Музыкальный город Петербург
Категория реферата: Рефераты по музыке
Теги реферата: allbest, курсовые работы бесплатно
Добавил(а) на сайт: Vitjugov.
Предыдущая страница реферата | 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 | Следующая страница реферата
|
Четко видна близость к «Парсифалю» Вагнера |
||||
1909 |
Московская частная русская опера |
«Золотой петушок» |
Римский-Корсаков |
По сказкам Пушкина |
Притча об отжившем свой век царском режиме |
1911 |
Антреприза |
«Сорочинская ярмарка» |
Мусоргский |
По Гоголю |
Начата в 1874 году, не закончена, существуют разные варианты |
При рассмотрении самых значительных произведений видно, что русская опера, строго говоря, является петербургским феноменом[xix] [19]. Как показывает таблица, прошло немало времени, прежде чем появились оперы, пригодные для сценической постановки, - первые оперы «Могучей кучки», «Псковитянка» и «Борис Годунов», были поставлены только спустя 30 лет после «Руслана и Людмилы». Также становится понятным, что Римский-Корсаков самое позднее с 1880 года был едва ли не единственным представителем петербургской «школы». В связи с этим он считал своей обязанностью создавать одну оперу за другой и, прежде всего, перерабатывать для потомков незаконченные или не доведенные, на его взгляд, до совершенства произведения своих умерших коллег.
По мнению петербургских композиторов, у оперы, которая по праву носит звание «русской» или «национальной», есть выбор только между двумя направлениями - она может использовать либо великий исторический материал и эпосы («Псковитянка», «Борис Годунов», оставшийся незаконченным «Князь Игорь» Бородина, «Опричник» и «Мазепа» Чайковского, «Садко» Римского-Корсакова и прочие), либо фантастические и сказочные сюжеты - в том виде, в каком их положил на музыку, прежде всего, Римский-Корсаков («Майская ночь», «Снегурочка»).
Немногочисленные оперы, которые не следовали созданной Глинкой моде, - «Вильям Ратклиф» и «Анджело» Цезаря Кюи, «Каменный гость» Даргомыжского - все равно декларировались представителями кружка как «русские национальные оперы». Аргументация в пользу такой точки зрения опирается на особенности композиционной техники - введение речитатива со сквозным развитием или оpéra dialogué, когда отказываются от закрытых номеров, таких, как арии, ансамбли, хоры. Эту технику воспроизводили другие петербургские композиторы, наиболее точно - Мусоргский, который, строго ориентируясь в своей незаконченной, положенной на музыку гоголевской «Женитьбе» на Даргомыжского, все же в «Борисе Годунове» снова допускает использование хоров.
Модель этого оперного типа, который Кюи и Стасов рекламировали как характерный тип русской национальной оперы, впервые нашла свое воплощение в «Лоэнгрине» Рихарда Вагнера. Эта опера, первой из вагнеровских, была поставлена 4 октября 1868 года в Петербурге; к этому времени Даргомыжский, Мусоргский, Римский-Корсаков, Чайковский работали над операми с национальным сюжетом, но ни одно из этих произведений еще не было закончено. С точки зрения Вагнера, «Лоэнгрин» к этому времени уже представлял собой устаревшую позицию; но, с точки зрения русских композиторов, эта опера в законченной форме претворила в жизнь то, к чему они стремились: национальный и поэтический сюжет, который возвращает в архаическую глубокую древность, олицетворяя при этом в техническом отношении самый смелый прогресс. Русские композиторы, соответственно, горячо критиковали это произведение. Только Владимир Одоевский увидел в Вагнере еще в 1863 году образец как для развития национальной русской школы, так и для борьбы против московского оперного искусства, испытывающего засилье итальянской музыки[xx] [20]. Концепция русской национальной оперы, по Глинке, однако, может также быть прочитана как продуктивное заимствование у Вагнера.
То, что роль вагнеровской идеи музыкальной драмы в развитии концепции русской национальной оперы нельзя недооценивать, можно увидеть по обоим сюжетам, претворение в жизнь которых было Стасову особенно дорого: появившееся в конце XII века «Слово о полку Игореве», самый древний сохранившийся эпос национальной истории, и былины о Садко, легендарном новгородском купце, мореплавателе, который был в то же время певцом и гусляром. То, что опера должна использовать именно этот материал, если она хочет занимать ведущее место в контексте европейских культур, было для Стасова совершенно очевидно.
Небольшая симфоническая поэма «Садко» Римского-Корсакова была закончена в 1867 году. Когда Римский-Корсаков в 1890-е годы работал над оперой, - а к тому времени идея национальной оперы уже устарела, - Стасов ободрял его: «Наш Садко есть русское повторение греческого странствователя Одиссея»[xxi] [21].
С такой же энергией и в конце концов так же безуспешно Стасов форсировал создание оперы на сюжет «Слова...». Он написал в 1869 году сценарий и послал его Бородину, годом раньше вышло его исследование «Происхождение русских былин», в котором Стасов включает «Слово...» в былинные традиции и высоко оценивает его как поэтический документ самой ранней национальной истории. Этот сюжет стал для Стасова делом первостепенной важности после того, как он побывал в 1869 году на премьере оперы «Золото Рейна» в Мюнхене. Из его в общем критического очерка для прессы следует, что он отчетливо понимал, каким великим произведением обещало стать «Кольцо Нибелунга» и какое оно должно было иметь выдающееся значение[xxii] [22].
С точки зрения Стасова, с премьеры «Золото Рейна» началось чуть ли не соревнование между нациями по созданию такой оперы, которая могла бы более всех остальных претендовать на наследие греческой античной культуры (Gesamtkunstwerk – тотальное произведение искусства). Поскольку Бородин не продвигался вперед в создании «Князя Игоря», а временами даже отказывался от него, Стасов настоял, чтобы за его осуществление взялся Римский-Корсаков. Премьера «Князя Игоря», в том варианте, который Римский-Корсаков и Глазунов создали из рукописей Бородина и собственных дополнений, состоялась 23 октября 1890 года.
Представление Стасова о русской национальной опере, нашедшее воплощение в творчестве петербургских композиторов, оформилось только к концу 1880-х годов, когда понимание национального искусства под знаком эмансипации и интернациональной солидарности уже давно начало переходить в своего рода ранний культурный империализм, а идея национальной оперы все более костенела в форме национальной самовлюбленности. Премьера «Кольца Нибелунга», состоявшаяся в 1876 году в Байройте, рассматривалась как наглядный признак этого процесса. В таком контексте размышления о музыке оформлялись в типичных для того времени категориях соревнования и соперничества. Такое мышление исходит из стремления к первенству, которое в искусстве невозможно. Одновременно оно исключает и представление о том, что искусство и те его формы, которые в XIX веке считались прогрессивными, становятся возможными только в результате диалога культур. Если же признать этот межкультурный обмен, станет очевидным, что петербургские композиторы многому научились у своего нареченного отца Глинки, чье специфическое осознание своей «русскости» является результатом межкультурного диалога, - но точно так же они учились и у Вагнера и, исходя из его музыкальной поэтики, создали нечто специфическое, своеобразное. С точки зрения такого обмена необходимо перевернуть тезис Стасова, который послужил фундаментом для советской музыкальной историографии, и сказать: именно потому, что петербургские композиторы оказались восприимчивы к методам Вагнера и Джакомо Мейербера, потому, что они конструктивно полемизировали с этими произведениями, смогла появиться музыка, которая в России и за ее пределами воспринимается как специфически русская.
То, что речь идет, действительно, об обмене и диалоге, показывает экспорт петербургского репертуара на заре XX века. В 1906 году Сергей Дягилев, основатель художественной группы и журнала «Мир искусства», привез в Париж выставку русских икон. В 1907 году он организовал ряд концертов русской музыки, а в 1908 году поставил оперу «Борис Годунов» в обработке Римского-Корсакова с Федором Шаляпиным в главной роли. Затем, в 1909 году в Париже прошел первый «Русский сезон», когда был поставлен целый ряд балетов, среди которых, между прочими, исполнялись «Половецкие пляски» из «Князя Игоря». Этим экспортом Дягилев создал предпосылки восприятия того, что с тех пор стало принято считать за рубежом «русской музыкой», а именно того, что Стасов выделил в своем эссе по истории музыки как ее характерные черты: обращение к фольклору в самом широком смысле, большей частью связанное с большими хоровыми партиями и экзотизмами, вдохновленными кавказской музыкой.
Эти «петербургские ориентализмы» ведут к творчеству Игоря Стравинского, который с большой виртуозностью использовал их в своей «Жар-птице». Премьера «Жар-птицы» состоялась в 1910 году в рамках второго дягилевского «Русского сезона». Обращение к фольклору получает в «Петрушке» (1911 г.) и «Весне священной» (1913 г.) новое техническое и эстетическое развитие, которое оказало решающее влияние на музыку ХХ века. Стилистические средства, которые петербургские композиторы и их вдохновитель Стасов считали реалистическим выражением национальной музыкальной культуры, Дягилев и Стравинский вписали в строгий принцип «искусства ради искусства»; русское происхождение играло для них второстепенную роль по сравнению с абстрактными и одновременно как бы эротизированными музыкальными формами.
На примере музыкальной истории Петербурга можно, таким образом, увидеть две смены парадигм, которые являются характерными для общеевропейской истории культуры: во-первых, при переходе от XVIII к XIX веку произошел переход от представлений, определяемых в музыке итальянской культурой, и ориентации на признанный во всей Европе стилистический идеал к такому представлению, которое ориентировалось на национальные корни, причем многообразие этих корней ценится по всей Европе в качестве репрезентаций «голосов народов». Во-вторых, в конце XIX века происходит переход от эстетики, которая рассматривает искусство с точки зрения национальности и обнаруживает порой чрезвычайную националистическую ограниченность, к эстетике, которая воспринимает такие национальные элементы как элементы для построения интернационального «искусства ради искусства». Этому изменению не могло или не хотело следовать старшее поколение (Римский-Корсаков, Кюи, Стасов, Александр Глазунов). Независимо от этого те культурные явления, которые Дягилев экспортировал на Запад как «русскую музыку», происходят, почти без исключения, из Петербурга; стилистические средства, которые у Чайковского воспринимаются как «русские», также берут начало в петербургской музыкальной эстетике. Так называемая русская музыка, строго говоря, является петербургским изобретением.