Предыдущая страница реферата | 1  2

Такой подход внес качественно новые моменты во взаимоотношения с природой в рамках чаньской психокультуры не только сравнительно с конфуцианством, которое выработало ярко выраженную антропоцентристскую этику, но и с даосизмом, который при всем своем стремлении утвердить приоритет природного начала и защитить его от "насилия" со стороны общества и культуры сам по себе так и не выработал специального кодекса нравственного отношения ко всему живому (в даосизме он складывается только после проникновения в Китай буддизма, под непосредственным влиянием последнего). Вместе с тем чань-буддисты старались избегать крайностей бережного отношения ко всему живому (когда, скажем, аскет умирает с голода, чтобы не нарушить принципа "ненасилия") и придерживались принципа "Срединного пути", по мере возможности стремясь, максимально щадить природу и в то же время вынужденно признавая тот неопровержимый факт, что человек не может прожить, не убивая и не поедая "живые существа". Пища животного происхождения рассматривалась при этом не как объект чревоугодия, а как "лекарство", крайне необходимое для поддержания жизни чаньского адепта в более суровых, чем в Индии, климатических условиях. Природа рассматривалась чань-буддистами как во всех отношениях равноправный партнер в определенной системе взаимоотношений, а это означало, что и она должна в случае необходимости жертвовать собой ради человека. С другой стороны, человек, обладая развитым чувством ответственности за все живое и сознанием своей взаимосвязанности с природным целым, должен был понимать, что, нанося урон природе, он ранит самого себя, и если он все-таки наносил ей какой-то ущерб, то только исходя из общих интересов космической эволюции всего сущего к более совершенным формам.

Главным критерием допустимости насилия над природой в процессе взаимодействия с нею служило отсутствие личных мотиваций, личной заинтересованности в результатах практической деятельности, которая могла нанести вред живым существам. Например, если человеком, которому в процессе трудовой деятельности приходилось ненароком уничтожать живые существа, двигали не эгоистические интересы, а чувство жалости и сострадания ко многим другим живым существам, которые в данный момент остро нуждаются в результатах его труда, то такое насилие в принципе было допустимо. Но, подчеркнем еще раз, только в случае крайней необходимости и исходя из объективных, а не субъективных потребностей. Во всех остальных, случаях чань-буддисты стремились по возможности сохранять и беречь природные ресурсы, не уничтожая и не растрачивая их без особой нужды, даже если они имеются в изобилии, и вообще проявляли очень уважительное, бережное и заботливое отношение к природе. Об этом свидетельствует, в частности, такой довольно характерный эпизод из жизни чаньского монастыря. Однажды чаньский наставник велел монаху-прислужнику сменить воду в ванне. Прислужник проявил недопустимую с точки зрения наставника легкомысленность и расточительство, вылив воду на землю. Наставник, рассердившись, воскликнул: "Неужели ты не знаешь, как употребить ее с пользой?!" Монах признался, что не знает, и тогда наставник посоветовал ему лить воду на корни дерева, которое явно нуждалось во влаге [191, с. 54]..

Подход китайских чань-буддистов к проблеме "человек и природа" был, таким образом, достаточно гибким, и в каждой конкретной ситуации они пытались решать ее с учетом интересов обоих партнеров этой системы взаимоотношений (а не какого-нибудь одного из них), что соответствовало как фундаментальной махаянской концепции "срединного пути", так и традиционно-китайскому принципу "золотой середины". Но в целом они оставались на махаянских позициях, а их "китаизация" выразилась в основном в конкретизации, уточнении и акцентации тех или иных сторон применительно к местным социально-политическим, экономическим, природным и прочим условиям, к этнокультурным особенностям средневекового Китая.

Сбалансированный подход к проблеме "человек и природа" позволил чань-буддистам, в частности, приспособиться к традиционно китайской культуре трудовой деятельности и принимать непосредственное участие даже в сельскохозяйственном труде, составлявшем основу производства в аграрном китайском обществе. Это шло в разрез с общепринятыми правилами Винаи, но дало возможность школе чань избежать нападок и обвинений в "паразитизме" и "тунеядстве", которыми конфуцианцы обычно мотивировали все антибуддийские гонения. Поэтому далеко не случайно, что школа чань сравнительно легко и безболезненно перенесла крайне суровые гонения IX в., после которых китайский буддизм в целом приходит в упадок и которых вообще не смогли пережить многие другие буддийские школы ¦31, 141, 142]. Школа чань же не только успешно -выдержала это испытание, но и еще больше укрепила свои позиции за счет других школ, не перенесших гонений и прекративших свое существование.

Это было обусловлено не только тем, что сама чаньская школа в силу своей ориентации на активную практическую деятельность была лучше подготовлена к разного рода катаклизмам, но и тем, что многие чиновники-конфуцианцы симпатизировали ей и оказывали всяческую поддержку. Так, в указанный период гонений в некоторых уездах чиновники категорически отказались претворять в жизнь императорские указы о репрессиях против буддизма и открыто саботировали их, несмотря на неоднократные запросы центрального правительства, допустив тем самым вопиющее, неслыханное для конфуцианского Китая пренебрежение своим служебным долгом [150]. В числе уездов, администрация которых отказывалась исполнять правительственные указы о массовых репрессиях против буддизма, был уезд Чжэнь-чжоу, где в свое время сам военный наместник Ван проявлял большой интерес к чань-буддизму и оказывал особое покровительство школе Линь-цзи, был одним из светских последователей этой школы, практиковал ее методы психотренинга и даже приглашал главу школы руководить психической тренировкой своих офицеров и солдат [105, 111]. Безусловно, подобное отношение чиновников-конфуцианцев помогло школе чань благополучно пережить гонения, способствовало укреплению ее положения и превращению в одну из самых влиятельных школ китайского буддизма.

В средневековой истории Китая известно много других примеров того, как люди сугубо практические, представлявшие самые разные профессиональные группы, практиковали чаньские методы психотренинга, иногда даже формально не причисляя себя к школе чань. Широкий интерес к чаньской психотехнике в ее прикладном аспекте был обусловлен тем, что она давала очень эффективные методы решения различных чисто практических задач, особенно в экстремальных условиях. В частности, важное практическое значение имели своеобразные чаньские методы решения проблемы субъектно-объектных отношений. Процесс регуляции деятельности в обычном состоянии осуществляется субъектом прежде всего по отношению к объекту, поэтому первым необходимым условием регуляции является переживание определенного феномена как отдельного, относительно изолированного и локализированного объекта, его вычленение из суммы окружающих объектов и более или менее четкое отделение от субъекта происходящего акта восприятия и действия (воздействия). Причем субъект здесь играет более активную, а объект – относительно пассивную роль, будучи иерархически подчинен субъекту. Если по отношению к перцептивным образам внешних объектов это наблюдается у всех взрослых здоровых личностей, то в случае, скажем, с эмоциями или реакцией активации подобное осознание их нетождественности с индивидуальным "Я", т.е. осознание их как объекта, для многих людей довольно сложная задача. При этом необходимо отметить, что Подобное выделение объекта носит очень относительный характер, так как один и тот же феномен в разных ситуациях может выступать или не выступать в качестве объекта.

Подобное расширение возможностей регуляции имеет для субъекта то преимущество, что оно увеличивает степень свободы личности, расширяет рамки проявления ее свободной воли, увеличивает возможность контроля над ситуацией и т.п. Вместе с тем оно имеет и существенные недостатки. При выделении определенного феномена как объекта для него теряется возможность самопроизвольной, естественной саморегуляции в рамках субъекта, каковая имеет место, например, в случае с моторными актами, носящими безусловнорефлекторный характер, или вегетососудистыми реакциями. Поэтому, когда происходит резкое увеличение числа объектов, управление ими может выйти за пределы возможностей психики человека, и он окажется в ситуации сороконожки из известной даосской притчи – сороконожки, которая запуталась в собственных ногах, решив управлять ими сознательно. В подобных условиях человеку приходится решать очень сложную задачу по поиску более или менее оптимального баланса (в зависимости от конкретной ситуации и индивидуально-психологических свойств) субъектно-объектных отношений и относительно оптимального соответствия между произвольным и непроизвольным реагированием.

Регуляция деятельности при этом неизбежно приобретает последовательно-поэтапный, сукцессивный характер. Для того чтобы осуществить управление, человек должен сначала получить об объекте хотя бы минимум необходимой информации, переработать ее (с целью выработки определенной стратегии поведения), принять решение и лишь затем осуществить реакцию. Такая большая или меньшая задержка в реагировании, происходящая в основном за счет задержки в центральном звене – переработки информации, приводит к тому, что реакция достигает объекта, который находится уже не в том состоянии, в котором от него получена информация, поскольку объект непрерывно изменяется, если, конечно, это не статичный объект. Поэтому реакция получается (в большей или меньшей степени) неадекватной данному состоянию объекта. Или, иначе говоря, пока человек примеряется к объекту, пока он начинает прикидывать, как же ему лучше "сладить" с объектом, тот может в это время выйти за пределы его досягаемости, а в худшем случае – сам может успеть "сладить" с субъектом. Такая задержка особенно нежелательна и даже опасна в экстремальных ситуациях, скажем, во время занятий чаньскими военно-прикладными искусствами. По мнению мастеров чаньских видов борьбы и кулачного боя, борец или боец, который начнет рассуждать и высчитывать, как ему лучше провести тот или иной прием, заведомо обречен на неудачу – не успеет он завершить свои расчеты, как окажется на ковре или получит удар. Еще более печальные последствия ожидали фехтовальщика, который бы вздумал заняться такими расчетами и рассуждениями во время поединка на настоящих мечах, – если перед ним мастер высокого класса, то он не успеет даже моргнуть глазом, как окажется без головы. Столь же нежелательна такая задержка в искусстве стрельбы из лука, особенно по движущейся цели: "Стрела взвивается с тетивы, но не летит прямо к цели, да и цель уже не стоит там, где она стояла, когда начинаются расчеты, которые на деле оказываются просчетами, и вся стрельба идет насмарку" [157, с. 7].

Таким образом, в обычном состоянии сознания существует серьезное противоречие между непрерывным характером изменения объекта, происходящим согласно его собственной природе, и дискретным характером реагирования, направленного на постепенное и поэтапное приближение реальных состояний объекта его идеальному образу (модели), сформированному в сознании субъекта и желательного для него. Чань-буддисты же стремились решить проблему регуляции деятельности не путем поиска оптимального варианта отображения субъектом объекта и воздействия на него, а через выход за рамки субъектно-объектных отношений вообще, т.е. путем установления нераздельного единства и тождества субъекта с объектом, их слияния и снятия какой-либо дистанции или оппозиции между ними. Как мы уже отмечали, с помощью различных методов воздействия на сознание человека чаньские мастера-наставники приводили своих адептов в такое состояние, когда субъект и объект воспринимаются и переживаются как единое и нераздельное целое, как некий гештальт, и, следовательно, вообще перестают существовать для чань-буддиста как таковые. "В стрельбе из лука стрелок и цель не являются больше противопоставленными объектами, а становятся одной реальностью. Стрелок перестает осознавать себя, подобно человеку, которому нужно поразить быка, неожиданно возникшего перед ним, прямо в глаз. Это состояние неосознанности реализуется только тогда, когда, совершенно опустошенный и избавившийся от своего "Я", он сливается воедино с процессом совершенствования своего мастерства", – писал Д.Т. Судзуки [157, с. 6]. Для личности, находящейся в таком состоянии, как утверждают чань-буддисты, нет, скажем, солнца, отдельного от личности (т.е. объекта), равно как и нет какой-то отдельной личности, но есть единая система – "личность, смотрящая на солнце", или "солнце, видимое личностью" (что совершенно равнозначно). Два составных элемента этой системы играют одинаково важную, равноактивную роль в происходящем процессе, принимая в нем равноправное участие: "Гнущиеся деревья проявляют тело ветра (т.е. его силу. – Н.А.), а волны придают силу (энергию) луне" [208, с. 119].

Возникающее при этом ощущение потери индивидуального "Я" приводило к принципиально иному, чем в обычной поведенческой ситуации, решению проблемы регуляции деятельности. В сущности, в подобном состоянии деятельность не переживается личностью как таковая (т.е. является "не-деянием"), и тем более не переживается процесс ее регуляции. В отличие от обычного состояния сознания ситуация в этом случае воспринимается как нечто целостное, как данность, тождественная самой себе в каждый единичный момент бытия. Те феномены, которые в обычном состоянии образуют субъект, и те, которые образуют объект, воспринимаются как полностью в этом отношении равнозначные "данности". Поэтому движение, действие, развитие для личности в подобном состоянии есть не последовательный ряд изменений состояний субъекта в зависимости от состояния объекта (и наоборот), а одновременный, параллельный процесс движения, изменения. Движение субъекта и объекта теперь обусловливается не их последовательными взаимовлияниями (взаимодействием) друг на друга, а целостным схватыванием ситуации во всем ее внешне противоречивом единстве и ее развитием в соответствии с ее внутренней закономерностью.

Как и в даосской психокультуре, эти принципы распространялись не только на частные ситуации типа боевого единоборства в различных видах чаньских военно-прикладных искусств, но и на общую экзистенциальную ситуацию, в которой человек живет и действует. Поэтому, скажем, во время; состязания в искусстве борьбы партнеры должны воспринимать себя не как противодействующих друг другу антагонистов, каждый из которых стремится привести ситуацию в соответствие с собственными потребностями и собственным ее пониманием, а как составные элементы единой системы, функционирующей по своим внутренним, общим для всех ее частей (равно как и для всего мироздания) законам, и главная задача борца – никоим образом не нарушать эти законы, отрешаясь от субъективных желаний, стремлений, мотиваций и т.д. Точно так же чаньский адепт должен был привести всю свою жизнь в соответствие со всеобщим законом бытия, полностью идентифицироваться с ним.

Поскольку в подобном состоянии отражение ситуации и реакция на нее осуществляются, в каждый единичный момент симультанно и между ними нет ни малейшего промежутка, куда бы могло включиться "неведение" и другие "омрачающие" факторы, действия человека расцениваются как "истинно-правильные" (т.е. полностью соответствующие абсолютной истине), причем независимо от их результата. Длинная цепочка переработки информации в данном случае становится ненужной или, точнее, превращается во вспомогательный механизм реагирования, так как теперь каждому состоянию объекта соответствует адекватное ему состояние субъекта (и наоборот), причем оно возникает (складывается) в тот же момент времени, в то же мгновение, а не через некоторый промежуток времени. Можно даже сказать, что реагирования в общепринятом понимании (как дискретного процесса обмена реакциями между субъектом и объектом) вообще нет, а есть ряд синхронных изменений состояний целостной системы, причем этот процесс носит континуальный характер.

Подобная "децентрация" происходит прежде всего за счет освобождения сознания от дискретных структур и возрастания в общем потоке психики удельного веса континуальных процессов вообще и интуиции – в особенности, вплоть до полного перехода на интуитивный способ отражения и реагирования. По мере того как сознание освобождалось от дискурсивного мышления, понятийные структуры начинали играть все меньшую роль в процессе восприятия, которое приобретало все более непосредственный характер. Чань-буддисты, находившиеся в состоянии "просветления", утверждали, что в этом состоянии восстанавливаются свежесть, острота и непосредственность восприятия, свойственные детям. Интересно отметить, что описание феноменов восприятия в таком состоянии вообще очень напоминает данные интроспективных наблюдений людей с пониженной активацией левого полушария головного мозга, которое отвечает за переработку вербальной информации и которое, как известно, является доминирующим в обычном бодрствующем состоянии.

Поскольку как понятийное, так и допонятийное мышление, являясь порождением субъектно-объектных отношений и существуя для их регуляции, принципиально не может обеспечить выход за их рамки, чаньская практика психотренинга и психической саморегуляции была ориентирована на то, чтобы пробудить и развить интуицию, которая, по мнению чань-буддистов, лишь одна могла осуществить непосредственное восприятие всех аспектов ситуации во всем их многообразии, причем восприятие, не привязанное к субъекту и не "центрированное" на нем. В обычном состоянии интуиция (праджня) работает "вспышками", время от времени. Задача чаньской психотехники заключалась в том, чтобы увеличить время работы интуиции вплоть до превращения ее в постоянно действующий фактор, когда она переходит в интуитивную мудрость (джняна). В процессе овладения джняной интуиция становится центральным феноменом психической жизни, вокруг которого группируются все остальные. В этом заключается существенное отличие от организации психической жизни представителей западной культуры, у которых ведущей психической функцией является понятийное мышление, пронизывающее и организующее всю когнитивную структуру человека. В данном же случае процесс развития детерминирован функционированием интуиции, и она является ведущей психической функцией, а все развитие рассматривается как разрушение (или, точнее, выход за пределы) как когнитивных, так и эмотивных структур психики. Преодоление рамок образности-символичности, эмоциональности-рациональности, деятельности-созерцательности, находящихся (внутри каждой пары) в реципрокных отношениях и потому в значительной мере подавляющих функционирование друг Друга, приводит не к подавлению и дисфункции, а к более полной актуализации всех этих структур, которые в сипу их равного отношения к интуиции как к качественно иному образованию выступают в виде однородных феноменов.

Таким образом, перестройка перцепции в сторону ее беспонятийности и выход за рамки субъектно-объектных отношений в процессе чаньской практики психической саморегуляции позволяли повысить скорость и продуктивность приёма и переработки невербальной информации, выработать наиболее адекватную программу поведения в максимально короткий промежуток времени и подключить более гибкий механизм спонтанного реагирования на внешние стимулы, что было особенно важно в сложных и критических жизненных ситуациях, в которых дискурсивно-логическое, понятийное мышление зачастую не справляется с переработкой большого объема информации и не может мгновенно выработать оптимальную программу действий. Это имело также важное психоэвристическое значение для решения сугубо творческих задач, позволяя по-новому, творчески подойти к той или иной проблеме, взглянуть на нее с неожиданной, непривычной точки зрения и обнаруживать новые взаимосвязи, безуспешно разыскиваемые посредством дискурсивно-логического мышления [59].

Подобная перестройка имела и тот важный для практической деятельности эффект, что существенно менялись некоторые эмпирические характеристики процесса восприятия, в частности, наблюдалось усиление интенсивности, яркости образов восприятия, их целостности и константности, в результате чего все" детали действительности начинали восприниматься острее, чем в обычном состоянии, причем внимание остановилось одинаково обостренным ко всем объектам, находящимся в перцептивном поле, а не к одному или некоторым из них. Это позволяло не упускать из внимания те объекты, которые имеют жизненно важное значение для субъекта деятельности, но по тем или иным причинам кажутся совершенно незначимыми, а значит, и давало возможность своевременно и соответствующим образом отреагировать на них.

По мнению чань-буддистов, неверные, ошибочные оценки ситуаций и неудачные действия – как естественный результат неправильной оценки – зачастую вызваны излишне субъективным отношением к происходящему, неспособностью в нужный момент отвлечься от личных привязанностей, быть объективным и беспристрастным. Избавляя от неточностей и ошибок, обусловленных понятийным мышлением, чаньский психотренинг одновременно" освобождал человека от субъективности восприятия, обусловленной его стремлениями и привязанностями. Хорошо известный в современной психологии феномен субъективности восприятия заключается в том, что на процесс перцепции и его результат влияют не только свойства объекта восприятия и состояние перцептивной функции самой по себе, но также и личностные факторы. Наличие определенных стремлений, интересов, желаний, установок и т.п. меняет как стилевые, так и уровневые характеристики процесса перцепции. Одним из показателей субъективности восприятия является его выборочность. Этот феномен характеризуется тем, что в процессе перцепции внимание фиксируется лишь на тех объектах, находящихся в поле зрения, которые обладают личностной значимостью.

Характеризуя этот феномен, известный исследователь чань- и дзэн-буддизма, Р. Линсен приводит такой пример. Представим, отмечает он, что мы рассматриваем витрину универсального магазина. Если мы биологи или астрономы, наше внимание сразу же привлечет микроскоп или телескоп, и эти предметы мы сразу же выделим из тысячи других предметов. Если же нас будет сопровождать ребенок, то все его внимание будет привлечено к кукле или игрушечной автомашине, о которых он давно уже мечтает, тогда как мы сами вовсе не заметим их. Таким образом, мы непроизвольно совершаем выбор, отвергая одни предметы и отдавая предпочтение другим [174, с. 191].

Другой индикатор субъективности восприятия – неадекватность отражения объектов перцепции, когда пространственно-временные и другие эмпирические характеристики объектов неосознанно искажаются в субъективно желаемом для личности направлении, защищая "Я" от эмоциональных дискомфортов и фрустраций, хотя объективный результат подобного искажения может быть (и чаще всего бывает) диаметрально противоположным желаемому. Чань-буддизм же культивировал способность, по образному выражению Р. Линсена, смотреть на витрину (и вообще на все) столь же беспристрастно, как это делает фотограф соответствующим образом наводя фокус аппарата [174, с. 191]. Это позволяет с помощью различных методов психотренинга достичь безличного, предельно объективированного и ясного состояния сознания, свободного от искажающей восприятие эмоциональной "омраченности" и лишенного установок, толкающих перцепцию по шаблонному руслу. В момент "просветления", когда терялось ощущение своего "Я", т.е. субъекта восприятия и деятельности (действия), совершенно естественно исчезала и субъективность восприятия, в результате чего возникала возможность максимально полного и адекватного отражения объектов в сознании (ср. интересное замечание болгарского ученого К. Кынева, что традиционная индийская йога также способствует более глубокому проникновению в объект познания и деятельности) (цит. по [58, с. 48]).

Таким образом, разнообразные методы психотренинга и психической саморегуляции, составлявшие основу чаньской психокультуры, ее практический фундамент, имели большое прикладное значение Они не только повышали общую психическую и соматическую. приспособляемость человека, оказывая психотерапевтическое воздействие, снимая психическое напряжение, нейтрализуя аффекты и т.д.. но и непосредственно влияли на процессы экстериозованной деятельности, значительно повышая ее продуктивность. Это способствовало расширению сферы влияния чаньской психокультуры, ее выходу из узкокорпоративных рамок и широкой культурной экспансии, в результате чего эти чаньские традиции приобретали общекультурное значение и оказывали сильное воздействие на всю культуру средневекового Китая, которое в той или иной форме продолжает сказываться и по сей день.

Список литературы

Н.В.Абаев. Чаньская психокультура и практическая деятельность.

Скачали данный реферат: Борисов, Домнина, Воропаев, Iwenko, Дьяков, Smaragd, Baranov, Журавлёв.
Последние просмотренные рефераты на тему: реферат связь, культурология как наука, курсовая работа по менеджменту, доклад на тему россия.



Предыдущая страница реферата | 1  2

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки