Конфликт между национальными меньшинствами и русским населением г. Москва.

Украинцы, составляющие 2.4% жителей Москвы (если исходить из официальной численности ее населения – не менее 250 тыс. чел.), традиционно и, главное, не без оснований считаются наименее проблемной среди городских этнических групп. Благодаря близости культуры и практическому отсутствию языкового и конфессионального барьеров (ввиду мизерной роли церкви в общественной жизни, униаты из западных областей не воспринимались и не воспринимаются москвичами как особая часть украинского народа), это меньшинство легче, чем другие, адаптировалось к жизни в Москве. Чему, кстати сказать, в немалой мере способствовал и высокий образовательный уровень представителей украинской диаспоры: в советское время по числу лиц, имеющих среднее специальное и высшее образование (на 1 тыс. чел. старше 15-летнего возраста) московские украинцы превосходили русских примерно в 1.3 раза.

Данные обстоятельства, в конечном счете, способствовали ассимиляции русским населением столицы украинского меньшинства. Многие его представители настолько обрусели, что вся их этничность состоит либо в характерной фамилии, либо и вовсе в записи в паспорте. В предыдущем разделе говорилось о том, что примерно 46% представителей общины московских украинцев не желали участвовать в деятельности «своих» этнокультурных объединений (они появились в столице во время «перестройки» в начале 1990-х гг). На практике же их активность в этнокультурной сфере оказалась и вовсе незначительной: в Товарищество украинской культуры «Славутич» записалось 500 чел., в действовавший при нем Украинский молодежный клуб – 160 чел.; в правозащитной организации – Московском филиале Украинского Хельсинского союза – состояло всего 15 чел.

Сопоставим это с активностью представителей других, меньших по численности национальных общин. Так, Грузинское землячество в это время насчитывало 1500 членов; в Молодежный культурный центр Казахстана вступило 300 чел.; в Общественно-политическую организацию «Крым», объединявшую крымских татар – 800 чел.

Русско-украинские отношения в Москве всегда отличало практическое отсутствие трений, однако в последние годы начали появляться отдельные, хотя и не очень явственные симптомы изменения ситуации в худшую сторону. Самый заметный индикатор перемены отношения к украинцам – участившиеся разговоры о том, что «хохлы» якобы, отнимают у москвичей рабочие места.

Слухи такого рода в некотором смысле имеют рациональные корни. В столице после распада СССР и обретения Украиной независимости, действительно, появилось значительное количество строителей (по-украински «будiвельников»), приехавших на заработки из этой страны. Не исключено даже, что слово «будiвельник», которое теперь в Москве знает, наверное, большинство тех, кто приглашал рабочих для ремонта помещений, вытеснит со временем из русского языка пришедший из Германии термин «гастарбайтер».

В настоящее время подлинные масштабы миграции с Украины рабочей силы невозможно определить. По данным Московского комитета труда и занятости, общая ежегодная квота на привлечение иностранной рабочей силы официально составляет примерно 31 тыс. чел. [Время, 1999, 7 авг.]. Большинство среди них составляют украинцы. Они, как правило, устраиваются на работу в автопарках, но главное, на строительство зданий и ремонт помещений – их в Москве трудится 12.8 тыс. чел., из них 5 тыс. – водителями автотранспорта [Известия, 2000, 31 янв.]. Однако наряду с легальной трудовой миграцией существует и значительно превосходящая ее по количеству нелегальная.

Нелегалы в принципе претендуют на те же работы, но все-таки основное место их «трудоустройства» – ремонт жилых помещений и офисов. Определить, насколько данный сектор экономики столицы заполнен украинскими ремонтниками, крайне сложно: их мелкие, мобильные, текучие по составу бригады работают без договоров, за «живые» деньги, получаемые непосредственно от хозяина помещения. Косвенное представление о масштабе рассматриваемого явления могут дать разве что расценки труда – стоимость качественного ремонта 1 кв. м, выполненного московскими фирмами, как правило, колеблется в пределах 100$ США, тогда как с украинцами можно без особых проблем договориться за 20-25$ США. Возможность приезжих сбивать цены в 4-5 раз говорит если не об их полном доминировании, то, по крайней мере, об ощутимом преобладании в рассматриваемой отрасли хозяйства.

Впрочем, в действительности это вовсе не означает, что украинцы так уж теснят москвичей на рынке труда. Условия работы на транспорте, строительстве или ремонте в настоящее время таковы, что жители столицы туда просто не идут, несмотря на безработицу. Так что выходцы из ближнего зарубежья ни у кого хлеба не отбирают. Но конкуренция при этом усиливается, что и вызывает вполне объяснимую негативную реакцию со стороны тех, кто не может и не хочет снижать расценки ремонтных работ и получать прибыли за счет количества и качества предоставляемых населению услуг.

Хуже, однако, то, что поскольку конкурентами московских ремонтно-строительных фирм выступают граждане сопредельной страны, нормальное чисто экономическое противостояние начало приобретать этническую окраску. Причем дело уже не ограничивается только обывательскими пересудами. Стало заметным, как ироничное (хотя ирония тут неуместна) отношение московских милиционеров к украинским паспортам с трезубцем поменялось на подозрительное, а то и вовсе недоброжелательное. Пресса зафиксировала отдельные факты произвола по отношению к приезжим с Украины, похожие на те, которые имеют место в отношении «лиц кавказской национальности» [См.: Известия, 1999, 26 авг.].

В данной ситуации абсолютно ясно, что исподволь возникшая недоброжелательность к украинцам проявлялась исключительно к тем из них, кто приехал с Украины на заработки. Иными словами, здесь имеет место не «этно»-, а «мигрантофобия», объектом которой, как показывает практика ряда областей России, могут выступать и сами русские, переехавшие туда из каких-либо бывших республик Союза ССР.

При решении подобного рода коллизии властям, действительно, нет смысла делать упор на этнической составляющей конфликта, но следует, напротив, обратить особое внимание на его социально-экономические аспекты. Что и было сделано, правда, с опозданием. 19.08.1999 Мэрия столицы издала распоряжение №896-РМ «О временном порядке учета и оформления права на трудовую деятельность на территории г.Москвы для отдельных категорий иностранных работников», устанавливавшее единые и жесткие правила получения приезжими легального разрешения на работу в столичном регионе. Данное установление, ни коим образом не отменяя разрешительный порядок привлечения работников-иностранцев, вместе с тем сглаживало негативное воздействия их найма на условия занятости москвичей, а также обеспечивало приоритетность права последних на занятие вакантных рабочих мест.

Распоряжение мэра г.Москвы №РМ–896 неоднократно повергалось критике за, якобы, излишне усложненную для иностранцев, включая выходцев из стран СНГ, процедуру получения разрешения на легальную занятость. Это не соответствует действительности. Во-первых, за получение специальной карты, подтверждающей право на работу в Москве и области, взимается сумма, эквивалентная 30 МРОТ (минимальный размер оплаты труда), что составляет сейчас порядка 2.5 тыс. руб. – деньги вполне «подъемные». Во-вторых, узаконение в принципе возлагало все «издержки» найма не на физическое лицо – соискателя рабочего места, а на юридическое – предприятие, фирму, учреждение и т. д., намеревающееся использовать труд иностранных граждан.

Наконец, санкции за нелегальную занятость также были установлены в нормальных для нынешних условий пределах. Для работника штраф составляет 20 МОРТ, то есть 1670 руб.; для работодателя – от 50 до150 МРОТ, или же от 4,1 тыс. до 12,5 тыс. руб. [Известия, 1999, 1 окт.]. Такого рода ограничения полностью соответствуют аналогичной практике большинства западноевропейских стран и намного либеральнее условий найма иностранцев, скажем, в Австралии.

Итак, введение посредством распоряжения №РМ-896 более справедливых правил конкуренции на рынке труда в опосредованной форме сгладило зачатки русско-украинских трений, предотвратив тем самым их трансформацию в этническую фобию.

Однако важно подчеркнуть, что хотя в спокойных условиях и в цивилизованных правовых рамках может происходить позитивное «саморегулирование» межнациональных контактов, «политика этнического невмешательства» все-таки весьма недальновидна. Никогда не стоит преувеличивать и тем паче абсолютизировать существующую в регионе общую стабильность, ибо взаимосвязь и взаимовоздействие составляющих ее компонентов, как показывает опыт, не имеют линейного характера.

В той же Москве достаточно благоприятные условия жизни и работы не способствовали, как оказалось, устойчивости эмоционального фона. В частности, исследование ВЦИОМ в марте 1999 г., то есть задолго до террористических актов, показало, что население столицы пребывало в состоянии тревоги и настороженности. Так, 43% москвичей перманентно испытывали раздражение и напряжение, а 11% – страх и тоску; 54% совершенно не устраивала их жизнь; 89% считали положение в экономике страны катастрофическим; 54% оценивали материальное положение своей семьи как очень плохое; наконец, 37% были уверены в высокой вероятности массовых беспорядков среди населения города.

Приведенные характеристики сами по себе негативны, однако куда важнее то, что они не отличались и даже превосходили аналогичные показатели по куда более проблемным российским территориям – Югу страны, Сибири и Уралу! Если расположить в порядке убывания причины, осложнявшие жизнь москвичей, то структура их страхов приобретет следующую конфигурацию: низкие доходы – 75, плохое состояние здравоохранения – 31, бытовые трудности – 25, безработица или ее угроза – 22, невозможность дать детям хорошее образование – 13 (в % от числа опрошенных). Проблемы конфликтности на этнической или этно-конфессиональной почве вплоть до недавнего времени жителей столицы, как мы видим, почти не беспокоили.

Однако после пережитого шока от взрывов жилых домов достаточно спокойное течение межнациональных отношений в Москве в одночасье переменилось: город захлестнула волна «кавказофобии», вроде бы до этого пошедшей на убыль, и национальный вопрос в нем резко актуализировался. Поскольку этот сюжет был проанализирован ранее бессчетное количество раз, ограничимся здесь некоторыми общими комментариями к сложившейся в тот период ситуации.

Несмотря на наличие «традиций» и весьма широкое распространение антикавказских предрассудков, в Москве они не имели под собой ни твердого идейного фундамента, ни концептуального обоснования. В силу чего, вопреки действительно трагическим внешним обстоятельствам, «кавказофобия» рядовых москвичей все же удерживалась на бытовом уровне и проявлялась не в виде организованной массовой агрессии в отношении представителей кавказских этносов, а в форме грубости в транспорте и на улицах, излишней подозрительности к приезжим «неславянского» вида и т.п. А ее «форматирование» и отдельные «прорывы» в официальную сферу были по сути дела обеспечены деятельностью большинства СМИ, в одночасье возложивших ответственность за террористические акты на Каширке и в Печатниках на кавказских террористов.

Бестактность освещения событий и неумение найти взвешенные оценки инцидентов, в которых агрессор и жертва были представлены разными народами, немало содействовали превращению «кухонных приговоров» в какой-то степени осознанную позицию значительной части жителей столицы, позицию, закладывающую предпосылки конфликта на этнической почве. А московские власти, и мы увидим это ниже, тогда не только не сумели нейтрализовать взрыв этнических предубеждений, увы, подспудно присущих значительной части людей, но по существу дела положили в основу политики противодействия террору «уличные» представления, что не только не разряжало, но скорее усугубляло ситуацию.

К сожалению, подобного рода курс, не имевший ничего общего ни с борьбой с терроризмом, ни с грамотным противодействием нелегальным миграциям, в первое время после взрывов стал пользоваться известной поддержкой жителей Москвы. Опрос ВЦИОМ, проведенный в конце сентября 1999 г., выявил, что впервые за последние несколько лет 64% жителей столицы фактически официально высказались за «высылку из города всех чеченцев», то есть, называя вещи своими именами – за этническую чистку.

Можно, конечно, списать такие вещи на эмоции. Тем более, мировой опыт однозначно свидетельствует о негативном воздействии терроризма на массовое сознание. Но ведь и до сентябрьской трагедии общий эмоциональный фон столицы, как мы знаем, был весьма неустойчивым. Лучшее, чем в иных субъектах РФ, положение вещей не избавило жителей города от социопатической рефлексии, вызываемой ощущением перманентного дискомфорта.

Выводы: О базовых причинах подобного состояния общества должны судить психологи; в данном же контексте подчеркнем следующее: социопатия – это питательная среда для развития фобий, и в первую очередь национальных, восходящих к наиболее простым и понятным формам групповой идентификации. Природа массового стресса такова, что она, гальванизируя как бы существующие «виртуально» негативные стереотипы, вдобавок требует в качестве одного из стабилизаторов группового поведения «образа врага», реальная или мнимая борьба с которым создает иллюзию избавления от одолевших страхов.

В подобных условиях политика «этнического невмешательства», равно как и система персональных преференций, оставляют городу мало шансов на сохранение стабильности. Требуются политические технологии активного вмешательства в этноконфликтную ситуацию, без которого эмоциональная реакция на насилие неизбежно будет трансформироваться сперва в устойчивый национальный предрассудок, затем в ксенофобию.

События сентября 1999 г. продемонстрировали, что в арсенале московских властей не имелось необходимых политических технологий, если, конечно, понимать под ними заранее спланированную, нацеленную на перспективу систему мер, реализуемых в четко определенных правовых рамках через соответствующие институциональные структуры. Теперь, когда по прошествии определенного времени мы возвращаемся к тревожным сентябрьским дням, становится более явственным основной изъян национальной политики столичной администрации. Практика «саморегулирования» межэтнического взаимодействия, приемлемая в целом при спокойной ситуации, оказалась негодной в ситуации форс-мажорной. И первопричина всех проблем состоит отнюдь не в том, что власти города не сумели должным образом гарантировать безопасность жизни москвичей, а в том, что ответом на вызов террористов стали во многом беспомощные и недостаточно эффективные меры, к тому же приобретшие дискриминационный оттенок.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: бесплатные шпаргалки, шпаргалки по русскому, сочинение.



1  2  3 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки