Борис Исаакович Балтер. До свидания, мальчики!

В ту весну мы кончали девятый класс. У каждого из нас были планы на будущее. Я (Володя Белов), например, собирался стать геологом. Саша Кригер должен был пойти в медицинский институт, потому что врачом был его отец. Витька Аникин хотел стать учителем.

Сашка и Витька дружили с Катей и Женей. Я — с Инкой Ильиной; она была младше нас на два года. Мы жили в городе на берегу Черного моря.

После выпускного экзамена по математике нас троих и Павла Баулина, матроса из порта (он был чемпионом Крыма по боксу), вызвали в горком комсомола и предложили поступить в военное училище.

Мы были согласны. Но что скажут наши родители? Хотя за маму я был спокоен. Я гордился мамой, её известностью в городе, гордился тем, что она сидела в царской тюрьме и отбывала ссылку.

Сестры мои Лена и Нина работали в Заполярье. Старшая, Нина, была замужем. Ее муж Сережа в восемнадцать лет уже командовал эскадроном, потом учился на рабфаке, кончил Промакадемию. Он был геологом.

Утром меня разбудил Витька. Расспрашивать его о разговоре с отцом не было никакой нужды: под правым его глазом лиловел синяк. Дело в том, что его отец, дядя Петя, прямо-таки жил мечтой увидеть сына учителем.

Когда мы зашли за Сашкой, в его квартире кричали.

«Твой сын нужен государству, — кричал его отец. — Это же его и наше счастье». — «Пусть себе берет такое счастье этот бандит и его партийная мама…» — отвечала мать.

Под «бандитом» имелся в виду, конечно, я.

Сашка придумал выход: поговорить с комсомольским секретарем Алешей Переверзевым, чтобы о нас была статья в городской газете «Курортник». И тогда родители не выдержат и согласятся отпустить нас

Мы бродили по городу вдвоем с Инкой. Я вдруг увидел то, чего раньше не замечал: встречные мужчины пристально смотрят на нее. «Я хочу, чтобы все уже было в прошлом, чтобы ты кончил училище… Сейчас бы мы шли к себе домой. Понимаешь?» — сказала Инка.

Мы вошли в подъезд. В темноте светились её глаза. Потом к моим губам прикоснулись Инкины губы. Мне показалось, я падаю.

После последнего экзамена мы решили стать окончательно взрослыми. Твердость этого решения мы подтвердили тем, что вышли из школы на руках. По дороге в горком мы вдруг решили, что нам пора закурить, и купили коробку «Северной Пальмиры». Мы считали, что таких морских ребят, как мы, пошлют только в морское училище.

Разумный мир, единственно достойный человека, был воплощен в нашей стране. Вся остальная планета ждала освобождения от страданий. Мы считали, что миссия освободителей ляжет на наши плечи.

Сашка спросил меня: «Ты уже целуешься с Инкой?» И я вдруг понял: Сашка и Катя давно целуются, и Витька с Женей тоже. А я ни о чем не догадывался!

Вечером мы пошли в курзал слушать короля гавайской гитары Джона Денкера. Мне еще днем, когда Инка сказала, что познакомилась с ним на пляже, это не понравилось. А на концерте я ясно понял: среди множества голосов он слышал Инкин голос и пел то, что просила она.

Улица, которой мы возвращались, упиралась в пустырь. И наши девочки (они всегда шли впереди) услышали, как на пустыре кричала женщина. Все в городе знали, что на пустыре орудует банда Степика, насилует одиноких женщин. Потом мы увидели, как из-за угла вышел Степик. С ним еще выходили люди. Катю и Женю мы подсадили через забор, и они убежали к санаторию. Сашку били кастетом, меня, видимо, ударили головой: зуб был сломан, а подбородок цел. Пришлось бы хуже, но Инка, оказывается, бегала за боксером Баулиным, и он с приятелями нас выручил. Окончание школы мы отметили в ресторане «Поплавок». Днем нас ждали на пляже, но мы с Инкой забрались в самую глухую часть пустыря. «Я не могу тебя так оставить», — твердил я Инке. И у нас все случилось.

В «Курортнике» появилась статья о нас, и родители не выдержали.

На нас пришла разнарядка: мне с Витькой досталось пехотное училище. А Сашке — Военно-морская медицинская академия.

Потом мне суждено будет узнать, что Витьку убили под Ново-Ржевом в 41-м, а Сашку арестовали в 52-м. Он умер в тюрьме: не выдержало сердце.

Когда наш поезд тронулся, на перроне появилась мама: она задержалась на мои проводы из-за бюро. Больше я никогда не видел её — даже мертвой… За станцией на пустой дороге я углядел маленькую фигурку, спустился, повис на поручнях. Близко, под ногами, пролетала назад земля.

«Инка, моя Инка!» Ветер заталкивал слова, а грохот поезда заглушал голос.

И. Н. Слюсарева

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки