Эпикур

И.Вороницын

Атеизм древности может называться атеизмом в нашем смысле слова лишь с некоторыми ограничениями. Это всегда нужно иметь в виду. Атеизм Демокрита тоже при некоторой придирчивости может быть обвинен в излишней уступчивости господствующим религиозным взглядам. Он, например, допускает существование богов. Но эти боги никакой божественностью или сверхъестественностью не отличаются. Это — сочетания очень тонких атомов, являющиеся нам только в темноте, гигантские образы. Они так же, как и остальные тела, подвергаются разложению, но распадение атомов у них совершается с большим трудом и очень редко.

В сущности, как говорит Дидро, Демокрит принимал за реально существующее призраки своего воображения. Если тем не менее в атеизме Демокрита сомнений не высказывалось, то совсем иначе обстояло дело с Эпикуром, продолжавшим в конце IV и начале III века, после долгого перерыва реакции, материализм великого абдерита. На Эпикуре поэтому нам приходится остановиться несколько дольше и с большей тщательностью рассмотреть его антирелигиозные взгляды.

Греция в то время вступила в период упадка своей культуры. Свобода, которую дышала философия в своем расцвете, была подавлена. Это отражалось на общих настроениях и отразилось на некоторых сторонах мировоззрения Эпикура.

В юности он покинул Афины, где учился. Говорят, что он бежал от народных волнений, нарушавших необходимое для размышлений спокойствие. Он возвратился туда уже в зрелом возрасте, составив себе некоторую известность, как мыслитель. И окруженный учениками и друзьями, он с этих пор живет там, далекий от общественной жизни, обнеся свой сад высокой стеной и забронировав свою душу холодными философскими истинами. Его жизнь была чиста и нравственна и единственной радостью которой он передавался, была радость познания.

Эпикур свято чтил традиции и обычаи и простирался перед алтарями богов. Он не верил в этих богов, но считал, что мудрец для своего спокойствия обязан делать все то, чего требуют закон и обычай. Зачем вступать в конфликт со средой, когда, живя с ней в мире, можно прекрасно достигать высших степеней блаженства, уготованных мудрецу! И к тому же, мудрец, без волнения и страсти взирающий со своих высот на дела людей, так легко может все примирить, все объяснить. Все объяснить и на этом успокоиться — вот истинный смысл всякой идеологии упадка, столь чуждой нашим дням и нашему миропониманию. Это даже не лицемерие, это просто приспособление. С одной стороны, приспособление к отвлеченному познанию, в данной исторической обстановке совсем не вынуждаемому ближайшими обстоятельствами и непосредственными потребностями общественного бытия. Такое приспособление чревато возможностями и для грядущих возрождений может оказаться великим и плодотворным, как это и случилось с философией Эпикура. А с другой стороны, приспособление к пониженному уровню жизни, идущее в ногу с общей реакцией, позорное для человеческого достоинства и из мудреца, призванного быть провозвестником и учителем новой жизни, делающее жалкого лакея торжествующей пошлости. Это вторая сторона нас не интересует. Нам важен Эпикур — сеятель того будущего, которого он сам не прозревал, потому что для него будущего человечества не существовало, а будущее отдельного человека он рассматривал вне связи с человечеством. То будущее, в котором должны были прорасти семена, закинутые им в бесплодную афинскую почву, слишком близко нам, хотя и оно уже стало нашим прошлым.

Эпикур был спокойным, уравновешенным, осторожным мудрецом, а его философия стала боевым кличем освобождения человеческого ума, стала способной порождать вдохновение и энтузиазм, побуждающие на подвиги. В прекраснейшем изложении этой философии, в поэме Лукреция «О природе вещей» (см. ниже) даже мы люди XX века, находим не превзойденный по красоте и яркости образец действенного миросозерцания, хотя содержание этого миросозерцания во многих отношениях устарело. В его волшебном свете Эпикур представляется титаном и Прометеем, борцом за человечество. Вот в каких чертах рисовался его образ и значение его философии Лукрецию:

Жизнь человека постыдно у всех на глазах пресмыкалась

Здесь, на земле, удрученая бременем вероученья,

Что из владений небесных главу простирало и сверху

Взор угрожающий свой непрестанно бросало на смертных.

Первый из смертных, кто взоры поднять к нему прямо решился,

Родом из Греции был; он ему воспротивился первый.

И ни святыня бессмертных, ни молнья, ни грома раскаты

С неба его удержать не могли, но с тем большей отвагой

Силы души он своей напрягал, чтобы ранее прочих

Крепкий замок сокрушить у затворенной двери природы.

Так животворная сила рассудка стяжала победу

И далеко унеслась, из границ пламенеющих мира,

И в бесконечность вселенной проник он рассудком и духом.

Победоносно принес нам познанье тот грек о возможном

И невозможном в природе, а также о силах предельных

В каждом предмете, о целях конечных, что ставит рассудок.

Так что религии все суеверья у нас под ногами

Вновь очутились, а мы той победой вознесены к небу {Лукреций «О природе вещей», перевод Рачинского, М. 1913, стр. 7.}.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки