавших вхождение Курильских островов, включая южные, в состав Российской империи, а императорский или королевский
Указ был равносилен закону.
Россия, следует особо отметить, всегда проявляла большую щепетильность в подходе к вопросу о территориальных приобретениях. В отличие от многих других государств она каждый раз стремилась к максимальному соблюдению законности (и ожидала этого от других), когда речь шла о расширении границ.
И в отношении Курильских островов и Тихоокеанского региона в целом, русское правительство твердо придерживалось этого принципа. Согласно нему, присоединение к владениям России какой-либо новой территории возможно было лишь при наличии явных свидетельств того, что эта территория не принадлежит ни одному государству, то есть никому «не подвластна».
Характерно в связи с этим высказывание вице-канцлера графа И. Остермана. В
1790 году на переговорах с испанским посланником Гальесом по поводу заключения русско-испанского договора «о границах гишпанскому и российскому владению по Тихому морю», он говорил, что «Ея Императорское Величество
(Екатерина II), по всеместно известному правосудию своему, отдалена будучи от всякого несправедливого присвоения, не изволит конечно в одном крае причислять к пределам Империи своей ничего, на что не имеет совершенного права».
Среди перечисленных выше документов наибольшее значение имеет Указ 1786 года. Он был издан на основе памятной записки, подготовленной президентом
Коммерц-Коллегаи А. Воронцовым и членом Коллегой иностранных дел
(фактически ее главой) А.Безбородко, и закреплял за Россией обширные владения в Северной Америке (Аляску, Алеутские острова) и в Азии, в том числе Курильские острова.
В Указе, в частности, говорилось:
«Как по общепринятому правилу на неизвестные земли имеют право те народы, которые первое открытие оных учинили, как то в прежние времена и по сыскании Америки обычно делалось, что какой-либо европейский народ, нашедши неизвестную землю, ставил на оной свой знак, а римского исповедания государям римские папы к большему онаго утверждению щедро давали свои на то буллы, в чем и все доказательство права к завладению заключалось, то вследствие сего неоспоримо должны принадлежать России:
...Гряда Курильских островов, касающаяся (прикасающаяся к) Японии, открытая капитаном Шпан-бергом и Вальтоном» (то есть, однозначно, включая южные
Курилы — острова Зеленый, Фигурный, Трех сестер и Цитронный). Важность
Указа состояла в том, что Коллегии иностранных дел поручалось известить о нем «дворы всех европейских держав», то есть он имел значение не только как документ внутреннего законодательства, но и с точки зрения международного права. Положения Указа 1786 года были подтверждены в 1799 году в Указе
Павла I о привилегиях, предоставленных Российско-Американской Компании.
Указ 1786 года обращает на себя внимание не случайно. Дело в том, что в конце XVIII столетия в формировании концепции русской государственной территориальной политики на Дальнем Востоке наблюдались достаточно противоречивые тенденции. В результате появился ряд указов и распоряжений, несколько ограничивавших, стабилизировавших набранный темп продвижения
России по Курильским островам (в частности, упоминавшиеся указы 1779 года и
1788 года). Однако ни один из этих документов не повлиял на Указ 1786 года, главные и принципиальные положения которого оставались неизменными до начала XIX столетия, то есть официально не были ни отменены, ни существенно скорректированы. Таким образом, в соответствии с официальными русскими документами в конце XVIII столетия вся Курильская гряда рассматривалась как часть территории России. Но действительно ли правомочны и насколько правомочны были действия России и принимавшиеся указы в отношении
Курильских островов, то есть был ли достаточным набор «фактов русской деятельности» на Курилах, включая южные, чтобы дать России «правовой титул» на эти острова? Историческая принадлежность острова Урупа и островов, лежащих к северу от него, нашей стране никем не ставится под сомнение, и потому ответим на этот вопрос применительно к группе четырех южных островов. Частично ответ на него уже содержится в приведенной выше цитате из документов Государственного Совета, частично — в предыдущей моей статье, где говорилось, что другие члены «Содружества наций» никогда не ставили под сомнение права и сам факт принадлежности Курильского архипелага именно
России.
Из разработанных Г. Витоном трех главных условий, наличие которых давало государству «правовой титул», в активе у России к концу XVIII столетия были почти все (или, по крайней мере, многие) их элементы. Так. соблюдение положения о «Первооткрытии» очевидно. Неоднократные описания и картографирование, включая официальное издание карт, установка знаков- крестов с надписями и без оных, оповещение других государств (Указ1786 года) — налицо. Проведение исследований, включая геологоразведку и хозяйственное освоение Курил путем ведения там промысла рыбы и зверя, опытов с земледелием, основания поселений и зимовий полностью отвечают положению о «первоосвоении — первооккупации». Административное управление островами с Камчатки (из Большерецка), а затем частично с Урупа, систематический и достаточно регулярный (по меркам того времени) сбор дани- ясака с местных жителей (на Итурупе, Кунашире и даже, правда один раз, на
Матмае-Хоккайдо), принятие на государственную службу ясашными сборщиками и переводчиками айнских старшин-тойонов, христианизация айнов, удержание аманатов-заложников — свидетельствуют и о «Владении достаточно продолжительное время» группой четырех южных Курильских островов.
Иногда говорят, что Россия якобы потеряла свое потенциальное право на южные
Курилы, поскольку не состоялась экспедиция Г. Муловского. Эта экспедиция должна была установить на островах столбы с чугунными гербами Российской империи и надписью «Земля Российского владения» (как на Чукотке и в
Северной Америке), зарыть в землю специальные чугунные медали с государственной символикой и «причислить их формально ко владению
Российского государства», иными словами, поставить последнюю точку в этом вопросе. Действительно, сделать этого, вероятно, не успели. Однако и без того перечисленных фактов русской деятельности на архипелаге вполне достаточно, чтобы придти к выводу, что к концу XVIII столетия Россия в соответствии с существовавшими тогда нормами международного права имела достаточно оснований рассматривать всю Курильскую гряду как собственную территорию. Таким образом, тезис об «изначальной принадлежности» южных
Курил Японии не верен, поскольку не соответствует действительности.

2.4. «ЭДЗО НЕ СЧИТАЛСЯ СОСТАВНОЙ ЧАСТЬЮ ЯПОНСКОЙ ИМПЕРИИ»

Однако, как же Япония? Почему возникает вопрос о ее исторических правах на
«северные территории»? Прежде всего в этой связи рассмотрим вопрос о японской деятельности на Курилах в XVIII столетии. В силу чего географического положения (близость к Курильским островам), естественно, могла контактировать с южными Курилами достаточно рано. Однако еще с 1639 года военными правителями Японии— сегунами— был установлен жесткий режим изоляции окончательно отменен только в 1767-68 годах. В результате изолированности Японии, ее отгороженности от внешнего мира на протяжении более двух столетий всякие контакты с иностранными государствами были строго запрещены. Ограниченная внешняя торговля велась лишь с Китаем и
Голландией, самим же японцам под страхом смертной казни запрещалось как покидать родину, так и строить морские суда, способные удаляться от берега на сколько-нибудь значительное расстояние. Режим изоляции, таким образом, искусственно удерживал страну в рамках ее исторических средневековых границ и, потому, никак не способствовал расширению территории. Япония помимо этого не входила в европейское «Содружество наций», и потому на нее не распространялись и не могли распространяться международно-правовые нормы христианского мира. в том числе нормы, касавшиеся территориальных приобретений. И, наконец, вплоть до середины XIX столетия северная японская граница не простиралась дальше половины (юго-восточной) острова Хоккайдо-
Матмая и Япония не считала своей территорией даже северную половину острова. Тем более не могли принадлежать ей острова южной части Курильского архипелага, лежащие севернее Хоккайдо. Этот факт признают и весьма авторитетные японские исследователи. В частности, Куно Еси писал, что «Эдзо
(или Эзо — так именовались все «северные территории», включая северную половину Хоккайдо) в XVIII веке и даже в первой половине XIX не считался составной частью Японской империи. В те дни японское правительство рассматривало события в Эдзо как нечто случившееся за пределами государственных границ. Большинство историков, ученых и государственных деятелей считали Эдзо иностранным государством».
Его мнение подтверждает современный историк Корияма Ёсимицу, автор известного исследования по истории русско-японских отношений.
Аналогичные сведения приведены в книге русского ученого-япониста Д.
Позднеева, сообщавшего, что «писавший в конце XVIII столетия Рин Сихэй опубликовал труд «Сангоку цуран» («Описание трех царств»), в котором он рассматривал острова Рюкю, Корею и Эдзо, и самый факт, что он поставил Эдзо на одну доску с совершенно независимыми тогда от Японии Ликейскими островами и Кореей, доказывает, что у него был подобный же взгляд на дело».
Обратимся теперь к «фактам присутствия» Японии на южных Курилах применительно к XVIII столетию. Первое упоминание об островах к северу от
Хоккайдо в японских источниках относится к середине XVIII столетия. Однако реально о начале японской деятельности там можно говорить только со второй половины 80-х годов, когда купцы из княжества Мацумаэ (занимало территорию на северо-западе о. Хонсю и юго-востоке Хоккайдо) захватили на юге Кунашира рыболовные промыслы айнов. В результате в 1789 году айны подняли восстание, жестоко подавленное японцами.
К середине 80-х годов XVIII столетия относится и упоминание об отправке на
Курилы первой официальной японской экспедиции, возглавлявшейся Могами
Токунаи. Он посетил южные острова архипелага, а в 1792 году побывал также на юге Сахалина. В его отчете, опубликованном по результатам экспедиции, есть сведения о встрече на Итурупе с группой «русских промышленников» и свидетельство о том, что он был первым японцем, побывавшем на острове (в то время как, напомним. русское поселение на острове существовало уже много лет). Могами, в частности, писал: «Я проплыл мимо первого острова Кунашир, чтобы достичь следующего — Итурупа. Я был первым японцем, ступившим на эту землю, жители острова были удивлены, увидев меня и окружили толпой, разглядывая меня». О времени проникновения японцев на южные Курилы упоминается также в известном исследовании японского историка Окамото
Рюноскэ и некоторых других японских авторов. Хронология японского «движения на север», приведенная в этих источниках, такова: в 11 году эры Кансэй
(1799 года по европейскому летоисчислению) восточные Эзосские земли были подчинены непосредственно бакуфу — японскому правительству. В 12 году
Кансэй (1800 год) эзос-цам Аккэси, Нэмуро (гавани на северо-востоке
Хоккайдо) и Кунасири (Кунашира) было строжайше запрещено переплывать на остров Уруппу (Уруп) и вести там торговлю (то есть торговлю с русскими). В том же году японцы начали колонизацию острова Эторофу (Итурупа).
В I году Кева (1801 год) чиновники бакуфу Тояма Ясутака и Мияма Ухэй-да объезжали остров Уруппу и поставили столб с надписью на нем: «Остров, подчиненный Великой Японии пока продолжается небо и существует земля». Там же они встретили русских Кэрэтотофусэ (японская транскрипция русских имен),
Васири Ко-рэнэници (Звездочетов) и других. В 1799 году, по свидетельству того же Могами Токунаи, на Кунашир была отправлена первая официальная группа японских чиновников «с целью открытия этого острова». Наконец, в
1802 году в городе Хакодатэ на юге Хоккайдо было создано новое Мацумаэсское губернаторство и, одновременно, учреждена специальная канцелярия по колонизации Курильских островов. Приведенные факты, как мы видим, свидетельствуют не только о том, что официальная деятельность Японии на южных Курилах началась значительно позже — на полтора-два десятилетия — русской, но и о том, что очень часто эта деятельность осуществлялась при наличии ясных свидетельств более раннего присутствия здесь России и вопреки этим свидетельствам. Но ни в одном официальном русском источнике того времени нет упоминания о том, что в ходе продвижения России по Курилам с севера на юг она встретила сопротивление или противодействие этому продвижению со стороны какого-либо иностранного государства. Нет и каких- либо упоминаний о признаках иностранного пребывания на островах, что подтверждало сведения о том, что Курильские острова никому не принадлежат.
Таким образом, применительно к XVIII столетию можно реально говорить лишь о японской торговле на южных Курилах и северном Хоккайдо и позже— на южном
Сахалине. И сегодня именно вопрос о японской торговле в «Эзосских землях» является одним из главных аргументов сторонников «японской принадлежности» четырех южных островов архипелага.
Японцы действительно торговали с айнами южных Курил (также как и с айнами
Хоккайдо), присылая на Кунашир и Итуруп ежегодно на несколько месяцев два- три судна в весенне-летний период, которые по завершении торговли возвращались обратно в Мацумаэ (одноименный с княжеством город на юге
Хоккайдо).
Свидетельство этого — в отчете казацкого сотника И. Черного, который, напомним, собирал на Курилах ясак в 1768—69 годах. «А ныне, — писал он, — в недавних годах, и на 20-й остров (Кунашир) стало одно судно японское ходить, на 22-й (Матмай-Хоккайдо) приходит два судна в год; суда небольшие, человек по двадцать, — японцы живут на тех островах судами месяца по два, поторгуются, тогда и отходят обратно». Аналогичные сведения приводил в своем отчете и участник экспедиции 1775—82 годов И. Антипин.
Однако торговали с «мохнатыми курильцами» (принятое в то время название южнокурильских айнов) и русские. Торговля же, как известно, еще не означает владение, а сезонная торговля японцев на южных Курилах велась именно с
«самовластными», то есть независимыми от них айнами, жившими на территории,
Японии не принадлежавшей.
Не известно и ни одного японского законодательного акта XVIII — начала XIX столетий (да и вряд ли он мог появиться), в котором бы говорилось о включении в состав Японии даже северной части Матмая-Хоккайдо, не говоря уже о южных Курилах, что, впрочем, совершенно естественно по причинам, указанным выше. Что же касается России, то ситуация здесь, как видим, была совершенно иная. Прежде всего это связано с принятием конкретных законодательных актов (с последующим их картографическим подтверждением), официально объявлявших Курильские острова русской территорией.
И если обоснованность этих актов с точки зрения норм и обычаев того времени, в первую очередь международного права, может кем-то оспариваться, то сам факт официально оформленного, законодательного включения Курил в
XVIII столетии в состав России сомнению не подлежит. Это необходимо помнить всем участникам переговоров по проблеме «северных территорий», равно как и по вопросам развития и укрепления отношений между Россией и Японией в целом.

3.1. Основные факты о курильской проблеме: российская интерпретация

Официальная советская точка зрения на предысторию курильской проблемы была такова. В 1855 г., когда Россия и Япония впервые установили дипломатические отношения, обе стороны в трактате о дружбе и торговле (Симодский трактат) договорились о территориальном размежевании, в соответствии с которым граница между двумя странами проходила между островами Итуруп и
Уруп. По контексту трактата следовало, что остров Уруп и лежащие к северу от него Курильские острова отходили к России, а четыре ныне оспариваемых
Токио острова—к Японии. Остров Сахалин границей разделен не был. (Ст. 2 договора, касающаяся территориального размежевания, фиксировала следующее: «Отныне границы между Россией и Японией будут проходить между островами Итурупом и Урупом. Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а весь остров Уруп и прочие Курильские острова к северу составляют владение
России. Что касается острова Крафто (Сахалин), то он остается неразделенным между Россией и Японией, как было до сего времени». По Петербургскому договору 1875 г. стороны договорились о том, что к России отходят права на полное владение островом Сахалин, а к Японии — на все Курильские острова.
Договор предусматривал, что пограничная полоса между Империями Российскою и
Японскою будет проходить в этих водах через Лапсрузов пролив». Трактат 1875 г., по существу, отменял территориальную статью трактата 1855 г. В полном объеме трактат 1855 г. был отменен соответствующей статьей русско-японского
Договора о торговле и мореплавании от 27 мая (8 июня) 1895 г. В декларации, подписанной одновременно при подписании этого договора, стороны подтвердили действительность трактата 1875г. 23 августа (5 сентября) 1905 г. после поражения России в русско-японской войне был заключен Портсмутский договор.
По нему Россия потеряла право на южную часть Сахалина и все прилегающие к нему острова. В договоре отмечалось, что действие договора 1895 г. упразднено, но ничего не говорилось отмене трактата 1875 г., подтвержденного при подписании договора 1895 г. Портсмутский договор был подтвержден обеими сторонами в Русско-японской конвенции от 31 января (13 февраля) 1907 г. В данном документе Россия обязалась, в частности, уважать территориальное разделение, вытекающее из Портсмутского договора.
В 1918—1920 гг., в период гражданской войны в России и иностранной оккупации части ее территории Япония временно оккупировала часть Сибири и
Дальнего Востока. Отношения были относительно нормализованы лишь после окончательной победы большевиков и прекращения существования
Дальневосточной республики. В Конвенции об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией от 20 января 1925 г. било установлено, что Портсмутский договор остается в полной силе. При подписании Конвенции советский представитель, однако, выступил с декларацией о том, что признание его правительством Портсмутского договора 1905 г. не означает, что правительство СССР разделяет с бывшим царским режимом политическую ответственность за заключение этого договора. Указанная Конвенция не содержала подтверждения договора 1875 г. Она предусматривала, что все остальные, кроме Портсмутского, договоры между Россией и Японией, заключенные до 7 ноября 1917 г., подлежат пересмотру и могут быть изменены или отменены с учетом обстоятельств. Однако, несмотря на это положение, договор 1875 г. не пересматривался в последующее время. Позднее, в советско-японском Пакте о нейтралитете от 13 апреля 1941 г. обе стороны обязались взаимно уважать территориальную целостность и неприкосновенность друг друга.
Оспариваемые ныне Японией острова были захвачены советской армией в ходе военной операции 28 августа — 1 сентября 1945 г. во время второй мировой войны. Эта операция, по мнению Москвы, была проведена в соответствия с
Ялтинскими соглашениями (Соглашение трех великих держав от 11 февраля
1945г. по вопросам Дальнего Востока), согласно которым от Японии отторгались в пользу СССР южная часть Сахалина и Курильские острова. Кроме того, в Потсдамской декларации (Заявление правительств Соединенных Штатов,
Соединенного Королевства и Китая от 26 июля 1945 г.) было декларировано намерение ограничить японский суверенитет «островами Хонсю, Хоккайдо, Кюсю,
Сикоку и теми менее крупными островами, которые мы укажем». СССР присоединился к Потсдамской декларации 8 августа 1945 г. В Акте о капитуляции Японии от 2 сентября 1945 г. сказано, что японское правительство и его преемники будут честно выполнять условия Потсдамской декларации.
Южные Курилы были объявлены советской территорией по Указу Президиума
Верховного Совета СССР от 2 февраля 1946 г. Вся земля с ее недрами, лесами и водами, а также банки, промышленные и коммунальные предприятия, железнодорожный и водный транспорт и средства связи на территория южной части острова Сахалин и Курильских островов были национализированы и на упомянутой территории была образована Южно-Сахалинская область в составе
Хабаровского края РСФСР.
Едва ли можно сомневаться, что территориальная принадлежность Южных Курил
СССР была бы юридически закреплена в мирном договоре с Японией, если бы
Москва в нем участвовала. Однако, как известно, мирный договор готовился в условиях обострения отношений между двумя сверхдержавами. Это обстоятельство непосредственно сказалось на советском участии в Сан-
Францисской конференции. Так, в период подготовки Сан-Францисского мирного договора СССР предлагал внести в него ряд поправок (в общей сложности 13 пунктов), которые включали, в частности, признание суверенитета Советского
Союза на южную часть Сахалина и Курильские острова. Но советские предложения не были даже поставлены на голосование. Соединенные Штаты как хозяин конференции отказались пригласить на нее Китайскую Народную
Республику и Корейскую Народно-Демократическую Республику. (Это было время войны в Корее и трудно было ожидать от Вашингтона иного подхода). СССР также был откровенно недоволен тем, что в тексте мирного договора не было указано, к кому именно переходят Курильские острова[5]. В результате Москва отказалась подписать Сан-Францисский договор. Она пропустила также возможность присоединиться к договору в течение трех предусмотренных положениями договора лет.
Между тем в 1955 г. между СССР и Японией начались в Лондоне переговоры о заключении мирного договора. Японская сторона выдвинула требование о передаче ей островов Кунашир, Итуруп, Шикотан и гряды Хабомаи, а вопрос о принадлежности южной части острова Сахалин и остальных Курильских островов предлагала решать путем переговоров между союзными во второй мировой войне державами, включая СССР, и Японией. Финальная стадия переговоров прошла в
Москве с 13 по 19 октября 1956 г. и завершилась подписанием «Совместной
Декларации Союза Советских Социалистических Республик и Японии» от 19 октября 1956 г. В декларации было констатировано прекращение состояния войны между двумя державами и восстановление мира и добрососедских дружественных отношений. Кроме того, были восстановлены дипломатические отношения. Москва объявила о намерении освободить осужденных в СССР японских граждан. СССР отказался от всех репарационных претензий к Японии.
Декларация была ратифицирована парламентами обеих стран и депонирована в
ООН.

Ключевое значение для истории российско-японского диспута вокруг Южных
Курил имеет 9-я ст. декларации. В ней указывалось, что обе стороны согласились на то, чтобы после восстановления нормальных дипломатических отношений продолжить переговоры о заключении мирного договора. При этом
Союз Советских Социалистических Республик, идя навстречу пожеланиям
Японии и учитывая интересы японского государства, соглашается, на передачу
Японии островов Хабомаи и острова Сикотан (Обычное написание острова —
Шикотан) с тем, однако, что фактическая передача этих островов Японии будет произведена после заключения Мирного Договора между Союзом Советских
Социалистических Республик и Японией». На следующий день газета
«Известия» в редакционной статье, отражающей позицию советского руководства, подчеркнула, что согласие Москвы на передачу островов должно рассматриваться как «яркое проявление доброй воли».

Однако в 1960 г. после заключения японо-американского договора безопасности Москва заявила, что меняет свою позицию. По мнению Москвы, договор между Вашингтоном и Токио серьезно затрагивал интересы безопасности
СССР на Дальнем Востоке и в бассейне Тихого океана. В памятной записке советского правительства от 28 января 1960 г. указывалось, что в результате подписания договора безопасности с США Токио способствовал созданию нового положения, при котором невозможно осуществление советского обещания о передаче островов Малой Курильской гряды, поскольку Москва не может содействовать тому, чтобы передача указанных островов Японии привела к расширению территории, используемой иностранными войсками. В документе указывалось, что Хабомаи и Шикотан будут переданы «только при условии вывода всех иностранных войск с территории Японии и подписания мирного договора между СССР и Японией... ». Японское правительство отреагировало заявлением, что намерено неотступно добиваться возвращения не только островов Хабомаи и острова Шикотан, но и других исконных японских территорий. В ответ советское правительство в памятной записке от 22 апреля
1960 г. заявило, что «территориальный вопрос между СССР и Японией решен и закреплен соответствующими международными соглашениями, которые должны соблюдаться».

С тех пор СССР вплоть до 1991 г. официально придерживался позиции, согласно которой территориальной проблемы в советско-японских отношениях не существует. Между тем известно, что в начале 1970-х годов Кремль в зондажном порядке предложил Токио заключить мирный договор на основе
Совместной декларации 1956 г. Однако японское правительство отклонило этот вариант.
Сомневаться в подлинности данного эпизода дипломатической истории нет оснований, так как в российском МИДе имеются соответствующие документы, подтверждающие точность этой информации. Другое дело — вопрос о деталях. По одной из версий, в январе 1972 г. во время визита в Японию министр иностранных дел А. Громыко в ходе встречи один на один со своим японским коллегой Т. Фукудой предложил заключить мирный договор на основе последующей передачи Японии Шикотана и Хабомаи. Фукуда обещал рассмотреть такой вариант. Официально Япония тогда требовала вернуть ей все острова сразу. Однако вскоре после получения предложения Громыко официальный Токио дал понять, что все-таки согласен на промежуточное решение проблемы островов. Вариант с последующим подписанием мирного договора стал активно прорабатываться в высшем советском руководстве. В предварительном порядке его завизировали Громыко, председатель КГБ Ю.
Андропов и министр обороны А. Гречко. Однако затем Гречко снял свою подпись. Вероятно, изменение его позиции было связано с нажимом военного руководства.

По другой версии, изложенной на этот раз директором Института востоковедения РАН М. Капицей[6], это предложение было сделано Громыко премьер-министру Японии Э. Сато в Токио 28 января 1972 г. Беседа проходила в конфиденциальной обстановке, других лиц с японской стороны не было, даже министра иностранных дел. Капица утверждает, что Сато, вероятно, не поставил в известность японское руководство о сделанном ему предложении и МИД СССР так и не получил на него ответ.
Характерно, что ни одни глава Советского государства, правительства и КПСС ни разу не был с визитом в Токио. Единственным исключением оказался советский президент М. Горбачев. Итогом его визита в Японию 16—19 апреля
1991 г. стало официальное признание наличия разногласий по территориальному вопросу.
Новым фактором в развитии советско-японских отношений явилась внутриполитическая борьба в СССР. Усиливающаяся демократическая оппозиция искала новые подходы к курильской проблеме. В январе 1990 г. Б. Ельцин во время посещения Токио предложил пятиэтапный план решения судьбы Южных
Курил. План предусматривал следующие этапы:
1 Официальное признание Советским Союзом существования территориальной проблемы в советско-японских отношениях.
2. Демилитаризация островов Кунашир, Итуруп, Шикотан и Хабомаи.

3. Объявление этих островов зоной свободного предпринимательства с соответствующим льготным режимом для Японии. Заключение договора между
РСФСР и Японией по вопросам развития сотрудничества в торгово- экономической, научно-технической, культурной и гуманитарной сферах.
4. Заключение мирного договора между СССР и Японией.
5. Решение территориального вопроса с новым поколением политиков через
15—20 лет. При этом среди возможных вариантов решения названы
«совместный протекторат СССР и Японии», придание островам статуса
«свободной территории», передача островов Японии.
В свою очередь, Токио начал пытаться балансировать между советскими и новыми российскими властями. Отметим здесь, что 24 августа 1991 г., то есть сразу после августовского путча, некий японский дипломат явился к высокопоставленному представителю МИДа РСФСР с предложением, чтобы президент Ельцин незамедлительно выступил с заявлением, что советский режим виновен во многих преступлениях и демократическая Россия отрекается от них и готова в отношениях с Японией руководствоваться Симодским трактатом 1855 г. в той его части, которая касается Курильских островов. Представитель
Токио заявил, что предлагаемое им заявление от лица российского президента трактовалось бы японской стороной как подлинный жест доброй воли со стороны демократического руководства РСФСР. Сущность японского предложения может быть понята через контекст вакуума власти в СССР, который существовал в это время. Также данная японская инициатива должна рассматриваться как черта, характеризующая и степень давления со стороны Токио на власти
РСФСР с тем, чтобы добиться решающего прорыва в курильской проблеме.
Общепринятое мнение, существующее в настоящее время в Российской
Федерации, сводится к тому, что это государство является государством—правопреемником СССР. Следовательно, делают отсюда вывод политики и ученые, Россия наследует не только права, но и обязательства государства—предшественника. По словам С. Филатова, в рамках именно этого понимания к России перешли место постоянного члена Совета Безопасности ООН, а также иные права и обязательства по целому ряду основополагающих международных договоров, заключенных Советским Союзом.
Распад СССР в принципе мог привести к радикальным изменениям в подходе
Москвы к отношениям с Токио. По некоторым косвенным данным мы можем прийти к заключению, что российское руководство в первой половине 1992 г. серьезно рассматривало возможность разрешения курильского вопроса на условиях, которые удовлетворяли бы основные претензии японской стороны.
Так, 22 и 29 мая 1992 г. заместитель министра иностранных дел Российской
Федерации Кунадзе представил Государственной комиссии по подготовке визита президента Ельцина в Японию (визит был назначен на сентябрь 1992 г.) предложение МИДа передать Японии Хабомаи и Шикотан, как это было предусмотрено советско-японской декларацией 1956 г., а также продолжить переговоры относительно судьбы Кунашира и Итурупа[7].

23 июля 1992 г. Кунадзе сообщил прессе, что текст мирного договора с
Японией в целом подготовлен. По словам этого высокопоставленного дипломата,
«остается совсем немного договориться о проблеме территориального размежевания». Мирный договор Россия была готова подписать в рамках тех существующих договоренностей, правовых и политических реалий, которые сложились в настоящее время. Кунадзе высказал мнение, что «нет другого пути, кроме реализации совместной советско-японской декларации от 1956 г.», согласно которой предусматривалось возвращение Японии двух из четырех спорных островов Южных Курил. Характерно, что Кунадзе при этом особо подчеркнул, что политика России в отношении Японии не должна становиться объектом внутриполитической борьбы. В российском парламенте в то время активизировались силы, выступавшие с критикой курса руководства страны, который они оценивали как излишне прозападный, и Кунздзе, судя по его заявлению, был заинтересован в их нейтрализации во время обсуждения вопроса о принадлежности Южных Курил.
Определение позиции МИДа России в отношении курильской проблемы не означало, что все звенья исполнительной власти разделяли мнение Кунадзе и его коллег. В структуре исполнительной власти Российской Федерации президентская команда занимала решающее место в сравнении с МИДом. Поэтому принципиально важно, что в период начавшейся дискуссии о южнокурильской проблеме руководитель администрации Президента Петров заявил, что Россия еще не определила окончательно свою позицию по Южным Курилам и только изучает возможные подходы к спорному вопросу. «Если пойти на изменение границ,— отмечал он,— то это может создать своего рода прецедент и вызвать целый ряд подобных проблем. Учитывая существование горячих точек в
Молдове, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, сейчас не лучшее время создавать новый очаг напряженности». В заявлении Петрова прозвучали и намеки на основной принцип подхода к курильскому вопросу, которым руководствовалась близкая ему политическая группа в исполнительной власти: решение может быть найдено на основе укрепления взаимного доверия путем развития политических и экономических связей, дружбы и сотрудничества. Отметим здесь же, что существование противоречий между
МИДом и Петровым косвенным образом подтверждает в своих воспоминаниях и министр иностранных дел А. Козырев.
Между тем курильская проблема оказалась в центре внимания Верховного Совета
Российской Федерации, который провел 28 июля 1992 г. закрытое заседание по этому поводу. В докладе МИДа на этом заседании отмечалось, что министерство разработало новые подходы к решению проблемы Южных Курил. Суть их состоит в том, чтобы вернуть Японии острова Хабомаи и Шикотан, а затем продолжить двусторонние переговоры о судьбе Кунашира и Итурупа. Основания к такому решению дипломаты видели в том, что с точки зрения международного права
Москва не обеспечила законности своего владения этими островами. В частности, по их мнению, Ялтинские соглашения, на которые ссылался бывший
СССР, на самом деле не предусматривали, что Курилы полностью отходят к
СССР. В соглашениях с точки зрения МИДа лишь указывалось, что Москва имеет право требовать передачи под ее контроль всех островов при условии заключения с Японией мирного договора. Вместе с тем Токио по мирному договору 1951 г., подписанному в Сан-Франциско, отказался от всех претензий на Курильские острова. Однако в договоре ничего не говорилось о том, какой стране отныне будут принадлежать Курилы, а также не определялось, какие именно острова входят в понятие Курильской гряды. Новые подходы российской дипломатии к проблеме Курил стали отражением провозглашенной правительством
Российской Федерации готовности к проведению внешнеполитического курса на основе «законности и справедливости».
Следующим хронологическим событием в развитии южнокурильского диспута в
России был визит в Японию заместителя премьер-министра М. Полторанина в начале августа 1992 г. Вице-премьер подтвердил, что Российская Федерация, как правопреемник СССР, строит свою позицию на приверженности советско- японской совместной декларации 1956 г. в той ее части, которая касается передачи Шикотана и Хабомаи Японии. Что касается Кунашира Итурупа, то
Полторанин выразил готовность вести по их поводу переговоры. Вице-премьер сделал в Японии несколько иных заявлений, касающихся процедуры передачи островов. Впрочем, после возвращения в Москву он объявил, что «подбрасывал» варианты решения курильской проблемы только для зондажа общественного мнения, а вести переговоры по территориальному вопросу он просто не был уполномочен. Перед предполагавшимся визитом Ельцина в Токио в сентябре 1992 г. российская сторона подверглась массированному нажиму со стороны Токио. В ряде случаев российские должностные лица даже охарактеризовали японскую тактику как «ультимативную форму ведения диалога». Министр иностранных дел
Японии М. Ватанабэ открыто ставил вопрос не только о подтверждении
Совместной декларации 1956 г., но и о необходимости высказать «отношение к вопросу о принадлежности Кунашира и Итурупа», подчеркивая, что только после выполнения этих условий перед японо-российскими отношениями откроются широкие перспективы.
Между тем заявления представителей МИДа и регулярные утечки информации резко накалили общественную атмосферу. В Верховном Совете представители различных политических сил высказывали мнение, что президенту лучше отложить визит в Токио. Началось разногласие в президентской администрации и иных структурах исполнительной власти. В конечном счете президент принял решение временно отменить свой визит в Токио. Позднее
Ельцин подписал указ о предоставлении Курильским островам, включая Южные
Курилы, статуса свободной экономической зоны с широкими правами для местных властей, раздачей в аренду земельных участков сроком до 99 лет, налоговыми привилегиями и другими льготами. Тем самым Москва определила зону, которую японцы считают спорной, как территорию, безусловно принадлежащую Российской
Федерации. Однако после протестов официального Токио действие указа было практически заморожено в той его части, которая относилась к Южным Курилам.

3.2. Правовые трактовки южнокурильской проблемы.

В России существуют различные принципиальные подходы к курильской проблеме.
Очевидно, что политические позиции, ведомственные интересы и профессиональные знания сыграли весьма существенную роль в определении взглядов того или иного автора. Скажем, военные предпочитают не сосредоточиваться на особенностях юридического анализа, обращая главное внимание на изложение позиции своих ведомств относительно стратегического значения Южных Курил. Общим для опубликованных в советское время работ, принадлежащих юристам, были ссылки на одни и те же правовые нормы. Это объяснялось главным образом особенностью существовавшей системы, требовавшей предельного единообразия мнений ключевых областях, в том числе и в области международных сношений. Территориальный вопрос принадлежал, несомненно, к сфере безусловного табу на разнообразие не только позиций, но и аргументов. В качестве особенности обсуждения курильской проблемы отметим также тот факт, что на последнем этапе горбачевских реформ и после раскола
СССР резко возросла частота упоминания термина «международное право».
Последнее обстоятельство, на наш взгляд, не должно приводить к выводу, что и дискуссия полностью перешла в плоскость международного права. Речь идет именно об упоминании термина «международное право», и не более того. Вместе с тем сам факт участившегося употребления этого понятия и несомненного желания видеть в праве что-то ироде ориентира на пути разрешения сложных вопросов означает утверждение в российской жизни нового феномена. Этот феномен отразил, на наш взгляд, растущее признание роли права вообще, и международного права в частности, российским обществом. Другое дело, что за упоминанием данного термина часто не скрывалось ничего, кроме желания подкрепить свою позицию по конкретному вопросу ссылкой на ставшее модным определение.
В некоторой мере это обстоятельство вызвано тем, что юристы и тем более специалисты по международному праву крайне редко обращались к анализу проблемы Южных Курил. Однако для нас в данной работе представляет особый интерес точка зрения, акцентирующая значение как раз правового подхода к курильской проблеме. Одна из наиболее заметных попыток обосновать значение данного угла зрения была предпринята С. Пунжиным. Он указывает, что, поскольку две страны претендуют на одну и ту же территорию, суть спора должна заключаться в установлении права на владение ею, то есть правового титула. Таким образом, главное содержание спора имеет юридический характер, а другие аспекты (политический, военный, экономический) лишь добавляют штрихи к общему рисунку, в целом не меняя картины, И раз спор является правовым, то и разрешен он должен быть на основе международного права.
Поэтому, считает Пунжин, в курильской проблеме надо выделить ее юридическую сущность и абстрагироваться от всех иных соображений, какими бы важными на первый взгляд они ни казались.
Данная точка зрения — единственный пример развернутого изложения необходимости приоритета правового подхода к южнокурильскому вопросу. В остальных случаях участники дискуссии ограничивались лишь кратким заявлением относительно особенностей своего подхода к рассматриваемой проблематике. Как бы то ни было, идея рассмотрения курильского вопроса преимущественно в рамках международного права формально завоевала в последние годы доминирующие позиции среди советских и российских политиков и ученых. Вместе с тем авторитет правового подхода не является бесспорным.
Неоднократно авторы ограничивались лишь заявлением, что курильская проблема должна решаться в соответствии с международным правом, а затем переходили к изложению аргументов иного порядка. Отметим также, что большинство участников дискуссии, судя по их высказываниям, отождествляют право вообще и международное право в частности со своим представлением о справедливости.
Одно из важнейших мест в дискуссии заняла историческая аргументация права на владение Южными Курилами. Следует отметить, что ряд авторов высказывает мнение, что данный подход не имеет значения для реалий сегодняшнего дня. Так, В. Зайцев, В. Росин и А. Загорский утверждают, что «международное право фактически не признает историческую аргументацию при выдвижении территориальных претензий и не рассматривает появление первопроходцев в качестве факта, свидетельствующего о присоединении территорий». Впрочем, это крайняя точка зрения, которая редко встречается в статьях и выступлениях по курильской проблеме.
По мнению большинства советских и российских авторов, именно России принадлежат исторические права на Курильские острова. Речь идет главным образом о «праве первооткрывателя и «праве хозяйственного освоения» данных территорий, то есть, по существу, о «праве первоосвоения». Вместе с тем в последнее время появились и утверждения, что неопровержимо доказать так называемое право первоосвоения ни Россия, ни Япония не в состоянии.
Освоение Курил шло параллельно — русскими с севера, а японцами с юга.
Установить, где проходила граница между двумя потоками освоения, в настоящее время крайне трудно. Существует и крайняя прояпонская точка зрения, согласно которой Южные Курилы были открыты и освоены первоначально японцами, и только потом там появились русские первопоселенцы. Пунжин исходит из того, что в теории международного права применительно к XIX — первой половине XX в. присвоение государством территории, не находящейся под властью другого государства (tегга nullius), именуется оккупацией, которая была правомерным способом приобретения территории. Оккупация могла последовать за открытием, представлявшим, как правило, символический акт.
Сам же акт открытия не являлся полным правовым титулом на открываемую территорию, а давал возможность государству первому осуществить оккупацию в течение «разумного срока». Оккупация, предоставлявшая государству желаемый им титул, должна была включать реальное занятие территории, в том числе формальные акты, включавшие в себя водружение флага или издание декларации, а также меры по обеспечению данного акта — контроль за территорией, который бы обеспечил авторитет флага. Оккупация также подразумевала постоянное управление присоединяемой территорией. Под этим подразумевалось создание ответственных органов власти, которые бы осуществляли управление данной местностью. Ни Россия, ни Япония, утверждает Пунжин, не осуществили ни реальное завладение Курилами, ни функцию постоянного управления на этой территории, а потому нельзя считать, что они приобрели титул на все Курильские острова.
Специфика позиций советских и российских политиков и ученых заключается в том, что «право первоосвоения» России и Японии на Южные Курилы рассматриваются ими лишь как одно из звеньев общей системы доказательств той или иной точки зрения на принадлежность островов одному из двух государств. В этом плане ключевое значение в системе исторической аргументации приобретают первые договоры о территориальном размеживании между Россией и Японией.
Симодский и Петербургский договоры о территориальном разграничении между
Россией и Японией рассматриваются рядом авторов в России как вынужденные, заключенные под прямым давлением Токио. Данная точка зрения исходит из утверждения, что слабость России на ее дальневосточных рубежах заставляла
Петербург идти на постоянные территориальные уступки Токио".
Следовательно, Петербург отказывался от Курил в упомянутых выше договорах не по доброй воле. Отсюда возможность оспорить значение отказа России от
Курильских островов в пользу Японии в Петербургском договоре и последующих документах.
Существуют и другие позиции по данному вопросу. Так, В. Гайдар высказывает мнение, что Петербургский договор был достигнут «без применения или угрозы применения силы». Б. Славннский отмечает, что инструкция министерства иностранных дел Российской империи ведущему переговоры с Токио адмиралу Путятину в 1853 г. предписывала добиваться, чтобы граница между двумя странами проходила бы по проливу между островами Уруп и Итуруп. С точки зрения данного исследователя, это означает признание со стороны
России, что острова, ставшие ныне предметом спора, должны принадлежать
Японии.
В ряде работ советских авторов было подчеркнуто, что Симодский трактат и
Петербургский договор, в которых было признано право Японии на владение
Южными Курилами, оказались фактически разорваны самой Японией в результате ее нападения на Россию в 1904 г. и заключения Портсмутского мира. Что касается Портсмутского договора 1905 г., то он, по мнению советской стороны, был, по существу разорван, в одностороннем порядке в результате интервенции японских войск на территорию Советской России в 1918г[8].
Советско-японская конвенция 1925 г. имела в части признания территориальных статей Портсмутского договора вынужденный характер. Впоследствии и она потеряла свою силу в результате агрессивных действий Японии в 30-е — 40-е годы.
Таким образом, превалирующая в советский период точка зрения в целом сводилась к тому, что Япония потеряла свои права на Южные Курилы из-за своих односторонних агрессивных действий в отношении СССР, а территориальное разграничение между СССР (Россией) и Японией должно осуществляться на основании международно-правовых актов, регулирующих послевоенное устройство мира[9]. Сторонники этого подхода подчеркивали, что нападением на Россию в 1904 г., а также оккупацией дальневосточных территорий Советской России с 1918 по 1925 г. Япония откровенно игнорировала договоры XIX в. и потому “ее сегодняшняя апелляция к далекому прошлому по меньшей мере неубедительна”.

3. Основные точки зрения на южнокурильскую проблему.

Критики традиционной точки зрения приводят свои аргументы. Они ссылаются на то, что Портсмутский договор предусматривал лишь прекращение торговых договоров между Россией и Японией. Отношение к остальным договорам, по мнению авторов, должно рассматриваться главным образом через призму общепринятых в международном праве подходов. Последние между тем предусматривают, что война не влияет на судьбу договоров. Поэтому
«договоры, определяющие территориальное разграничение между странами, не аннулируются просто в силу факта войны, а все вопросы решаются в мирном договоре, и эта норма, во всяком случае в начале XX в., уже действовала.
Таким образом, русско-японская война 1904—1905 гг. и Портсмутский мирный договор не затронули ни Договора 1875 г., ни статуса Курильских островов».
Аналогичное размежевание существует и относительно правовых обязательств
России уже в советский период ее истории. Следует отметить, что межвоенные договоры и соглашения не привлекли сколько-нибудь серьезного внимания политиков и ученых. Единственным исключением является Конвенция от 1925 г., зафиксировавшая японский суверенитет над Сахалином и Южными Курилами.
Советские авторы указывали, что одновременно с ее подписанием СССР заявил, что признание действительности Портсмутского договора не означает, что
Советское правительство разделяет с бывшим царским правительством политическую ответственность за заключение данного договора. Факт существования этой декларации интерпретируется как заявление Советского правительства о временном характере Портсмутского договора. Противоположная точка зрения основана на том, что «Декларация относилась только к политической оценке факта заключения договора и не касалась действительности прав, из него вытекающих, либо временных их рамок».
В определенной мере в отечественной литературе дискутируется проблема законности оккупации Советским Союзом Южных Курил. По словам В. Гайдара,
СССР овладел Южными Курилами с санкции других держав — членов антигитлеровской коалиции. Поэтому тезис японской стороны о незаконной оккупации» Южных Курил может быть адресован не только Москве, но и остальным великим державам противникам Японии во второй мировой войне. Эта оккупация могла бы считаться совершенно незаконной, если бы не агрессивные действия Японии во время войны. Поэтому переход островов под юрисдикцию сначала СССР, а потом России должен пониматься прежде всего как наказание агрессора. Похожая точка зрения состоит в том, что отторжение Курил и
Южного Сахалина от Японии представляло собой санкцию, направленную против державы, несущей ответственность за вторую мировую войну[10]. Близка к этому мнению и позиция тех политиков и ученых, которые напоминают, что но
Уставу ООН в качестве меры за развязывание второй мировой войны предусматривается изъятие территорий, служивших базой агрессии[11].
Критики данной позиции указывают на то, что СССР еще до вступления в войну с Японией стремился к территориальным захватам. Это была типично сталинская политика, направленная на агрессию. Поэтому, резюмируют свою позицию некоторые авторы, в отношении Курил СССР осуществлял свои агрессивные империалистические внешнеполитические цели, а не выступал за реализацию ответственности Японии за развязывание второй мировой войны.
Общая точка зрения советских и российских авторов состоит в том, что при определении права (или его отсутствия) СССР (России) на Южные Курилы имеют значение прежде всего такие документы, как Ялтинское соглашение 1945 г. и
Потсдамская декларация 1945 г. (заявление глав правительств Соединенных
Штатов, Соединенного Королевства и Китая от 26 июля 1945 г.). Япония заявила, что не считает подписанный в Ялте документ обязательным для себя.
Позиция США сводится к тому, что Ялтинское соглашение не является документом, имеющим правовые последствия. Напротив, традиционная советская позиция состоит в безусловной обязательности Ялтинского соглашения как международного документа, определяющего судьбу послевоенного мира. По мнению сторонников данной точки зрения, возражения Японии, что она не являлась участником Ялтинской конференции, а потому ее решение недействительны для Токио, не могут быть приняты всерьез. Япония действительно не участвовала и не могла участвовать в разработке Ялтинских соглашений по той простой причине, что они были заключены государствами либо воевавшими, против нее, либо принявшими обязательство вступить с ней в войну. Сторонники этой точки зрения указывают также на обязательство великих держав безусловно удовлетворить указанные в соглашениях требования
Советского Союза после победы над Японией. СССР выполнил свои обязательства по Ялтинскому соглашению, вступив в войну с Японией в сроки, согласованные с другими участниками конференции. Поэтому права СССР на Курильские острова существуют с момента победоносного окончания войны.
В последние годы такой подход к трактовке Ялтинского соглашения подвергся серьезной критике. Ялтинское соглашение, пишет Пунжин, «частично легитимировало» полную советскую оккупацию курильского архипелага. Таким образом, после второй мировой войны «у СССР возникло не непосредственно право на Курильские острова, а право требовать от США и Великобритании их передачи. Следовательно, Ялтинское соглашение не было документом, который предоставлял правовой титул на Курильские острова. …Условия соглашения направлены в будущее, представляют собой те положения, которые должны .быть включены в документы, фиксирующие итоги войны, т. е. должны быть осуществлены сторонами совместно после окончания второй мировой войны, но определенно не являются правовым основанием для односторонних действий, не лают правового титула на Курильские острова».
Одна из основных точек зрения состоит в том, что если Япония официально заявляет, что не будет руководствоваться положениями Ялтинской декларации, поскольку не участвовала в Ялтинской конференции, то в отношении
Потсдамского документа эти возражения невозможны. Токио принял условия
Потсдамской декларации в результате подписания акта о капитуляции. Между тем, как подчеркивают российские авторы, условия Декларации включали в себя
«принцип, по которому определение послевоенных территориальных пределов этой страны (т. е. Японии) вверялось союзникам. Последние же должны исходить из имевшихся на этот счет соглашений между ними, в том числе и соглашения, подписанного в Ялте».
Критики данной позиции обращают внимание на то, что в Потсдамской декларации не было ссылок на Ялтинское соглашение и что в Потсдаме никак не решался вопрос о статусе Курильских островов. Кроме того, проблема Курил, утверждают авторы, скептически относящиеся к традиционной советской точке зрения на данный вопрос, не может рассматриваться через призму Ялтинской декларации. Основа аргументации в данном случае сводится к утверждению, что
Южные Курилы были получены Токио правомерным путем, а не захвачены в результате алчности Японии. В. Еремин поставил вопрос несколько шире, заявив, что оккупация Южных Курил никоим образом не должна расцениваться как следствие итогов войны, независимо от того, была ли эта оккупация согласована с союзниками или нет. Данный автор утверждает, что “нигде в международном праве не предусмотрена правомерность отторжения победителем части территории побежденного”
Основные баталии вокруг курильской проблемы так или иначе связаны с Сан-
Францисским мирным договором 1951 г. До раскола СССР советские авторы обращали определенное внимание на историческую обстановку, складывавшуюся в мире во время подготовки текста договора. В частности, Прохоров и Шевчук отмечали, что обострение международной ситуации и советско-американских отношений достигло чрезвычайно высокого уровня с началом войны в Корее и вступления в нее США. В ходе острой полемики по вопросам содержания и процедуры подготовки договора американская сторона, фактически монополизировавшая работу по составлению его текста, пошла на нарушение достигнутых ранее межсоюзнических договоренностей. Она, в частности, исключила из окончательного проекта формулировку о признании Японией прав
СССР на перешедшие к нему территории».
В последнее время внимание к такому фактору, как обстановка, создавшаяся в результате «холодной войны», стало в российской литературе скорее исключением, чем правилом. Только, пожалуй, А. Арбатов и Б. Макеев высказали мнение, что если бы не «холодная война», то присоединение Южных
Курил к СССР было бы легитимировано в результате соблюдения союзниками ялтинских обязательств. Однако вина в создавшемся положении должна быть возложена исключительно на СССР. «И если бы не имперский кретинизм Сталина, отказавшегося подписать вместе с США Сан-Францисский мирный договор с
Японией в 1951 г., — утверждают эти ученые, — то в правовом отношении южнокурильский казус был бы, скорее всего, урегулирован»[12].
В принципе ни у кого не вызывает сомнения, что Сан-Францисский договор не разрешил окончательно ситуации вокруг Южных Курил. Наиболее очевидные проблемы, связанные с этим договором, заключаются в том, что в тексте документа не указано, к кому переходят Курильские острова и часть острова
Сахалин вместе с прилегающими к нему островами, от которых отказалась
Япония. В соответствии с документом союзные державы определялись как государства, находившиеся в войне с Японией и подписавшие и ратифицировавшие договор. Отсюда ряд авторов делают вывод, что поскольку
СССР не подписал договор, то он не имеет никаких прав в связи с ним. В целом же Сан-Францисский договор «оставил открытым вопрос о правомерности владения СССР Курильскими островами».
Как и в других случаях, диапазон позиций советских и российских авторов по данному вопросу оказался достаточно велик. Подавляющее большинство их утверждает, что Сан-Францисский мирный договор в ст. 2 абсолютно точно зафиксировал отказ Японии от Курильских островов. По мнению С. Благоволина,
Япония по Сан-Францисскому договору отказалась от всех спорных островов.
К. Черевко разделяет это мнение, указывая при этом, что японская позиция в отношении спорных островов изменилась позднее подписания мирного договора.
Прохоров и Шевчук подчеркнули, что отказ Японии от Курильских островов носит абсолютный характер и не связан с участием или неучастием СССР в этом договоре.
В целом по данному вопросу в России в настоящее время существует практически полное единодушие между всеми участвующими в обсуждении проблемы Южных Курил. Реальные разногласия начинаются при обсуждении, что входит в понятие «Курильские острова». Советская сторона всегда исходила из того, что Курильские острова включают в себя северные, центральные и южные
Курильские острова, а также малые Курилы (Шикотан и Хабомаи). Этого же мнения придерживается в настоящее время часть политического спектра
Российской Федерации, как правило ассоциируемая с националистическими кругами. Вместе с тем ее так или иначе поддерживают и некоторые другие политики и исследователи. К. Черевко указывает на то, что после подписания мирного договора Япония приняла некоторые акты, подтверждающие советскую точку зрения на состав Курильских островов, от которых Токио официально отказался в Сан-Франциско. Исключение было сделано лишь относительно островов Хабомаи. Согласно одному из принципов международного права, отраженному, в частности, в ст. 45 Венской конвенции о праве международных договоров, при реализации того или иного соглашения учитывается правовое поведение сторон. Между тем Япония, напоминает данный автор, в связи с вступлением в силу Сан-Францисского мирного договора в своих внутренних правовых актах действовала исходя из признания, что в состав Курильских островов входят и Кунашир, и Итуруп, и Шикотан. Так известно, что до ноября
1961 г. департамент по гражданским делам министерства юстиции Японии в своих внутренних документах острова Кунашир, Итуруп и Шикотан включал в понятие «Курильские острова», а гряду островов Хабомаи — в состав Японии.
Отсюда, видимо, вытекает в определенной мере распространенный в России подход к определению позиции Японии в отношении Южных Курил. Скажем, О.
Румянцев высказал мнение, что по Сан-Францисскому мирному договору Япония отказалась от всех прав и претензий на Курильские острова, за исключением островов Хабомаи.
Иная точка зрения сводится к тому, что Япония всегда считала Хабомаи и
Шикотан частью Хоккайдо, а острова Итуруп и Кунашир — частью Курильских островов. Таким образом, отказ Японии на Сан-Францисской мирной конференции от Курил подразумевает и отказ от Итурупа и Кунашира. Дополнительную солидность этой позиции придает ссылка на позицию США, зафиксированную в ряде документов в 1946—1956 гг. Согласно известным документам, американские власти исходили из разделения Курильских островов, с одной стороны, и
Хабомаи и Шикотана, составляющих «неотъемлемую часть Хоккайдо», — с другой.

Между тем официальная японская позиция по данному вопросу состоит в настоящее время в том, что Шикотан и Хабомаи являются частью острова
Хоккайдо, а Кунашир и Итуруп не включаются в понятие «Курильские острова».
Этой же точки зрения придерживаются некоторые российские авторы. Другие ограничиваются подчеркиванием, что японская сторона никогда не считала
Шикотан, Хабоман, Итуруп и Кунашир входящими в понятие Курильские острова, и потому этот вопрос может решаться не так, как это было традиционно принято в СССР[13]. По словам Зайцева, Росина и Загорского, на сегодня существует лишь один юридический акт, распространяющий понятие Курилы на ныне спорные острова Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итурул и включающий их в состав СССР, — это решение Президиума Верховного Совета РСФСР от 1946 г. о создании Южно-Сахалинской области. По мнению данных специалистов, «ни односторонние юридические акты, ни длительность фактического владения, равно как и упоминавшийся выше исторический аспект, не рассматриваются международным правом в качестве достаточного основания при определении принадлежности территорий».

Не менее важный правовой акт, связанный с курильской проблемой, —
Совместная декларация СССР н Японии 1956 г. Оценивая этот документ, С.
Филатов высказал мнение, что эта Декларация носит, безусловно, обязывающий характер для Российской Федерации. В конкретном политическом контексте это означает признание необходимости передать Японии два острова, указанных в
Декларации. Это мнение в принципе разделяется большинством выступавших по этому поводу. Вместе с тем С. Михайлов, заместитель председателя Комитета
Верховного Совета по международным делам и внешнеэкономическим связям, председатель подкомитета по азиатскотихоокеанскому региону, отмечал, что этот документ был подписан и ратифицирован с грубейшими нарушениями
Конституции СССР и Российской Советской Федеративной Социалистической
Республики. Отметим здесь также то, что руководитель администрации
Президента Ю. Петров подчеркнул в 1992 г., что заявление правительства
СССР от 1960 г. дезавуировало советско-японскую декларацию от 1956 г.
Особняком стоит высказанное С. Пунжиным мнение, что ня Совместная декларация 1956 г., ни памятные записки Советского правительства 1960 г. правовой статус Курил не затрагивают, а отражают лишь разное отношение к проблеме и разные пути ее разрешения. Данные документы не изменили принадлежности Южных Курил. Что касается обещания передачи Шикотана и
Хабомаи, то оно с самого начала не носило окончательного характера и обусловливалось заключением мирного договора. В целом, по мнению Пунжина,
Япония обладает законными правами на острова Шикотан и Хабомаи, которые должны быть ей переданы без всяких условий. Что касается островов Итуруп и
Кунашир, то Советский Союз не обладает правовым титулом на них, поскольку
Ялтинское соглашение ему такого титула не предоставило, а лишь частично легимизировало его притязания на них. Сан-Францисский договор также оставил открытым вопрос о правовом титуле на эти территории.
В принципе дискуссия по интерпретации Совместной Декларации 1956 г. носит чрезмерно суженный характер. Из попыток выйти за рамки общего русла обсуждения отметим точку зрения В. Гайдара, который рассматривает вытекающую из Декларации 1956 г. готовность Японии к подписанию мирного договора с СССР :при условии передачи Токио двух островов как отказ от иных территориальных претензий к Москве, в частности от претензий 'на острова
Кунашир и Итуруп. Принципиально важно, по мнению Гайдара, отсутствие в
Декларации 1956 г. указаний на законность японских притязаний на Хабоман и
Шикотан. Обещание Москвы передать острова трактовалось как акт доброй воли со стороны СССР, идущего навстречу пожеланиям Японии.
Обсуждение последующих в хронологическом порядке документов по курильской проблеме в России практически отсутствует, если не считать, конечно, эмоциональных высказываний по поводу двух памятных записок Советского правительства японскому в 1960 г. Решение СССР отказаться от обязательств, взятых на себя в Декларации от 1956 г., подвергалось критике российскими специалистами, считающими его неправовым, поскольку в ней не были зафиксированы условия, позволяющие сторонам отказаться от взятых обязательств. Однако, по мнению В. Гайдара, учитывая конфронтационный характер отношений между СССР и США в 1960 г., следует признать, что у советской стороны были основания рассматривать вступление Токио в военно- политический союз с Вашингтоном как акцию, противоречащую процессу подготовки к подписанию мирного договора, в увязке с которым формулировалось и обязательство СССР передать Японии острова Хабомаи и
Шикотан. Вместе с тем он подчеркивает, что у Москвы не имелось юридических оснований отказываться от взятых на себя в Декларации обязательств.
В 1992—1993 гг. большинство зафиксированных в прессе мнений политиков и специалистов сводилось к тому, что Россия должна будет выполнить взятые на себя в Декларации от 1956 г. обязательства и передать Японии Хабомаи и
Шикотан. Как уже отмечалось, эту позицию поддерживали и некоторые структуры исполнительной власти. В этих условиях противники передачи островов прибегли к ссылкам на внутреннее законодательство России. Так, российская оппозиция подчеркивала, что Декларация о суверенитете России предполагает проведение всенародного референдума по всем вопросам изменения территории
Российской Федерации.
В какой-то степени тема внутреннего законодательства была развита О.
Румянцевым, который выступил против намерения исполнительной власти принимать решения по курильской проблеме, игнорируя Конституцию Российской
Федерации. Он подчеркнул, что оспариваемые Японией острова административно включены в Сахалинскую область, на их территории действуют органы государственной власти и управления России. Между тем по Конституции
Российской Федерации территория страны целостна и неотчуждаема (ст. 80), территории края, области не могут быть изменены без их согласия (ст. 84—9).
Кроме того, Румянцев повторил приведенное выше положение: согласно п. 6
Декларации о государственном суверенитете России «территория Российской
Федерации не может быть изменена без волеизъявления народа, выраженного путем референдума».

3.4. Военная и экономическая аргументация.

Историко-дипломатический и юридический аспекты подробно освещались нами в предыдущем разделе этой курсовой работы, и здесь нет нужды вновь проводить известные факты и продолжать спор, кто первый вступил на острова и как интерпретировать прошлые договоры. Поэтому, не делая экскурса в историю освоения и использования этих земель, а также договорных отношений по этому поводу, отметим только военную и экономическую стороны вопроса. Известно, что в 1855 г. Россия уступила Японии группу островов на юге Курильской гряды, а в 1875 г. — остальные Курильские острова в обмен на право полностью владеть островом Сахалин, который до того был под совместной юрисдикцией. Однако в результате вероломного нападения на Россию Япония закрепляет на собой право на половину этого острова, перечеркнув таким образом основную часть договора 1875 г. Логика простая — победоносная война устраняет прежние территориальные соглашения. Но такая же логика была заложена и в Сан-Францискский мирный договор 1951 г., который лишал Японию прав на Курильские острова и остров Сахалин, вернув их России. Поэтому нет ничего экстраординарного в том, что Россия владеет Курильскими островами в результате их завоевания в 1945 г. Соединенные Штаты, многие европейские государства, да и, как мы упомянули выше, сама Япония приобретали новые территории в войнах.
В то же время история изобилует примерами того, как те или иные державы сознательно разменивали отдельные территории ради экономических, политических и стратегических выгод. Всегда в таких случаях им приходилось чем-то поступаться, лишних и ненужных территорий у государств в принципе не бывает. Важно, чтобы приобретенное взамен компенсировало утраченное.
Понимая зыбкость и недостаточность обоснований справедливости и законности своих территориальных претензий с точки зрения прошлых договоров, японская дипломатия стремится дополнить эти обоснования тезисом о незаконности вступления СССР в войну против Японии в 1945 г. При этом выдвигаются две версии. Первая гласит, что Советский Союз нарушил пакт о нейтралитете, заключенный между СССР и Японией 13 апреля 1941г. Однако обстоятельный анализ показывает, что японская сторона сама не придерживалась этого пакта и дала достаточно оснований для его денонсации Советским Союзом. Вот некоторые факты. За годы войны СССР с Германией японская армия 779 раз нарушила границу, японская авиация 433 раза вторгалась в воздушное пространство Советского Союза, военно-морской флот Японии незаконно задержал 178 и потопил 18 советских торговых судов. Из опубликованных в
Японии стенограмм имперских совещаний 1941 г. известно, что японское военное руководство проводило подготовку к нападению на Советский Союз, и даже была определена дата — 29 августа 1941 г. Таким образом, Япония не считала себя связанной пактом о нейтралитете, и не он удержал ее от нападения на СССР, а мощные группировки вооруженных сил, которые Советский
Союз был вынужден держать на дальневосточных рубежах, ослабляя свои силы на советско-германском фронте. При таком положении пакт о нейтралитете между
Японией — союзницей Германии, и СССР — союзником США и Англии, воевавших с
Японией, потерял смысл. Законность вступления Советского Союза в войну с
Японией не вызывает сомнений.
Версия вторая — о том, что война с Японией есть результат "имперской политики" Сталина, а не объективная потребность антигитлеровской коалиции во второй мировой войне — также не является достаточно убедительной.
Инициатива участия СССР в войне с Японией принадлежала не Сталину, а лидерам Великобритании и США. Хотя союзники неоднократно заявляли о желательности этого варианта, тяжелая обстановка на советско-германском фронте осуществить его не позволяла.
В 1943 г. советское руководство обещало союзникам удовлетворить их просьбу об оказании помощи в войне с Японией, однако перевести эти обещания в практическую плоскость оно смогло только в 1945 г., когда разгром фашистской Германии уже не оставлял никаких сомнений. На Ялтинской конференции в феврале 1945 г. было достигнуто соглашение, которое гласило:
"руководство трех великих держав — Советского Союза, Соединенных Штатов
Америки и Великобритании согласились в том, что через два-три месяца после капитуляции Германии и окончания войны в Европе Советский Союз вступит в войну против Японии на стороне союзников.
Не отрицая наличия территориальной проблемы между Россией и Японией и не поддерживая позиций экстремистского толка в этом вопросе, следует, однако, считать, что если наша страна пойдет на передачу Южных Курил Японии, то это будет акт доброй волн с целью нормализовать наши отношения с дальневосточным соседом, а не удовлетворение ее якобы законных претензий.
Только такая позиция на переговорах позволит пели их и русле потепления международного климата и взаимных уступок.
Это, однако, не означает, что нужно отказаться от поисков взаимоприемлемого решения по нормализации наших отношений с Японией, и том числе и путем территориального размежевания. Но решение этих проблем нельзя рассматривать в узком секторе, не касаясь общих проблем стратегической стабильности в азиатско-тихоокеанском регионе.
Изложенные соображения по военным аспектам курильской проблемы заслуживают самого серьезного внимания. Не вызывает сомнения, что при прочих равных условиях острова лучше иметь, чем не иметь. Однако важно оценить, насколько незаменима их стратегическая роль и перевешивает ли она другие — политические и экономические — доводы в пользу уступки.
В частности, нужно учитывать, что и сейчас Охотское море не является полностью российской внутренней акваторией. Его южное побережье — японский остров Хоккайдо, на котором, поданным нашего Генштаба, развернута мощная
Северная армия Японии и части США. Они способны обеспечить с берегов прорыв в Охотское море военно-морских сил через проливы южнее Сахалина и Кунашира.
Далее, если, по мнению Генштаба, "наши возможности по своевременному (в угрожаемый период) усилению курильской группировки... крайне ограничены, а и случае начала военных действий практически невозможны", то роль российских частей на островах не так уж велика: сколько часов продержится 7- тысячный гарнизон (с 40 танками и 30 самолетами) против вдесятеро превосходящих сухопутных войск и авиации противника вкупе с ударными авианосными и десантно-штурмовымн соединениями?
Некоторые военные оценки говорят о возможности противника провести в короткие сроки воздушно-морскую десантную операцию по захвату Курильских островов. Кроме того, нельзя исключать прорыв авианосных и амфибийных сил противника через другие судоходные проливы.
Это с одной стороны. С другой, не следует преувеличивать угрозу ударов с моря со стороны США и Японии по российскому Дальнему Востоку. Создание необходимых группировок в условиях Тихоокеанского театра военных действий потребует значительного периода для наращивания сил, а эффективность действий этих сил будет определиться не только их составом, но и возможностями противодействия другой стороны. Напомним, что а начале 1991 г. после полугода приготовлений против Ирака было задействовано 10 дивизий, более 1000 самолетов и 6 авианосцев. И это при полном господстве антииракской коалиции в воздухе и на море. А Россия все-таки не Ирак. На
Дальнем Востоке у нас около 900 боевых самолетов, 60 крупных кораблей и 90 многоцелевых подводных лодок (из них более 40 атомных). Еще 800 самолетов в приграничных с Китаем районах. Имеется до полумиллиона воиск, свыше 20 тыс. единиц бронетехники и 15 тыс. артиллерийских средств. Если уж этого по каким-то причинам не хватит, то одна дивизия и авиаполк на Курилах тоже не помогут.
Существенное значение уделяется и экономической аргументации. Отметим при этом, что сторонники передачи островов обычно высказывают мнение, что требуемое ими решение приведет к притоку японского капитала на российский
Дальний Восток. Их оппоненты указывают, что, напротив, в политике правительства и крупного капитала Японии Россия не рассматривается как объект масштабных инвестиций. В целом, однако, данный момент не стал почему- то объектом сколько-нибудь серьезных обсуждений. Куда больше места в аргументации противников передачи островов занимает подчеркивание экономической ценности южной части Курил. Общая оценка запасов минеральных ресурсов по мировым ценам здесь составляет минимум 44,05 млрд. долларов
США. Здесь имеются золото, серебро, цинк, медь, свинец, железо, титан, ванадий, агаты, сера[14].
По российским оценкам, участок между Малой Курильской грядой и Шикотаном и
Кунаширом дает 10% улова рыбы от его общего количества. Здесь добывается ежегодно 1,2 млн. т рыбы, в то время как все страны Балтики вылавливают 340 тыс. т. По другим оценкам, эти показатели соответственно равны 1,5 млн. т и 350 тыс. т[15]. Для России передача четырех островов Японии обернется уменьшением более чем на треть лова рыбы на всем Дальнем Востоке. В денежном выражении эта сумма равна не менее 2 млрд. долларов ежегодно.
Острова Итуруп и Хабомаи отойдут к Японии вместе с примыкающей к ним двухсотмильной хозяйственной зоной Охотского моря и Тихого океана. Между тем с Курильских островов Россия получает до половины потребляемой ею морской капусты. Только островные сырьевые (биологические и минеральные) ресурсы оцениваются в 44 млрд. долларов. Российские авторы утверждают, что при интенсивном освоении Южно-Курильская гряда может дать десятки триллионов долларов. Следует также учитывать возможные валютные потери
России (в случае передачи островов Японии) в результате необходимости платы за проход российских судов через японские проливы.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки