Предыдущая страница реферата | 17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 | Следующая страница реферата

Опираясь на клюки.

Серафим – в леса Саровские

Стадо сельское пасти,

Анна – в Кашин, уж не княжити,

Лен колючий теребить.

Провожает Богородица,

Сына кутает в платок

Старой нищенкой оброненный

У Господнего крыльца. ("Причитание")

Несмотря на потрясение, вызванное гибелью близких, в том же 1921 г. Ахматова переживала еще одну любовь, – к тому, кого впоследствии однажды даже назвала "главным мужчиной своей жизни", – музыканту и композитору-футуристу Артуру Сергеевичу Лурье (1892 – 1966). Она была знакома с ним уже давно. Осенью 1921 г., уйдя от Шилейко, она поселилась в его квартире на Фонтанке, где вместе с ним уже жила ее подруга О.А. Глебова-Судейкина. Возник своеобразный любовный треугольник, о котором, как считал сам Лурье, Ахматова "в закодированном виде" рассказала в "Поэме без героя".

Период этой странной жизни втроем был непродолжительным. Материальное положение по-прежнему оставалось тяжелым. "Когда Анна Ахматова жила вместе с Ольгой Судейкиной, хозяйство их вела 80-летняя бабка – писала Лидия Гинзбург. – Бабка все огорчалась, что у хозяек нет денег: "Ольга Афанасьевна нисколько не зарабатывает. Анна Андреевна жужжала раньше, а теперь не жужжит. Распустит волосы и ходит, как олень… И первоученые от нее уходят такие печальные, такие печальные – как я им пальто подаю ".

Первоучеными бабка называла начинающих поэтов, а жужжать – означало сочинять стихи. В самом деле, Ахматова записывала стихи уже до известной степени сложившимися, а до этого она долго ходила по комнате и бормотала (жужжала)" (Гинзбург Л. Несколько страниц воспоминаний. – ВА.С. 137).

Вскоре Лурье принял решение эмигрировать. Он звал с собой Ахматову, но она, твердая в своем решении оставаться в России во что бы то ни стало, отказалась. А О.А. Судейкина – согласилась, и они с Лурье отбыли за границу. Ахматова вновь осталась одна. К тем, кто уезжал, она всегда относилась с неприязнью, смешанной с жалостью:

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам.

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой…

Сборник "Anno Domini" был последней книгой Ахматовой, вышедшей в срок. Далее последовала эпоха запретов.

20 сентября 1921 г. в петроградском в Доме искусств К. Чуковский прочел лекцию под названием "Две России", легшую в основу его статьи "Ахматова и Маяковский". "Ахматова и Маяковский столь же враждебны друг другу, сколь враждебны эпохи, породившие их. Ахматова есть бережливая наследница всех драгоценнейших дореволюционных богатств русской словесной культуры. У нее множество предков: и Пушкин, и Баратынский, и Анненский. В ней та душевная изысканность и прелесть, которые даются человеку веками культурных традиций. А Маяковский в каждой своей строке, в каждой букве есть нарождение нынешней революционной эпохи, в нем ее верования, крики, провалы, экстазы. Предков у него никаких. Он сам предок и если чем и силен, то потомками. За нею многовековое великолепное прошлое. Перед ним многовековое великолепное будущее. У нее издревле сбереженная старорусская вера в Бога. Он, как и подобает революционному барду, богохул и кощунник. Для нее высшая святыня – Россия, родина, "наша земля". Он, как и подобает революционному барду, интернационалист, гражданин всей вселенной... Она – уединенная молчальница, вечно в затворе, в тиши... Он – площадной, митинговый, весь в толпе, сам – толпа" (Чуковский К. Ахматова и Маяковский. – Анна Ахматова . Pro et contra. Т. 1. C. 235).

Чуковский хорошо относился к Ахматовой, но этой статьей он оказал ей "медвежью услугу". По мнению критика, вся страна разделилась на "ахматовых" и "маяковских". Вывод напрашивался сам собой: "маяковские" должны задавить "ахматовых". И травля началась.

"Затем в 1925 г. меня совершенно перестали печатать, – вспоминала Ахматова, – и планомерно и последовательно начали уничтожать в текущей прессе (Лелевич в "На посту" и Перцов в "Жизни искусства", Степанов в "Ленинградской правде" и множество других (роль статьи Чуковского "Две России"). Так продолжалось до 1939 г., когда Сталин спросил обо мне на приеме по поводу награждения орденами писателей" (Pro domo sua. С. 195).

В творческой активности Ахматовой наступила пауза. Нельзя сказать, что она совсем не писала стихов, но писала действительно мало, к тому же стихи не только не печатались, но даже не всегда записывались (особенно в 30-е гг.) – многое Ахматова боялась предавать бумаге и хранила в памяти или доверяла ближайшим друзьям, которые заучивали ее стихи наизусть. Сама она относилась к этой эпохе молчания достаточно спокойно. "Поэзия, особенно лирика, не должна литься непрерывным потоком, как по водопроводной трубе. – говорила она впоследствии. – Бывают антракты – были у Мандельштама, Пастернака" (Глен Н. Вокруг старых записей. – ВА. С. 630).

Гонения только высветили ее необычайную внутреннюю силу. Никогда, ни при каких обстоятельствах не теряла она чувства собственного достоинства. "Я видела ее и в старых худых башмаках и поношенном платье, – писала Н.Г. Чулкова, – и в роскошном наряде, с драгоценной шалью на плечах (она почти всегда носила большую шаль), но в чем бы она ни была, какое бы горе ни терзало ее, она всегда выступала спокойной поступью и не гнулась от уничижающих ее оскорблений" (Об Анне Ахматовой – ВА. С. 40). Свою силу она всегда считала именно женской. О мужчинах говорила снисходительно: "Нет предела их слабости".

Спор "маяковских" и "ахматовых" разрешился в судьбах самих поэтов: сильный, дерзкий и непобедимый Маяковский вскоре покончил с собой – "многовековое великолепное будущее" оказалось пустышкой, фикцией, на которую нельзя опереться в минуту испытания; хрупкая "молчальница" Ахматова претерпела все невзгоды до конца – ей давало силы "многовековое великолепное прошлое" и вера, потому что вне религиозного сознания ее многолетний подвиг не имеет смысла.

"Под знаменитой кровлей Фонтанного дворца…"

Весной 1925 г. Ахматова вместе с Надеждой Мандельштам лечились в туберкулезном санатории в Царском Селе. Ахматову часто навещал историк и искусствовед, друг Артура Лурье, Николай Николаевич Пунин (1888 – 1953). Он также был связан с кругом футуристов, а главным своим талантом считал умение понимать живопись. По впечатлениям Надежды Мандельштам, он был умен, но груб и неприятен в общении. Тем не менее Ахматова связала с ним свою судьбу и прожила 13 лет – дольше, чем с кем-либо другим. Она переселилась к нему в 1926 г.

"Николай Николаевич Пунин был похож на Тютчева. – писал искусствовед Всеволод Петров. – Это сходство замечали окружающие. Самой характерной чертой Пунина я назвал бы постоянное и сильное душевное напряжение Он всегда казался взволнованным. Напряжение находило выход в нервном тике, который часто передергивал его лицо" (Петров В. Фонтанный дом. – ВА. С. 219).

Пунин жил во флигеле Фонтанного дворца – грандиозной постройки первой трети XVIII в., до революции принадлежавшей графам Шереметевым. Дворец неоднократно перестраивался. Когда-то граф Николай Петрович Шереметев подарил его в качестве свадебного дара своей супруге – знаменитой крепостной актрисе Прасковье Андреевне Ковалевой-Жемчуговой. На гербе дома читается надпись: Deus conservat omnia . Историческая память самих стен дома вплетала новые ассоциации в поэзию Ахматовой.

В новом браке она как будто и не искала счастья, о своей жизни с Пуниным писала:

От тебя я сердце скрыла,

Словно бросила в Неву…

Прирученной и бескрылой

Я в дому твоем живу.

Только… ночью слышу скрипы.

Что там – в сумраках чужих?

Шереметевские липы…

Перекличка домовых…

Осторожно подступает,

Как журчание воды,

К уху жарко приникает

Черный шепоток беды –

И бормочет, словно дело

Ей всю ночь возиться тут:

"Ты уюта захотела,

Знаешь, где он – твой уют?"

В одной квартире с Пуниным и Ахматовой продолжала жить первая жена Пунина, Анна Аренс со своей дочерью Ириной. Естественно, это не упрощало отношений, но Ахматова училась смиряться, и это самоумаление было необходимо для ее духовного роста.

В эти годы она занималась переводами, а главное – серьезно изучала творчество Пушкина, даже не просто изучала, а вживалась в жизненный опыт поэта, училась смотреть на мир его глазами. Очевидно, способствовал этому и возраст: пережив пушкинские лета, Ахматова смотрела на Пушкина уже не снизу вверх, как на памятник на пьедестале, но как на живого человека, сверстника, оказавшегося некогда в сходной жизненной ситуации гонений от сильных мира сего и противостояния общественному мнению. И как Пушкин в зрелые годы пришел к мысли о ценности семьи, так и Ахматова училась уважать его идеал матери семейства и "хозяйки", патриархальность и простоту.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: персонал реферат, реферат на тему творчество, ответ 4.



Предыдущая страница реферата | 17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки