Предыдущая страница реферата | 1  2

* Конечно, эти знания о человеке отличаются от знания научной психологии. Тем не менее, их вполне можно считать психологическими, поскольку они описывают индивидуума и с их помощью можно объяснить основные психические феномены (переживания необычных состояний и событий эзотерического мира, логика познания его, особенности восприятия и сновидений эзотериков и т.п.).

** Наиболее подходящими для имагинативного познания представлениями, считает Штейнер, являются символические.

Но кроме "тел" человека Штейнер выстраивает еще два ряда: "душ" и "духов". Он различает душу "ощущающую", душу "рассудочную" или "чувствующую" и душу "сознательную", а также "само-дух", "жизне-дух", "духо-человека" [4].

Вся эта довольно сложная теоретическая конструкция психического и телесного устройства человека построена с целью связать невидимую трансцендентальную сущность и деятельность души человека с видимой, чувственно-физической его плотью (задача, которую на Востоке решали с помощью всего лишь одного представления – "воплощения", а в Ветхом Завете на основе идеи "творения" души Богом). Когда душа рассматривается Штейнером в отношении к плоти, она трактуется как ряд "душ", когда наоборот, плоть рассматривается в отношении к душе, получается другой ряд: минерал (труп), сон ("растительное" в человеке), психика ("животное" в человеке), сознание ("Я"). Если душа рассматривается имманентно, как автономная сущность, то она сводится к духу, работа же духа над плотью и душой дает ряд "духов".

Теперь спросим, а зачем Штейнер строит эзотерическую психологию? Этот вопрос возникает потому, что эзотерический опыт и путь индивидуальны, каждый адепт эзотерического движения должен сам пройти свой путь и его опыт уникальный, неповторимый, недаром всех, кто проходит на Востоке путь Будды, считают Буддами. Однако, ведь существуют учения, которые только что встали на тропу эзотерического знания, им хочется помочь, они просят рассказать о трудностях эзотерического пути. Кроме того, чтобы уверенно двигаться самому, преодолевать себя и трудности, необходимо осознание и выражение в речи (словах, символах, знаниях) того эзотерического опыта, который ты сам приобретаешь. Такое осознание и символизация нужны также и для того, чтобы соотносить свои действия и усилия с эзотерическим учением (одновременно оно уточняется и строится), чтобы отделять новые формы своей жизни от старых, то есть, чтобы их выводить к жизни, "рождать". Следовательно, именно символизация и психологическое осознание (строительство психологического учения и языка), позволяют рождать эзотерический опыт (обнаруживать, выводить его к жизни), а также передавать его другим, не в смысле прямой передачи своего опыта (это невозможно в силу его уникальности и природы), а в виде помощи, рассказа о своем опыте другим. Штейнер как психолог дает речь (язык) эзотерическому опыту, выводит его из бессознательного состояния, делает сознательным и осознанным, то есть собственно человеческим опытом. Другими словами, в рамках эзотерического опыта построение психологического учения неотделимо от самого этого опыта, есть момент его становления, есть жизнеобнаружение.

Пройдя эзотерический путь, человек настолько перестраивает свою психику и телесность, настолько меняется, что существенно начинает отличаться от других людей. Например, для него внешнее и внутреннее совпадают (его внутренние эзотерические переживания и образы оживают в виде впечатлений внешнего мира), у него отсутствуют (оказываются элиминированными) все желания и устремления, не отвечающие эзотерическому учению, он произвольно может входить в пограничные состояния и т.д.

Таким образом, мы не только приходим к выводу о том, что в психологии имеет место особый вид деятельности, своеобразное повивальное искусство, оснащающее практику речью и сознанием, позволяющее обнаружить новые формы жизни, но и к проблеме "природы психики". Действительно, отличается ли психика обычного человека от психики эзотерического человека, психика человека, который только замышляется в психологическом учении, от психики современного человека, или, например, психики античного (средневекового, архаического) человека? Очень часто, говоря о человеке, его психике (и историческом, и современном, и будущем), мы его мыслим в неизменной антропологической картине. Из этой картины сегодня явно или неявно исходят и антрополог, и историк, и философ, и психолог, и педагог. На словах признавая культурно-историческую теорию, мы не можем убедительно сказать, чем все-таки архаический человек отличается от античного, а они оба – от современного. Конечно, мы признаем, что в древнем мире или в средние века были разные общественные, экономические и культурные отношения и условия, но человек, разве он не был тем же самым, разве он не так же видел, чувствовал, мыслил, как это делаем мы? К тому же известно, что мозг и физиология человека в современном виде сформировались примерно еще в неолите и далее практически не изменялись. Или все же изменялись? А вот еще один аргумент в поддержку представлений о константной, вечной природе человеческой психики: разве Платон и Аристотель или блаженный Августин были менее умны и тонки, чем современный человек, разве их индивидуальность существенно отличалась от современной развитой личности? В плане этого всеобщего, почти непосредственного убеждения мыслит и психолог: могут бесконечно меняться и совершенствоваться орудия человека, как технические, так и интеллектуальные, а также общественные отношения людей, но не сам человек; его психика как были так и остаются неизменными в своей сущности.

Но ведь можно взглянуть на все это по-иному: каждая культура создает своего человека, и в этом смысле между древним и современным человеком (и их психиками) столь же мало общего, сколько между взрослым и маленьким ребенком. Подобно тому, как нельзя считать, что ребенок – это тот же взрослый, но еще много не узнавший, не имеющий еще взрослого опыта, не раскрывший возможности своей психики, так нельзя считать и Платона современным человеком. Платон принадлежал античной культуре, и в этом смысле не смог бы понять и почувствовать многое из того, что доступно в наше время даже ребенку. Культурно-историческая концепция предполагает такой анализ культуры, когда его сущность и психика задаются как принципиально соотнесенные с сущностью и особенностями соответствующей культуры. Древний человек, античный, средневековый, человек Нового времени, человек будущего – это не тот же самый, постепенно умнеющий (усложняющийся и развивающийся) вечный человек, а историческое сообщество принципиально разных человеческих существ. Естественно, тут не все так просто – конечно, последующие культурные целостности (сама культура, культурное сознание, психика и т.д.) сложились из элементов и в недрах предыдущих целостностей (но не выросли из них). И тем не менее, в рамках научой полемики наше утверждение должно быть сформулировано именно так резко и обще. Можно ли вообще и при каких условиях считать принадлежащей к одному типу психику маленького ребенка, подростка и зрелого человека, психику, замышляемую в психологической теории, и психику человека разных прошлых культур и, даже, психику гения эзотеризма, попавшего в мир своей мечты, психику "фрейдиста", "роджерианца", человека образованного на Западе и на Востоке, вообще человека Запада и Востока? Или все это разные психики, требующие своей психологии, подобно тому как эзотерическому движению пришлось создать свою эзотерическую психологию, существенно отличающуюся от обычной?

Проблема психологической науки

Это отдельная тема, которую мы хотим рассмотреть в следующем сообщении. Пока же предварительное методологическое соображение. Что собой должна представлять психологическая наука, учитывая наличие в психологии помимо познания также моментов жизнеобнаружения и замышления, кроме знаний – области символических построений? И другой вопрос: какие требования к психологическим знаниям предъявляет характер ее практики (практик)? В естественной науке объяснение предполагает: описание основных процессов, интересующих исследователя в изучаемом объекте, а также условий, в которых эти процессы протекают; эксперимент, где устанавливается соответствие теоретического описания объекта и его эмпирического (реального) существования; а критерием истины является инженерная практика. А что предлагает автор, если учесть возможность разных психологических объяснений, иную роль эксперимента в гуманитарной науке, и, наконец, принцип единства психологического познания и практики? [3]

Да, действительно, ситуация непростая, но ее нужно решать. Во-первых, нужно сказать, что мы не отказываемся от многих оправдавших себя принципов: стремления к непротиворечивому познанию, систематизации знаний, объяснению определенного поля явлений, построению идеальных объектов, сведения неясных случаев к ясным.

Во-вторых, мы думаем, что сегодня логический контроль мышления заменяется методологическим. Это означает, что нужно следить не столько за тем, чтобы удовлетворить правилам логики (что не означает алогичного мышления), сколько чтобы опираться на определенную методологию. Последнее предполагает: критическое осмысление состояния своего предмета, проблем и затруднений в собственном мышлении; план, замысел разрешения этих проблем и затруднений, рефлексию (осознание) своих действий и шагов; использование представлений о самом мышлении, познании, особенностях своего предмета и других рефлексивных представлениях и метазнаниях (естественно, в пределах доступных психологу, но эти пределы должны постоянно расширяться и углубляться).

В-третьих, одним из критериев правильности, эффективности гуманитарного познания является "культура мышления", что, в частности, предполагает осознанное вхождение исследователя в культурную коммуникацию (существующие психологические школы, дискуссии, знание и понимание основных проблем и затруднений и т.п.). Культура гуманитарного познания предполагает и такой важный момент, как серьезное отношение к чужой точке зрения, чужой истине. В идеале гуманитарный исследователь должен осмыслить в своей системе основные, противоречащие его взглядам точки зрения, представления, подходы. Не соглашаться с ними, а понять их, проработать, осмыслить, выработать к ним отношение, снять их в своей системе объяснения и знания, если это возможно. В этом случае, когда и другие, принадлежащие другим школам и направлениям, психологи проделают то же самое, качество научной коммуникации в психологии существенно изменится, оно, действительно, в большей степени станет гуманитарной коммуникацией.

В-четвертых, гуманитарный ученый должен самоопределиться в существующей культурной коммуникации, т.е. сформулировать свою собственную позицию, подход, ценности. Но не вообще, а относительно тех проблем, которые предстоит решать.

Именно под этим углом зрения мы в следующей статье рассмотрим, что собой должна представлять современная психологическая наука. При этом для сравнения проанализируем программу построения психологии как естественной науки, изложенную Л.С.Выготским в работе "Исторический смысл кризиса психологии" (1927). На сходную программу в значительной мере ориентировалось развитие советской психологии (и не только советской) в ХХ столетии, и именно сегодня происходит пересмотр этой программы и выработка новой.

Список литературы

Бахтин М. Автор и герой в эстетической деятельности. – В кн.: Эстетика словесного творчества. – М., 1979, с. 89.

Мирандола П. Речь о достоинстве человека. – В кн.: История эстетики. т.I. – М., 1962.

Розин В.М. Научные интерпретации предмета психологии (от парадигмы естественнонаучной к гуманитарной?) Психологический журнал, 1991, N 2.

Штейнер Р. Очерк Тайноведения. – М., 1916.

В.М.Розин. Методологические соображения о путях преодоления кризиса в современной психологии

Скачали данный реферат: Гала, Jakubovich, Kaloshin, Kiselev, Jennafa, Чежеков, Romazanov, Колвецкий.
Последние просмотренные рефераты на тему: тезис, здоровье реферат, бесплатные рефераты, ответы 10 класс.



Предыдущая страница реферата | 1  2

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки