Теоретическая педагогия Петровской эпохи и вообще первой половины XVIII века
Категория реферата: Рефераты по психологии
Теги реферата: баллов, банк курсовых
Добавил(а) на сайт: Кирсан.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 | Следующая страница реферата
Говорят, что науки удаляют от Бога, порождают ереси, что Бог скрыл таинство меры от премудрых и разумных, а открыл младенцам, т. е. неученым, и т. п. Татищев разъясняет необходимость науки для правильного понимания веры, что не знавшие науки искажали веру, а апостол Павел и многие отцы церкви изучали науку; запрещавшие изучать науку или сами невежды, или коварные люди, желающие для собственной выгоды держать народ в невежестве, чтобы он сильно верил их рассказам и раболепно исполнял их приказания. Конечно, это правда, что измыслить ересь может только ученый или, по крайней мере, начетник, но злоупотреблять можно всем. Истинная философия нужна для познания Бога и служит на пользу человека. Говорят люди, искусные в гражданстве, "якобы в государстве чем народ простяе, тем порочнее и к правлению способнее, а от бунта смятений безопаснее, и для того науки распространять за полезно не почитают". Татищев объясняет пользу наук для разумного управления государством, для правящего класса, а также и для простого люда, для правильного ведения им своих дел и для укрепления в нем добрых нравов. Незнание же или глупость вредят успеху и личности и общества. Народная глупость и в делах веры, и в делах правления приносят великое зло; вследствие "неучения" народ не знает ни естественного, ни божеского закона, а потому нередко и бунтует; народною глупостью он объясняет бедствия времен междуцарствия, когда "семь плутов" обманывали народ, выдавая себя за разных царевичей; той же причиной он объясняет и другие народные бунты. Самая сущность науки заключается в ее практической полезности, потому что знание состоит в разумении, "что добро и зло, т. е. что ему (человеку) полезно и нужно и что вредно и непотребно". Поэтому и науки Татищев разделяет на нужные, полезные, щегольские или увеселяющие, любопытные, тщетные или вредные. Нужные науки следующие: домоводство, врачество, закон Божий, умение владеть оружием, логика, богословие; полезные: письмо, грамматика, красноречие или витийство, изучение иностранных языков, история, генеалогия, география, ботаника, анатомия, физика, химия; щегольские: стихотворство (поэзия), музыка, танцы (плясание), волтежирование, знаменование (живопись); любопытные: астрология, физиономика, хиромантия, алхимия; вредные: гадания и волшебства разного рода, некромантия ("чрез мертвых провещание"), гидромантия (водовещание), аеромантия (воздуховещание), пиромантия (огневещание) и т. п. Приведенная классификация наук — единственная в своем роде. Она сваливает в одну кучу наук и собственно науки, и искусства, и научные гадания, и просто волшебство, причем распределяет их на группы с точки зрения приносимых ими пользы или вреда. А во главе этого длинного ряда наук, искусств и всякого рода деятельности, впереди даже закона Божия, на самом первом месте, как самая нужная наука, ставится домоводство. Очевидно, мы имеем не классификацию наук, а обозрение с узкоутилитарной точки зрения самых разнообразных деятельностей, вследствие чего и явилось возможным включить в одну группу нужных наук и домоводство, и врачество, и закон Божий, и умение владеть оружием, и логику. Предметы самые разнородные, и только грубейший утилитаризм мог соединить их в одну группу по той простой и уважительной причине, что все эти деятельности нужны. Название их всех науками свидетельствует о весьма недостаточном понимании положения науки. Согласно таким наукам и учителя указываются тоже весьма оригинальные: "чернецы, летами не меньше 50, и офицеры суть главные учители" 12.
С такой же узкоутилитарной точки зрения Татищев рассуждает и об изучении наук и иностранных языков, указывая различным сословиям, знание каких наук и иностранных языков им особенно нужно и полезно. "Как люди разной природы суть и по оному разные науки и услуги себе и своим детям избирать склонность имеют, так и языки должны полезные к тем наукам и услугам избирать". Поэтому "пнеуматика" (наука о духе, психология) богословам весьма нужна, философам полезна, а историкам, политикам и другим многим "почитай, общенепотребна". Напротив того, историкам и политикам география, философам математика необходимо нужны, "но духовным до оных дел нет"; равным образом анатомия, химия и ботаника врачам нужны, а богословам, политикам, историкам не нужны. Делает честь Татищеву прибавленное им замечание об общеобразовательном значении наук: "Кто что из полезных наук не знает, все невидимо пользу приносит тем, что память, смысл и суждение исправляются". Так же рассуждает Титищев и о пользе изучения иностранных языков: духовенству нужны языки: еврейский, греческий, латинский; дворянству — французский, немецкий, некоторые восточные ("Разговор о пользе наук и училищ", ответ на 69-й вопрос). Впрочем, и все его сочинение "Разговор о пользе науки и училищ" имеет целью доказать весьма узкое и практическое положение, имевшее, однако, большое значение в Петровское время, а именно необходимость посылать молодых людей для обучения за границу, а не учить их дома. В России учебных заведений мало, да они и организованы неудовлетворительно, учат в них плохо, учебников и учебных пособий нет. "Мы до днесь не только курсов мафематических, гисторей, географии Российской, которые весьма всем нужны, не говорю о высоких филозофских науках, но лексикона и грамматики достаточной не имеем" (ответ на вопрос 117-й). Конечно, училища необходимо учредить по всем губерниям, провинциям и городам, но при этом нужно смотреть, чтобы "шляхетство особно от подлости отделено было". Педагогия Татищева была не только узкоутилитарной, но и резко сословной. Конечно, главные его заботы были об образовании дворянства, и педагогия его была дворянская, аристократическая, тогда как педагогия Посошкова, при ее церковности, была демократической.
В определении состава образовательного курса Татищев оказывается двойственным: с одной стороны, он допетровский педагог по обилию указываемых им занятий религиозно-церковного характера, а с другой — он новатор: вводит в курс неслыханные до Петра предметы. Обрисуем коротко обе указанные стороны педагогики Татищева.
В "Духовной моему сыну" Татищев прямо заявляет, что главнейшее в жизни есть вера, что "в законе Божии от юности до старости нужно поучаться, и день и ночь, и ревностно познавать волю Творца". Для этого нужно читать Библию и катехизис, книги учителей церковных, прежде всего Иоанна Златоуста, потом Василия Великого, Григория Назианзина, Афанасия Великого и Феофилакта Болгарского, также недавно изданные печатные толкования десяти заповедей и блаженств (Феофана Прокоповича). Кто достаточно в чтении и разумении Библии искусился, тому надобно читать прологи, жития святых в Четьих минеях. "Хотя в них многия гистории истине бытия, кажется, оскудевают, и разсудным соблазны к сомнительству о всех них в положенных подать могут, однако тем не огорчевайся, но разумей, что оное к благоуханному наставлению предписано, и тщися подражати делам их благим". Потом, когда в православном законе Божьем человек достаточно научится, пусть читает книги "лютерские, кальвиские и папижския", потому что придется с иноверцами вступать в разговор о вере, потому, чтобы не впасть в соблазн и не быть обманутым.
Не зачинай, вставши, ничего, пока не помолишься Богу с благоговением; равно как ложись без призвания Его святого имени. В воскресные и праздничные дни ходи в церковь, Библию читай с примечанием вразумительно, из нее научишься истинной премудрости (Увещание умирающаго отца к сыну). Никогда, ни для какого телесного благополучия, от своей церкви не отставай и веры не переменяй, хотя бы ты и пришел к мысли, что в своей церкви есть некоторые погрешности и неисправности или кое-что лишнее.
Таким образом, Татищев по-прежнему очерчивает довольно широкий круг религиозного образования, но церковно-богослужебный характер его исчез, церковно-богослужебные книги более не изучаются, а, напротив, прямо рекомендуется немыслимая в прежнее время вещь — чтение книг, излагающих учение иных вер. При этом хотя и предписывается строго-настрого своей веры ни в каком случае не переменять, и уже допускается, что в ней может укрыться кое-что неудовлетворительное, кое-какие погрешности, а в сказаниях Четьих миней о святых может оказаться многое невероятным и сомнительным. Таким образом, допускались религиозный скепсис и признание некоторых несовершенств своей веры — религиозный рационализм, который был совершенно чужд образованию допетровской эпохи.
Что касается светской или научной стороны образования, то в ней самое главное — умение правильно и складно писать; затем должны следовать арифметика, немецкий язык, русская история и география, законы гражданские и воинские своего отечества. О значении иностранных языков и многих наук, разных для разных сословий, уже упомянуто. Этот курс, очевидно довольно широк и отличается не только математико-реальным, но и профессиональным характером в связи с присутствием в нем таких учебных предметов, как артиллерия, фортификация, воинские законы. Дух Петра веял над автором и вдохновлял его при указании такого состава научного курса.
Собственно нравственная сторона воспитания затронута в "Духовной" Татищева очень мало. Она наполнена советами житейскими, практическими, до оправдания взятыми включительно. Говорится лишь о необходимости почтения детей к родителям, для чего приводятся ветхозаветные тексты Моисея, Соломона, Сираха, приводится пример Хама и вообще замечается, что "Бог обиды родителей без отмщения не оставит, как-то пагуба Авессалома, сына Давидова, удостоверяет". Довольно подробно обсуждается вопрос о выборе жены, причем автор приходит к заключению, что посредственная красота и равность лет, или жена не менее десятью летами моложе, самая лучшая, причем благоразумная и честная жена и в помыслах не должна иметь желание командовать мужем: "Всевышний и всемогущий Творец Бог жену Еву Адаму божественным Своим законом под власть определил" 13.
Таким образом, хотя Татищев по многим своим взглядам стоит еще на почве старой допетровской педагогии, но в его советах сыну, высказанных и в "Духовной" и в "Увещании", в его оценке значения науки, вложенной в "Разговоре о пользе науки училищ", веет уже новым духом, слышится голос петровского дельца, завзятого утилитариста, но уже убежденного защитника науки, правоверующего, но в соединении с некоторым религиозным рационализмом, защитника математическо-профессионального и сословного, но серьезного образования. Если сравнивать Посошкова и Татищева как педагогов, придется признать, что Посошков теснее, больше связан с Древнею Русью и ее педагогией, чем Татищев. Посошков идет еще по старой дороге, сравнительно мало воспринимая новые культурные элементы: для него воспитание дело характера ветхозаветного, главнейшие народные просветители суть пастыри церкви, другие веры и исповедания, кроме православия, сплошные заблуждения и ересь, нечто поганое и вредоносное, наука, особенно новая, ее юнейшие представители подозрительны. Посошкову не стоит рядом с бранью и проклятьями Лютеру изречь: "Проклятый Каперник, Богу суперник"; Бог сотворил землю тягостную и недвижимую, а вещь самую от всех элементов легчайшую, солнце отделил от земли. Лютеране же и Коперник утверждают, что "тягостная земля за каждые сутки обходит неисчислимые миллионы верст" 14. Зато Посошков — самородок, он учился на медные гроши, кое-чему и сделал себя сам, путем чтения, жизненного опыта и размышлений. Это крестьянин-самоучка, не отшлифованный научным образованием талант, горячий патриот, церковник и демократ.
Татищев нечто совсем другое — боярского рода, хорошего образования, бывал за границей, вообще много видел и наблюдал. Для него "шляхтич всякий по природе — судья над своими холопи и рабами и крестьяны". Для него же не наука была подозрительна, а духовенство русское. В его исторических исследованиях проводится мысль о борьбе между просветительными стремлениями правительства и обскурантизмом и властолюбием духовенства. В старой русской жизни, по его словам, "видно, ни единаго не токмо философских наук, но и грамматики ученаго не было, и для того, какая надежда от таких пастырей просвещения народу уповать было должно, хотя между ними мужи благоразумные и жития похвальнаго были". В древности в Россию были введены науки, но после нашествия татар власть государей умалилась, а власть духовенства возросла, и тогда последнему для приобретения больших доходов и власти "полезнее явилось народ в темноте неведения и суеверия содержать", поэтому училища были оставлены. Некоторые государи думали о необходимости школ, но мало достигли, и возобновил их только Петр Великий. Разности вер Татищев не боится, государству разность вер не только не вредит, но еще и пользу приносит. Он веротерпим, а потому очень недоволен Никоном и его "наследниками", свирепствовавшими против раскольников, которых "многия тысячи пожгли и порубили или из государства выгнали".
Татищев не против просвещения народных масс: по его мнению, крестьянских детей обоего пола, от 5 до 10 лет, нужно обучать грамоте и письму, а от 10 до 15 лет — ремеслам. Он говорит об учреждении для элементарного обучения во всех городах от 120 до 200 мужских и женских семинарий "для начинания в научении"; за ними должны следовать школы "для предуготовления к высоким наукам" и, наконец, две академии или университета, предназначенные "для произведения в совершенство в богословии и философии, и со всеми частями", а еще "корпус кадетов" и академия наук. Все это прекрасно, но образование он рассматривал с практическо-профессиональной точки зрения, в частности образование крестьян как подготовку хорошей рабочей силы для помещика, как средство создать "добраго рукодельника", полезного самому себе и своему барину. "Дабы ни один (крестьянин) без рукоделья не был, а особливо зимою могут оные без тяжкой работы получить свой интерес, и в том от них не принимать никакого оправдания и всевозможными силами к тому их принуждать и обучать надлежит". Грамотный, рукодельный крестьянин необходим в правильно поставленном помещичьем хозяйстве.
Наконец, следует заметить, что Татищев не был, подобно Посошкову, самородком, самообразовавшимся человеком, главнейшим источником взглядов Татищева на телесную и духовную природу человека, на пользу науки и ее историю послужили немецкая философская энциклопедия Иоанна Георга Вальха, очень распространенная тогда в Германии, и другие сочинения подобного рода 15.
Для петровской педагогии характерно еще одно сочинение — "Юности честное зерцало", напечатанное по приказанию государя в 1717 году и выдержавшее несколько изданий (мы пользовались пятым изданием 1767 г.). Сочинение это, как видно из его заглавия, собрано из разных авторов, очевидно иностранных, и назначалось как руководство к житейскому обхождению. На самом деле его задачи шире: сначала это азбука, а в конце положение, правда, весьма краткое и сухонравственности в применении к девицам "девическия чести и добродетелей венец, состоящий в последующих двадесяти добродетелях" (смирение, трудолюбие, благодарение и пр.). Азбука содержит изображение славянских букв, печатных и рукописных, с наименованием их: аз, буки, веди и т. д., "слози двописменнии и треъписменнии", нравоучения от Св. Писания по алфавиту — на каждую букву приведено по три кратких нравоучения, цифры славянские, арабские и римские и счет до ста тысяч миллионов. Ядро же книги составляют наставления о внешнем благе поведении и приличии, о том, как дети преимущественно мужского пола, должны держать себя с родителями, знакомыми за обедом, на праздниках, при дворе, как отвечать на вопросы в беседе с другими, как поступать, будучи между чужими. Наставления касаются главным образом поступков и приличий в обществе, суть наставления об учтивости и вежливости. Хотя и говорится, что "имеет отрок наипаче всех человек прилежать, как бы сейчас мог учинить благочестна и добродетельна", но собственно нравственных наставлений весьма мало, все о внешности и учтивости, вроде того, что младые отроки не должны носом храпеть, и глазами моргать и ниже шею и плеча, якобы из повадки трясти"; "рычать, кашлять и подобныя такия грубыя действия в лице другого в чини"; "и сия есть не малая гнусность, когда кто часто сморкает, якобы в трубу трубит, или громко чхает, будто кричит" и т. п. Молодым отрокам внушается говорить между собой на иностранных языках, чтобы прислуга не узнала какой-либо тайны и "чтобы можно их от других незнающих болванов распознать". О государственной службе или общественной деятельности, о серьезном труде, даже о хозяйстве и вообще о посвящении себя какому-либо призванию в "Зерцале" не говорится; это светское сочинение для аристократов и которым внушается сурово обращаться с прислугой.
При Петре и его преемниках у нас продолжалась усиленная работа по переводу разных учебников, руководств, планов учебных заведений — всего, что прямо и непосредственно было соединено с практическим делом учреждения и организованных школ. Как только начали возникать и умножаться более или менее благоустроенные школы, так сейчас же открылись крайне настоятельная нужда в поставлении планов и уставов учебных заведений и в издании учебников. Прежние школы были однообразны и уставов не требовали, так как почти все они были частными. Курс в них был одинаковый — церковный, а учебниками служили Часослов и Псалтирь. Новые школы с новым реальным и разнообразным курсом, примененным к профессиональным потребностям сословий, требовали составления особых школьных уставов и учебников. В первый период истории русской педагогии школьное законодательство почти совсем отсутствует, устава элементарных дьячковских школ мы не имеем. Уставами владели лишь школы юго-западных церковных братств и Московская славяно-греко-латинская академия. С Петра школьное законодательство развивается быстро, уставы сыпятся как из рога изобилия, и, наконец, дело доходит до того, что государство начинает больше заботиться о составлении и переделке школьных уставов, чем о самих школах, школьное законодательство обгоняет своим развитием рост самих школ. Например, при Николае I о распространении просвещения заботились мало, но об его благонадежной в политическом смысле постановке — весьма много. Уставы гимназий переделывались почти непрерывно, согласно требованиям изменявшейся политики, но о размножении гимназий не особенно беспокоились. Образование признавалось необходимым злом в государственной жизни, лишь терпелось, и для его обезвреживания принимались меры.
Учебников для устраиваемых школ не было, а потому их нужно было переводить с иностранных языков. Переводы иностранных книг у нас существовали и прежде, это были преимущественно переводы книг религиозно-нравственного и церковного содержания для самообразования. С Петра переводы с иностранных языков умножились, но переводились уже не религиозно-нравственные сочинения, а книги реального характера — по арифметике, географии, грамматике, географии, книги по мореплаванию, артиллерии и т. п., и переводились прежде всего для удовлетворения школьной нужды, чтобы дать учащимся учебники, по которым они могли бы учиться. Между деятелями Петровского времени видное место по составлению учебников занимает Феофан Прокопович. Он был преподавателем в Киевской академии, а потом завел в Санкт-Петербурге свою школу по образцу польских и иезуитских школ. Он составил довольно много всяких руководств, но самое распространенное его произведение, изучавшееся во всех школах, было "Первое учение отроком, в немже буквы и слоги. Таже краткое толкование Законнаго Десятословия, Молитвы Господней, Символа Веры, и девяти Блаженств" (1720). Заглавие книжки дает достаточное понятие о ее содержании, но книжке предшествовало предисловие, в котором автор разъяснял родителям, воспитателям и всем читателям некоторые общие вопросы относительно обучения детей. Широким распространением пользовалось и произведение Магницкого "Арифметика, сиречь наука числительная. С разных диалектов на славенский язык переведенная, и во едино собрана, и на две книги разделена" (1703). Эта книга заключала в себе не только арифметику, но и другие части математики. Пекарский замечает 16, что в начале XVIII века лица, успевшие побывать за границей и узнать наскоро кое-что, употреблялись по большей части для переводов разных сочинений, преимущественно касавшихся математики, мореходства и языкознания. Ни один из этих переводчиков не известен самостоятельным каким-либо трудом и не оставил по себе памяти в истории ни одной науки.
Учебники при Петре бывали подчас довольно темны и сбивчивы, отличались или ничего не говорящим многословием, или же путаницей, зависевшей, вероятно, от дурного перевода. В одном учебнике, употреблявшемся в морском кадетском корпусе, арифметика определялась так: "Арифметика, или числительница, есть художество честное, независимое и всем удобопонятное, многополезнейшее и многопохвальнейшее, от древнейших же и новейших в разные времена являвшихся изряднейших арифметиков изобретенное и изложенное". В этом восхвалении арифметики, вместо ее определения, чувствуется, что арифметика была новым предметом, который нужно было восхвалять и рекомендовать. В другом учебнике того же заведения география определялась так: "География есть математическое смещенное, изъясняет, фигура или корпус и фикция свойство земноводнаго корпуса, купно с феноминами, со явлениями небесных светил: солнца, луны и звезд" 17.
Список литературы
1. Феофан Прокопович в течение 12 лет был преподавателем Киево-могилянской академии, он был гораздо больше ученым богополемистом, проповедником и духовным администратором, чем педагогом, а свои педагогические взгляды изложил в книге, названной "Духовный регламент".
2. Морозов П.О. Феофан Прокопович как писатель. СПб., 1880. С. 69-70, 266-269 и др.
3. Посошков И.Т. Завещание отеческое. Изд. Прилежаева. СПб., 1893.
4. Посошков И.Т. Указ. соч. Гл. 9.
5. Посошков И.Т. Указ. Соч. Гл.5. С. 141.
6. В первом послании к Стефану Яворскому Посошков подробнее развивает эти мысли: "Отец матерь бранить сице: мама кака, мама сабля; а мать учит отца бранить подобне: бля-бля, и как младенец станет блякать, отец и мать тому радуются побуждают младенца, дабы он непрестанно их и посторонних людей блякал. К сему же злу и еще злу научают младенца: отец учит матку по щекам бить, а мать такожде учит отца бить, а иные такие отцы есть, что и сами себя поущают бить и за бороды драть; и егда младенец за бороду примется и отец тому вельми радуется. Тогда мало повозмужает младенец и говорить станет яснее, то уже учат его и совершен сквернословию и всякому неистовству". "Егда кой отрочищь из младенчества своего чесому навыкнет, то с тем нравом и до смерти пробудет. Слышал, что крымские татарове детей своих ни за какие вины не бьют, дабы были буявы и бесстрашны; и сему верить мочно, что сие есть правда. Буде кой младенец в грозе возрастет, той будет и до старости боязлив, понеже страх в нем заростет и не изыдет из него даже и до старости, тако чесого ни навыкнет из младенчества, с тем и прибудет" (Сочинения И. Т. Посошкова. Т. 1. С. 312-314).
7. Педагогические взгляды Посошкова изложены им преимущественно в главах I, III и V "Завещания отеческого".
8. Об образовании духовенства, его положении, обязанностях и деятельности см.: Завещание отеческое. Гл. I ("О духовности), ("О житии церковного притча"), VIII ("О отеческом бытии") и IX ("О архиерействе").
9. "О скудности и богатстве" (гл. VII).
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат на тему политика, конспекты 8 класс, реферат язык.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 | Следующая страница реферата