Литературное подражание

И. Розанов

Подражание литературное — частный вид литературного влияния (см. «Влияния литературные»). В отличие от собственно влияния всегда является сознательным следованием другому литературному творчеству. В отличие от заимствования в П. л. преобладают общие черты сходства с литературным образцом, тогда как в заимствовании — лишь отдельные элементы чужого (основа сюжета, ситуация, часть текста или отдельные выражения) включаются в самостоятельное по существу произведение.

Многообразие видов и случаев П. л. определяется теми сторонами оригинала, каким следует подражающий, разной степенью видоизменения  оригинала в подражании, различием целевых установок, руководящих подражающим, различием этапов в развитии творчества подражающего, различием общестилевого значения П. л.

В истории литературы неоднократно встречаются П. л. чисто внешним сторонам литературных произведений, начиная с заглавий, даже псевдонимам и т. п. Так, вслед за «Бедной Лизой» Карамзина появляются «Бедная Маша», «Бедная Дуня», «Несчастная Маргарита», «Несчастная Генриетта». Вслед за «Кавказским пленником» Пушкина — «Киргизский пленник», «Калмыцкий пленник», «Московский пленник». Вслед за «Горьким» — «Мятежный», «Ясный», «Холодный», «Голодный» и т. п. Внешним новшеством в «Евгении Онегине» было обозначение строф римскими цифрами и замена некоторых опущенных точками. Это вызвало у подражателей те же римские цифры и обозначения точками пропусков не существующих кусков. Наряду с подобным внешним подражанием можно наблюдать и более глубокое — персонажам, характерам, их системе, идее отдельного произведения, стилю в целом. «Кавказский пленник» Пушкина и одноименное произведение Лермонтова, лирика Жуковского и «Мечты и звуки» Некрасова и пр. П. л. — всегда видоизменение оригинала. Это видоизменение может быть минимальным, подражание — наиболее отчетливым, когда подражающий осваивает и круг идей и манеру письма оригинала. Ранняя лирика Лермонтова иногда почти копирует пушкинские стихи. «Старая манера» Тургенева воспроизводит пушкинский, лермонтовский и гоголевский стиль явно ученически. Для истории литературы однако гораздо значительнее П. л. как аналогизирование, в котором П. л. находит свой предел. Когда оригинал служит лишь исходным материалом для самостоятельного творчества, перекликающегося с подлинником лишь в общих его признаках, тогда правильнее говорить не о подражании, а об использовании другого литературного произведения. Стихотворение Алексея Толстого «Ты знаешь край» имеет самостоятельную художественную ценность и не является лишь освоением гётевского «Kennst du das Land». Произведение, подражательное в таком условном, смысле слова, иногда перерастает в своем значении оригинал, как напр. «Подражание Корану» или «Подражание Анакреону» Пушкина. Среди частных случаев аналогизирования в П. л. можно отметить подражание самому себе. Ф. Булгарин, соблазненный неожиданным успехом своего «нравоописательного» романа «Иван Выжигин», принялся за продолжение и написал «Петра Выжигина», роман, обманувший ожидания читателей. Другим случаем аналогизирования в П. л. являются довольно распространенные в истории литературы продолжения незаконченных автором произведений. «Горе от ума» Грибоедова, «Русалка» Пушкина, «Мертвые души» Гоголя, «Тайна Эдвина Друда» Диккенса например имеют целый ряд таких продолжений. Особым видом П. л. является стилизация . К П. л. можно отнести и лит-ую пародию, которая по существу является уже фактом преодоления подражания, когда в отличие от стилизации автор стремится к воспроизведению своеобразных свойств оригинала с их заострением, подчеркиванием, рассчитанным на разоблачение, на показ несостоятельности оригинала. Полевой пародировал Пушкина, издеваясь над его «бессодержательностью», Некрасов — Лермонтова и т. п. Необходимо отметить еще случаи мнимого П. л., когда произведение отмечается автором как подражание лишь в целях маскировки, напр. по цензурным соображениям, по существу же ничего общего с указываемым источником не имеет. Некрасов стихотворение «В неведомой глуши» называет «подражанием Лермонтову», не имея на это никаких оснований.

Разные виды П. л. возникают прежде всего в зависимости от этапа творчества того или иного писателя. П. л. является почти неизбежной формой учобы писателя, не исключая и самых крупных. Освоением литературной культуры своего времени в форме П. л. занимались и молодой Пушкин («классические» и «романтические» стихи его 1814—1816), и Салтыков (ранние стихотворения), и Некрасов («Мечты и звуки»), и т. д. и т. д. Освоение как малосамостоятельная форма П. л. иногда очень быстро отбрасывается писателем (Пушкин), иногда же писатель занят освоением длительное время, причем это обстоятельство не обязательно стоит в прямой связи со степенью его одаренности (Тургенев). Иногда произведения, где явно заметны следы ученического освоения, вместе с тем обладают большой художественной силой, основанной на значительной самостоятельности автора. Более самостоятельная форма литературных подражаний свойственна обычно зрелому творчеству писателя. Их распространенность и характерное своеобразие определяются общими принципами стиля, к которому примыкает писатель, классовыми особенностями этого стиля. Буржуазное литературоведение гл. обр. обращало внимание на те случаи зрелого, не ученического П. л., какие объединялись понятием эпигонства. О последнем действительно может итти речь в тех случаях, когда писатель, не имея ничего добавить в познании действительности к сказанному уже его предшественниками, вынужден ограничиваться частным варьированием их творчества. Лишенное самостоятельности в самом главном — в познании действительности, — эпигонство никогда не достигает художественного уровня оригинала и не вносит в историю литературы новых ценностей. Эпигонство можно наблюдать гл. обр. в двух случаях. Всякий крупный писатель создает эпигонов, вовлеченных писателем в круг воздействия его творчества и не сумевших его преодолеть. Можно было бы назвать целую фалангу эпигонов Пушкина во главе с известной частью так называемой «плеяды» Пушкина или многочисленных поэтов символистских журналов, подражавших мастерам символизма — Брюсову, Бальмонту и др. Но встречается эпигонство и гораздо более значительного порядка. Эпигонский характер носит в определенные периоды не только творчество, отдельных —  второстепенных — писателей, а вся литература класса или группы класса. Это бывает в период упадка класса или его группы, в момент значительных социальных переломов, когда представители сходящей с исторической арены социальной группы обречены перепевать старые мотивы, когда они вынуждены питаться в своем творчестве не столько живыми соками жизни, сколько подражанием прошлому. Писатели, объединенные «Беседой любителей русского слова» во главе с Шишковым, были эпигонами русской феодально-дворянской литературы, Апухтин, Голенищев-Кутузов, К. Р. и их соратники — эпигонами определенной линии буржуазно-дворянской лирики и т. п. Борьба с эпигонским характером П. л. приводила писателей в ряде случаев к стремлению во что бы то ни стало показать свое самостоятельное лицо, причем эта самостоятельность достигалась не оригинальным отражением действительности в ее существенных сторонах, а нарочитым, чисто внешним оригинальничаньем. Такая «самобытность» не имеет, разумеется, никакой цены. Поэтическое познавание новых сторон действительности, умение увидеть ее в новых, прежде неосознанных связях, — основа действенной самобытности литературы, одно из важнейших ее качеств. Там, где развитие общественных отношений шло замедленными темпами (русская средневековая литература, фольклор), П. л. не только не считалось недопустимым, но даже превращалось в канон, благодаря чему задерживалось развитие литературы.

К литературным подражаниям нередко относят случаи обращения целого литературного течения к литературным образцам той или иной эпохи или национальной литературы (напр. обращение французских классиков XVII в. к литературе античной), когда момент П. в значительной мере прокламируется самими теоретиками движения. Однако эти факты не являются собственно П.: напр. французский классицизм, долго третировавшийся как ложноклассицизм, вовсе не представляет собой механического сколка с литературы классической древности, но, используя отдельные элементы античной литературы, является литературным течением, достаточно самобытным, растущим на почве французской действительности XVII—XVIII вв. Так напр. трагедии Корнеля даже по своим узкоформальным признакам не адэкватны творениям античных драматургов (александрийский стих и пр.). Корнель лишь драпируется в героические одежды прошлого, оставаясь писателем, отражающим интересы своего времени.

Список литературы

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки