Адам Мицкевич. Дзяды

В поэме отразились некоторые факты биографии автора (несчастная любовь, арест в Вильно за участие в деятельности кружков патриотически настроенной польской молодежи, высылка во внутренние губернии России). Первая часть поэмы закончена не была.

В стихотворном вступлении «Призрак» юноша-самоубийца, восстав из гроба, тоскует по любимой и с нежностью вспоминает о прошлом. В прозаическом же вступлении автор объясняет, что Дзяды — это древний народный обряд поминовения усопших, в основе которого лежит культ предков (дедов). Борясь с остатками языческих верований, церковь старалась искоренить этот обычай, и потому народ справлял Дзяды тайно, в часовнях или пустующих домах близ кладбищ, где люди ставили ночью угощение, призывали неприкаянные души и пытались помочь им обрести вечный покой.

Часть II. Ночью в часовне Кудесник призывает заклинаниями души умерших. Старец и хор вторят ему. Души двух невинных детей просят горчичных зернышек: «Тот, кто горя не познал на свете, / после смерти радость не познает!» Страшный призрак покойного пана вымаливает у своих крестьян хоть крошку хлеба — лишь тогда прекратятся мучения злодея. Но люди, которых заморил он когда-то голодом, обратились после смерти в воронов и сов и теперь вырывают еду у жестокого пана из глотки. Красавица Зося, сводившая парней с ума, но так никому и не подарившая любви и счастья, теперь томится от тоски: «Кто с землей не знался здесь на свете, / тот на небесах не побывает!»

К женщине в трауре устремляется вдруг призрак с ликом бледным и ужасным, с кровоточащей раной в сердце. Не повинуясь никаким заклинаниям, он идет вслед за смеющейся женщиной.

Часть IV. Жилище ксендза. Ночь. Сам ксендз молится за усопших. Входит Отшельник в дерюге, засыпанной листьями и травой. Издалека вернулся он в отчий край. «Кто любви не знает, тот живет счастливо», — поет пришелец. О, что за пламя пылает у него в груди!.. Он с горечью признается, что, начитавшись книг, искал идеальной любви, объездил весь свет, а потом встретил Ее, тут, рядом, «чтоб потерять навеки». Ксендз с состраданием смотрит на несчастного, который «здоров с лица, но в сердце ранен тяжко». А безумец пылко и бессвязно рассказывает о великой своей любви, обильно пересыпая речь цитатами из Шиллера и Гете. Ксендз мягко замечает, что есть люди и более несчастные, чем его гость. Но тому нет дела до чужих страданий. Он оплакивает свою Марылю. Она жива — но мертва для него. «Мертв тот, кто всеми силами не помогает ближним!» — восклицает ксендз. Пришелец потрясен: это же сказала она ему на прощание. «Друзья, наука, родина и слава!» Какая ерунда! А ведь когда-то он в это верил! Но высокие порывы ушли вместе с юностью…

Поет петух. Гаснет первая свеча. И ксендз вдруг узнает в пришельце своего ученика Густава, «красу и гордость молодежи», который пропадал где-то много лет. Но Густав отказывается остаться у ксендза: юноше нечем отплатить за любовь и заботу, все чувства его — в краях воспоминаний. Ведь все прошло… «Кроме души и Бога!» — откликается ксендз. Густав вновь в отчаянии вспоминает любимую. Она предпочла почести и злато… Но он не винит ее: что он мог ей дать? Одну любовь до гроба… Юноша просит ксендза не говорить Марыле, что Густав умер с горя, — и вонзает себе в грудь кинжал. Гаснет вторая свеча. Густав спокойно прячет кинжал и объясняет взволнованному ксендзу, что лишь повторил для поученья сделанное много раньше. Сюда же он явился, чтобы просить слугу церкви вернуть людям Дзяды: ведь усопшим так нужны искренние слезы и молитвы живых! Сам Густав стал после смерти тенью своей любимой и пребудет с Марылей до её кончины, когда встретятся они на небесах. Ведь он знал подле нее райское блаженство, а «кто на небе был хоть раз до смерти, / мертв, туда не сразу попадает!»

Бьют часы. Густав исчезает.

Часть III. В прозаическом вступлении поэт рассказывает о страданиях Польши под властью Александра I и о безжалостных гонениях, которые обрушились в 1823 г. на польскую молодежь, учившуюся в Вильно и стремившуюся сохранить родной язык и национальную культуру. «В деле виленских студентов есть нечто мистическое […] Высокое самоотречение […] молодых узников, всем явная Божья кара, постигшая притеснителей, — все это глубоко запечатлелось в умах» свидетелей и участников тех событий.

В Вильно, в монастыре отцов базилианов, превращенном в тюрьму, спит узник. Ангелы и демоны спорят, борясь за его душу. Проснувшийся узник понимает: если его враги, «отняв у барда речь», отправят его в изгнание, туда, «где песнь его непонятой пребудет», то он станет для родной страны мертвецом при жизни.

Конрад снова засыпает. Дух же восхищается силой человеческой мысли: «Ив тюрьме для мысли нет препон: она и вознесет, она и свергнет трон».

Ночью узники, пользуясь сочувствием стражника-поляка, собираются в камере Конрада, смежной с костелом, и празднуют Рождество. Томаш, которого юноши считают своим главою, объясняет схваченному сегодня Жеготе: сенатор Новосильцев, впавший в немилость «за то, что пьянствовал и воровал открыто», теперь старается выслужиться перед царем, «заговор найти, поляков оболгать и тем себя спасти». Благородный Томаш готов взять всю вину на себя.

Товарищи с иронией рассказывают Жеготе об ужасах заключения, говорят о кибитках, увозящих закованных в цепи мальчиков в Сибирь… Вспоминают, как кричали патриоты из кибиток: «Вовеки слава Польше!», как солдаты тащили на руках избитых до полусмерти узников… «Не Богу — лишь себе недоброе подстроит, кто вольности зерно увидит и зароет!» — усмехается Жегота. Узники распевают веселую песенку о том, как будут добывать в Сибири руду — чтобы выковать топор для царя. Глядя на угрюмого Конрада, друзья понимают: он охвачен вдохновением. Конрад поет яростную песнь, что «к великому мщенью зовет», — и падает без чувств. Друзья его разбегаются, заслышав шаги патрульных. А Конрад, привстав, говорит об одиночестве поэта, Не люди, но лишь Бог и природа поймут певца! Песнь его — «вселенной сотворенье»! Он равен Создателю! Безмерно любя свой народ, поэт хочет «наставить и прославить его», — и требует у Бога великой власти над сердцами людскими. Горько упрекает Конрад Всевышнего: за что Тот карает несчастных поляков?!

Юноша вновь падает без чувств. Демоны злятся: если бы он в гордыне своей продолжил распрю с Богом, они заполучили бы душу поэта! Но, завидев ксендза Петра, которого привел стражник, черти разбегаются. Петр изгоняет из Конрада злого духа. Тот извивается, юлит («Ах, тяжело в аду чувствительным натурам! Когда я грешника когтями обдираю, поверь, хвостом не раз я слезы утираю!» ), но вынужден подчиниться благочестивому ксендзу. Ангелы просят Всевышнего простить поэта: не чтил он Господа, но любил свой народ и страдал за него.

В деревне подо Львовом юная Эва молится за несчастных, брошенных в тюрьмы, и за поэта, чьи стихи так прекрасны.

В своей келье молится и ксендз Петр: «На место лобное возводят мой народ, / Уксус Пруссия, желчь — Австрия подносит, / царев. солдат пронзил распятого копьем, / но этот лютый враг исправится в грядущем, / один из всех прощен он будет Всемогущим».

В своей роскошной спальне ворочается на кровати Сенатор. Черти радуются: эта смрадная душа от них не уйдет!

Варшавский салон. Знать за столиком щебечет по-французски о балах и отказывается слушать польские стихи: это же галиматья! У дверей молодые люди и несколько стариков говорят по-польски о крови патриотов, пролившейся в Литве. Но светское общество об этом слушать не желает: во-первых, опасно, во-вторых, «Литва — как часть другой планеты: / о ней совсем молчат парижские газеты!» Литераторы отказываются писать о том, как страдают в тюрьмах польские патриоты. «Легенд покуда нет…» Вот лет через сто… К тому же в предмете сем нет национального колорита: «Мы воспевать должны стада, любовь селян: / к простой идиллии всегда влечет славян». Возмущенная молодежь покидает салон. Юноши понимают: надо идти в народ.

Вильно. В приемном зале Сенатор и его приспешники создают все новые дела на поляков, пытаются бросить в темницу слепую вдову, которая молит о свидании с жестоко избитым в тюрьме сыном, глумятся над ксендзом Петром. Тот спокойно пророчит негодяям скорую смерть. наконец, вкусить запретные утехи«. А судья задумал женить племянника, которому собирается оставить свою усадьбу.

В доме Тадеуш сталкивается с прелестной юной девушкой. Он видит «завитки густых волос коротких, накрученных с утра на белых папильотках, струящих тихий блеск сиянья золотого…» Красавица убегает, а юноша весь день грезит о ней.

Вечером судья устраивает для многочисленных гостей ужин в полуразвалившемся замке. Он принадлежал когда-то богатому и знатному пану Горешко, который дружил с братом судьи, лихим рубакой Яцеком Соплицей, но отказался отдать ему в жены свою дочь, синеглазую красавицу Эву, хотя молодые люди и любили друг друга. Магнат нашел ей мужа познатнее… Потом, когда замок штурмовали занявшие Литву царские войска, Яцек метким выстрелом убил пана Горешко, возглавлявшего оборону этой крепости. За это новые власти отдали замок Соплицам. Но Яцек куда-то исчез. Теперь же его брат судится за замок с молодым голубоглазым красавцем графом, дальним родственником пана Горешко.

На пиру рядом с Тадеушем садится одетая по последней моде темноволосая красавица Телимена. Юноша счастлив: это её он видел сегодня утром! Правда, тогда она показалась ему моложе… Впрочем, это мелочи!

А судья беседует за столом с ксендзом Робаком — лихим монахом, лицо которого покрыто шрамами. Он пришел из-за Немана и вечно шепчется о чем-то с местными шляхтичами, после чего многие юноши бегут в польские отряды, которые сражаются под знаменами Наполеона. Поляки видят во французском императоре своего освободителя.

Утром судья устраивает охоту, в которой участвует и граф, величающий себя романтиком. «Шляхетство местное по всем углам шепталось: / «У графа в голове, мол, не хватает малость. Но чтили все ею за щедрость, древность рода, за то, что никогда не обижал народа». Граф забредает в замок, и там лысый ключник, старый рубака Гервазий, верный слуга пана Горешко, поклявшийся убить негодяя Яцека, умоляет молодого человека не отдавать этих руин нечестивцам Соплицам! Граф тронут романтической историей замка. Жаль, что у Соплицы нет дочки, к которой граф для полноты картины мог бы воспылать безумной страстью! И вдруг он видит в огороде судьи прелестную белокурую девушку. «Как жаба прыгая» «меж лопухами», подбирается граф к красавице, но милая простота «небесного творенья» разочаровывает его. «На бедных огурцах сорвав свою досаду», граф отправляется в дубраву и видит там искушенную светскую даму Телимену, которая увлекла всех гостей судьи за грибами. Теперь же она грустит: «Никто не пожирал красавицу глазами, / все были заняты презренными грибами!» Наконец к ней подсаживается судья и заводит разговор о Тадеуше. Отец его, Яцек, сказался умершим, а «сам притаился где-то, / не хочет между тем, чтоб сын узнал про это». Теперь же Яцек написал судье, чтобы тот женил Тадеуша на юной красавице Зосе. Телимена не желает и слышать о свадьбе Тадеуша. И свою воспитанницу Зосю, дочь умершей в Сибири Эвы, Телимена ему не отдаст. Мало ли что все эти годы Зося жила на деньги Яцека… Но, испугавшись, что судья может женить племянника на ком-нибудь другом, Телимена обещает подумать.

Выйдя из-за куста, с ней мило раскланивается граф, и Телимена начинает щебетать о божественной Италии. «Отдавая дань восторгов югу», они «хулили родину и вторили друг другу». Появившийся Тадеуш горячо вступается за литовскую природу — «и рукой жмет ручку Телимены». Та кокетничает с обоими поклонниками, Тадеушу же сует ключик и записку.

Наутро, проснувшись, счастливый Тадеуш вспоминает ночные радости — и вдруг видит в окне лицо золотоволосой красавицы, с которой столкнулся в день приезда. Но юноше нужно спешить на охоту. Он мчится мимо корчмы почтенного еврея Янкеля; за честность и хорошие советы «поляком добрым» тот «слывет в родном повете». Сейчас ксендз Робак говорит собравшейся в корчме шляхте, что скоро Наполеон освободит Литву. Так что полякам «на коней пришла пора садиться и сабли вынимать, чтоб не пришлось стыдиться!»

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки