Жизнь двенадцати цезарей
Категория реферата: Остальные рефераты
Теги реферата: реферат по технологии, сочинения по русскому языку
Добавил(а) на сайт: Агафия.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 | Следующая страница реферата
Природная его свирепость и кровожадность обнаруживалась как в большом, так и в малом. Пытки при допросах и казни отцеубийц заставлял он производить немедля и у себя на глазах. Однажды в Тибуре он пожелал видеть казнь по древнему обычаю, преступники уже были привязаны к столбам, но не нашлось палача; тогда он вызвал палача из Рима и терпеливо ждал его до самого вечера. На гладиаторских играх, своих или чужих, он всякий раз приказывал добивать даже тех, кто упал случайно, особенно же ретиариев: ему хотелось посмотреть в лицо умирающим. Когда какие-то единоборцы поразили друг друга насмерть, он тотчас приказал изготовить для него из мечей того и другого маленькие ножички. Звериными травлями и полуденными побоищами увлекался он до того, что являлся на зрелища ранним утром и оставался сидеть даже когда все расходились завтракать. Кроме заранее назначенных бойцов, он посылал на арену людей по пустым и случайным причинам — например, рабочих, служителей и тому подобных, если вдруг плохо работала машина, подъемник или еще что-нибудь. Однажды он заставил биться даже одного своего раба-именователя, как тот был, в тоге.
Умер он от яда, как признают все; но кто и где его дал, о том говорят по-разному. Одни сообщают, что сделал это евнух Галот, проверявший его кушанья за трапезой жрецов на Капитолии, другие — что сама Агриппина за домашним обедом поднесла ему отраву в белых грибах, его любимом лакомстве.
Предвещанием его смерти были важные знаменья. На небе явилась хвостатая
звезда, так называемая комета; молния ударила в памятник его отца. Друза;
много должностных лиц, больших и малых, скончалось в тот же год. Да и сам
он, как кажется, знал и не скрывал близости своего конца. Это видно из
того, что при назначении консулов он назначил их только до месяца своей
смерти; в последний раз присутствуя в сенате, он всячески увещевал сыновей
жить меж собою в согласии и с мольбою просил сенаторов позаботиться об их
молодости; а в последний раз заседая в суде, он произнес, что близок его
жизненный предел и, несмотря на общее возмущение, повторил это снова и
“нова.
НЕРОН
Нерон родился в Анции, через девять месяцев после смерти Тиберия, в
восемнадцатый день до январских календ, на рассвете, так что лучи
восходящего солнца коснулись его едва ль не раньше, чем земли. Тотчас по
его гороскопу многими было сделано много страшных догадок; пророческими
были и слова отца его Домиция, который в ответ на поздравления друзей
воскликнул, что от него и Агриппины ничто не может родиться, кроме ужаса и
горя для человечества. Другой знак его будущего злополучия был замечен в
день очищения: Гай Цезарь, когда сестра попросила его дать младенцу имя по
своему желанию, взглянул на своего дядю Клавдия (который потом, уже будучи
правителем, и усыновил Нерона) и назвал его имя, себе на потеху и назло
Агриппине, так как Клавдий был посмешищем всего двора.
Трех месяцев он потерял отца; по завещанию он получил третью часть
наследства, да и ту не полностью, потому что все имущество забрал его
сонаследник Гай. Потом и мать его была сослана, а он, в нужде и почти в
нищете, рос в доме своей тетки Лепиды под надзором Двух дядек, танцовщика и
цирюльника. Но когда Клавдий принял власть, ему не только было возвращено
отцовское имущество, но и добавлено наследство его отчима Пассиена Криспа.
А благодаря влиянию и могуществу матери, возвращенной из ссылки и
восстановленной в правах, он достиг такого положения, что ходил даже слух, будто Мессалина, жена Клавдия, видя в нем соперника Британику, подсылала
убийц задушить его во время полуденного сна. Добавляли к этой выдумке, будто бы с его подушки навстречу им бросился змей, и они в ужасе убежали.
Возникла такая выдумка оттого, что на его ложе у изголовья была найдена
сброшенная змеиная кожа; кожу эту, по желанию Агриппины, вправили в золотое
запястье, и он долго носил его на правой руке, но потом сбросил, чтобы не
томиться воспоминаньями о матери, и тщетно искал его вновь в дни своих
последних бедствий.
Еще в детстве, не достигнув даже отроческого возраста, выступал он в
цирке на Троянских играх, много раз и с большим успехом. На одиннадцатом
году он был усыновлен Клавдием и отдан на воспитание Аннею Сенеке, тогда
уже сенатору. Говорят, что на следующую ночь Сенека видел во сне, будто
воспитывает Гая Цезаря; и скоро Нерон, при первых же поступках обнаружив
свой жестокий нрав, показал, что сон был вещим. Так, своего брата
Британика, когда тот по привычке приветствовал его Агено-барбом и после
усыновления, он стал обзывать перед лицом Клавдия незаконнорожденным. А
против своей тетки Лепиды он открыто давал показания в суде в угоду матери, которая ее преследовала.
Впервые в Риме он устроил пятилетние состязания по греческому образцу, из трех отделений — музыкальное, гимнастическое и конное. Он назвал их
Нерониями и освятил для них бани и гимнасий, где каждый сенатор и всадник
безденежно пользовался маслом. Судей для состязаний назначил он по жребию
из консульского звания, судили они с преторских мест. В латинских речах и
стихах состязались самые достойные граждане, а потом он сам спустился в
орхестру к сенату и по единодушному желанию участников принял венок; но
перед венком за лирную игру он только преклонил колена и велел отнести его
к подножию статуи Августа.
Расширять и увеличивать державу у него не было ни охоты, ни надежды.
Даже из Британии он подумывал вывести войска и не сделал этого лишь из
стыда показаться завистником отцовской славы. Только Понтийское царство с
согласия Подемона да Альпийское после смерти Коттия он обратил в провинции.
Злодейства и убийства свои он начал с Клавдия. Он не был зачинщиком его умерщвления, но знал о нем и не скрывал этого: так, белые грибы он всегда с тех пор называл по греческой поговорке «пищей богов», потому что в белых грибах Клавдию поднесли отраву. Во всяком случае, преследовал он покойника и речами и поступками, обвиняя его то в глупости, то в лютости: так. он говаривал, что Клавдий «перестал блажить среди людей», прибавляя в насмешку лишний слог к слову «жить»; многие его решения и постановления он отменил как сделанные человеком слабоумным и сумасбродным; и даже место его погребального костра он обнес загородкой убогой и тонкой.
За умерщвлением матери последовало убийство тетки. Ее он посетил, когда она лежала, страдая запором; старуха погладила, как обычно, пушок на его щеках и сказала ласково: «Увидеть бы мне вот эту бороду остриженной, а там и помереть можно»; а он, обратясь к друзьям, насмешливо сказал, что острижет ее хоть сейчас, и велел врачам дать больной слабительного свыше меры. Она еще не скончалась, как он уже вступил в ее наследство, скрыв завещание, чтобы ничего не упустить из рук.
С не меньшей свирепостью расправлялся он и с людьми чужими и
посторонними. Хвостатая звезда, по общему поверью грозящая смертью
верховным властителям, стояла в небе несколько ночей подряд; встревоженный
этим, он узнал от астролога Бальбилла, что обычно цари откупаются от таких
бедствий какой-нибудь блистательной казнью, отвращая их на головы вельмож, и тоже обрек на смерть всех знатнейших мужей государства — тем более что
благовидный предлог для этого представило раскрытие двух заговоров: первый
и важнейший был составлен Пизоном в Риме, второй — Виницианом в Беневенте.
Заговорщики держали ответ в оковах из тройных цепей: одни добровольно
признавались в преступлении, другие даже вменяли его себе в заслугу — по их
словам, только смертью можно было помочь человеку, запятнанному всеми
пороками. Дети осужденных были изгнаны из Рима и убиты ядом или голодом:
одни, как известно, были умерщвлены за общим завтраком, вместе со своими
наставниками и прислужниками, другим запрещено было зарабатывать себе
пропитание.
Пугали его также и явно зловещие сновидения, гадания и знаменья как
старые, так и новые. Никогда раньше он не видел снов; а после убийства
матери ему стало сниться, что он правит кораблем и кормило от него
ускользает, что жена его Октавия увлекает его в черный мрак, что его то
покрывают стаи крылатых муравьев, то обступают и теснят статуи народов, что
воздвигнуты в Помпеевом театре, и что его любимый испанский скакун
превратился сзади в обезьяну, а голова осталась лошадиной и испускала
громкое ржание. В Мавзолее сами собой распахнулись двери и послышался
голос, зовущий Нерона по имени. В январские календы только что украшенные
статуи Ларов обрушились как раз, когда им готовились жертвы; при гадании
Спор поднес ему в подарок кольцо с резным камнем, изображавшим похищение
Прозерпины; во время принесения обетов при огромном стечении всех сословий
с трудом отыскались ключи от Капитолия. КЗ) Когда в сенате читалась его
речь против Виндекса, где .говорилось, что преступники понесут наказание и
скоро примут достойную гибель, со всех сторон раздались крики: «Да будет
так, о Август!» Замечено было даже, что последняя трагедия, которую он пел
перед зрителями, называлась «Эдил-изгнанник» и заканчивалась стихом:
Жена, отец и мать мне умереть велят.
Росту он был приблизительно среднего, тело — в пятнах и с дурным
запахом, волосы рыжеватые, лицо скорее красивое, чем приятное, глаза серые
и слегка близорукие, шея толстая, живот выпирающий, ноги очень тонкие.
Здоровьем он пользовался отличным: несмотря на безмерные излишества, за
четырнадцать лет он болел только три раза, да и то не отказывался ни от
вина, ни от прочих своих привычек. Вид и одеяния его были совершенно
непристойны: волосы он всегда завивал рядами, а во время греческой поездки
даже отпускал их на затылке, одевался он в застольное шелковое платье, шею
повязывал платком и так выходил к народу, распоясанный и необутый.
Скончался он на тридцать втором году жизни, в тот самый день, в который
убил когда-то Октавию. Ликование в народе было таково, что чернь бегала по
всему городу в фригийских колпаках. Однако были и такие, которые еще долго
украшали его гробницу весенними и летними цветами и выставляли на
ростральных трибунах то его статуи в консульской тоге, то эдикты, в которых
говорилось, что он жив и скоро вернется на страх своим врагам. Даже
парфянский царь Вологез, отправляя в сенат послов для возобновления союза, с особенной настойчивостью просил, чтобы память Нерона оставалась в почете.
И даже двадцать лет спустя, когда я был подростком, явился человек
неведомого звания, выдававший себя за Нерона, и имя его имело такой успех у
парфян, что они деятельно его поддерживали и лишь с трудом согласились
выдать.
ГАЛЬБА
Нерону наследовал Гальба, с домом Цезарей никаким родством не
связанный, но, бесспорно, муж великой знатности, из видного и древнего
рода: в надписях на статуях он всегда писал себя правнуком Квинта Катула
Капитолийского, а сделавшись императором, выставил у себя в атрии свою
родословную, восходящую по отцу к Юпитеру, а по матери к Пасифае, супруге
Миноса.
Сервий Гальба, император, родился в консульство Марка Валерия Мессалы и
Гнея Лентула, в девятый день до январских календ, в усадьбе, что на холме
близ Таррацины, по левую сторону как идти в Фунды. Усыновленный своей
мачехой Ливией, он принял ее фамилию вместе с прозвищем Оцеллы и переменил
имя, назвавшись Луцием вместо Сервия,— это имя он носил, пока не стал
императором. Как известно. Август, когда Гальба мальчиком приветствовал его
среди сверстников, ущипнул его за щечку и сказал: «И ты, малютка, отведаешь
моей власти». А Тиберий, узнав, что Гальба будет императором, но только в
старости, сказал: «Пусть живет, коли нас это не касается». Дед его однажды
совершал жертвоприношение после удара молнии, как вдруг орел выхватил
внутренности жертвы у него из рук и унес на дуб, покрытый желудями; ему
сказали, что это возвещает их роду верховную власть, хотя и не скоро, а он
насмешливо отозвался: «Еще бы — когда мул ожеребится!» И впоследствии, когда Гальба поднимал свой мятеж, мул ожеребился, и это более всего внушило
ему уверенности: другие ужасались этому мерзкому диву, а он один считал его
самым радостным знаком, памятуя о жертвоприношении и словах деда. В день
совершеннолетия он увидел во сне Фортуну, которая сказала, что устала
стоять на его пороге, и если он не поторопится ее принять, она достанется
первому встречному. Проснувшись, он распахнул дверь и нашел у порога медное
изображение богини, длиной побольше локтя. На своей груди от отнес его в
Тускул, где обычно проводил лето, посвятил ему комнату в своем доме и с
этих пор каждый месяц почитал его жертвами и каждый год — ночными
празднествами.
В почетные должности вступал он раньше положенного возраста. В бытность претором он показал на Флоралиях невиданное дотоле зрелище: слонов- канатоходцев. Потом около года управлял провинцией Аквитанией. Затем он был очередным консулом в течение шести месяцев, причем случилось так, что в этой должности предшественником его был Луций Домиций, отец Нерона, а преемником — Сальвий Отон, отец Отона — видимое предвестие того, что в будущем он станет императором в промежутке между сыновьями обоих.
Он правил суд в Новом Карфагене, когда узнал о восстании в Галлии: его
просил о помощи аквитанский легат. Потом пришло письмо и от Виндекса с
призывом стать освободителем и вождем рода человеческого. После недолгого
колебания он это предложение принял, побуждаемый отчасти страхом, отчасти
надеждою. С одной стороны, он уже перехватил приказ Нерона о своей казни, тайно посланный прокураторам, с другой стороны, ему внушали бодрость
благоприятные гаданья и знаменья, а также пророчества одной знатной девицы
— тем более что в это время жрец Юпитера Клунийского по внушению сновидения
вынес из святилища точно такие же прорицания, точно так же произнесенные
вещей девою двести лет назад; а говорилось в них о том, что будет время, когда из Испании явится правитель и владыка мира.
В насмешку над ним рассказывали — справедливо ли, нет ли,— будто однажды при виде роскошного пира он громко застонал; будто очередному управителю, поднесшему ему краткую сводку расходов, он за старание и умение пожаловал блюдо овощей; и будто флейтисту Кану, восторгаясь его игрой, он подарил пять денариев, вынув их собственной рукой из собственного ларца.
Многие .знаменья одно за другим еще с самого начала его правления
возвещали ожидавший его конец. Когда на всем его пути, от города к городу, справа и слева закалывали жертвенных животных, то один бык, оглушенный
ударом секиры, порвал привязь, подскочил к его коляске и, вскинув ноги, всего обрызгал кровью; а когда он выходил из коляски, телохранитель под
напором толпы чуть не ранил его копьем. Когда он вступал в Рим и затем на
Палатин, земля перед ним дрогнула и послышался звук, подобный реву быка.
Дальнейшие знаки были еще ясней. Для своей Тускуланской Фортуны он отложил
из всех богатств одно ожерелье, составленное из жемчуга и драгоценных
камней, но вдруг решил, что оно достойно более высокого места, и посвятил
его Венере Капитолийской; а на следующую ночь ему явилась во сне Фортуна, жалуясь, что ее лишили подарка, и грозясь, что теперь и она у него отнимет
все, что дала. В испуге он на рассвете помчался в Тускул, чтобы замолить
сновидение, и послал вперед гонцов приготовить все для жертвы; но, явившись, нашел на алтаре лишь теплый пепел, а рядом старика в черном, с
фимиамом на стеклянном блюде и вином в глиняной чаше. Замечено было также, что при новогоднем жертвоприношении у него упал с головы венок, а при
гадании разлетелись куры; и в день усыновления при обращении к солдатам ему
не поставили должным образом на трибуну военное кресло, а в сенате
консульское кресло подали задом наперед. Наконец, утром, в самый день его
гибели, гадатель при жертвоприношении несколько раз повторил ему, что надо
остерегаться опасности — убийцы уже близко.
Росту он был среднего, голова совершенно лысая, глаза голубые, нос крючковатый, руки и ноги искалеченные подагрой до того, что он не мог ни носить подолгу башмак, ни читать или просто держать книгу. На правом боку у него был мясистый нарост, так отвисший, что его с трудом сдерживала повязка.
Убит он был у Курциева озера и там остался лежать; наконец, какой-то рядовой солдат, возвращаясь с выдачи пайка, сбросил с плеч мешок и отрубил ему голову. Так как ухватить ее за волосы было нельзя, он сунул ее за пазуху, а потом поддел пальцем за челюсть и так преподнес Отону; а тот отдал ее обозникам и харчевникам, и они, потешаясь, носили ее на пике по лагерю с криками: «Красавчик Гальба, наслаждайся молодостью!» Главным поводом к этой дерзкой шутке был распространившийся незадолго до этого слух, будто кто-то похвалил его вид, еще цветущий и бодрый, а он ответил:
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: курсовая работа по менеджменту, реферат.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 | Следующая страница реферата