Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8 | Следующая страница реферата

Материалы следственных дел фиксируют также элементы разных письменных традиций. Это тем более примечательно, что их деловая схема все более унифицировалась и ее развитие было сконцентрировано на тех структурных компонентах языка, которые расширяли семантический облик текста в его делопроизводных функциях. Но и здесь индивидуальное проявление речевых средств могло иметь место и фиксировалось писцами, например:

«…а сижу де я въ Белеве въ тюрьме, животъ свой мучу въ напраснине пятый годъ, а сердоболя де у меня такого нетъ, кому де обо мне, объ моей бедности г. бить челомъ о сыску и о свободе, и я де, съ бедности умысля, затеялъ за собою государево слово для того, чтобъ де г. велелъ меня взять къ Москве, а кому де, г., приказалъ про свое государево дело меня разспросить и мне де было бить челомъ г., что сижу де я въ темнице, животъ свой мучу не въ деле, и чтобъ де г. пожаловалъ меня, велелъ про меня сыскать, про мое воровство городомъ Мценскомъ, люба де смерть была или животъ, одинъ бы де конецъ былъ, а больше де за мною техъ речей нетъ, а государева дела за мною нетъ и ни на кого не ведаю, и не слыхалъ ни отъ кого, и писать де самому государева дела не чемъ, опрично де за мною того никакихъ речей нетъ» (Слово и дело, 9).

Здесь мы наблюдаем и элементы обиходно-деловой словесности, окруженные типичным приказным формуляром (животъ свой мучу въ напраснине), и образец литературно обработанной деловой речи, введенной в контекст челобитной и выделяющейся своим орнаментом в таком консервативном жанре (люба де смерть была или животъ, одинъ бы де конецъ былъ).

В других документах мы также встречаем показательные эпизоды авторской деловой практики, отражающей и местные традиции «подьяческого наречия», и правила московских приказов, например:

«…и говорилъ ему, Григорiй, что приказано ему на гостине дворе, и онъ де Григорiй корыстуется одинъ, а его де Савинковыхъ воротъ не знаетъ и ничего къ нему не приносить. И онъ де, Григорiй Масловъ, говорилъ, что ему на гостинномъ дворе корыстоваться нечемъ и посуловъ къ нему посылать нечего. И за то де подьячiй Савинко, побранясь съ нимъ, взвелъ государево слово, будто онъ, Григорiй Масловъ, торгуетъ государевымъ именемъ да будто и сторговалъ» (там же, 8);

«…а сказалъ: являлъ де топеро Луховской посадскiй челов#къ Митька Васильевъ сынъ Оголихинъ на кабаке многимъ посадскимъ людямъ, что говорилъ на кабаке князя Васильевъ крестьянинъ Семеновича Куракина Милютка Алексеевъ сынъ Кузнецъ про государя неподобное слово, а за то де, г., тотъ Митька Оголихинъ ко мне, х. твоему, не пошелъ, являлъ, что было поздо да и пьянъ былъ» (4);

«…приказалъ сотскимъ… беречи до утрея, покам#ста т# люди проспятся» (5);

«…и почали де подьячiе у него, Ивашка, бумаги просить, и увидели въ подпояске узелокъ завязанъ, и велели ему развязать. И въ томъ де узелке завязанъ у него корень, а не ведаетъ онъ, Пашка, какой. И сыщикъ де разбойныхъ делъ Иванъ Шестовъ-Полтевъ велелъ тому мужику Ивашки половину кореня съесть. И какъ де тотъ мужикъ съелъ, и ему ничего не подеялось. А другую половину того кореня, запечатавъ, положилъ въ казну и писалъ къ тебе, г., а того Ивашку Круговаго посадилъ въ тюрьму до твоего г. указа» (14);

«…тотъ колодникъ, г., Герасимка Труфоновъ изъ за пристава утекъ безвестно» (11);

«И говорилъ, г., передо мною, х. т., онъ, Павликъ, Якушку Щурову: ты де ведомый воръ, напередъ сего въ воровстве не по однажды поиманъ былъ и по дважды де государево слово сказывалъ, и темъ де отъ воровства своего свобоженъ былъ, а ныне де покравъ лавку государевымъ жъ деломъ отъ воровства своего опростаться» (14);

«…потому что почаялся онъ, Якушко, что его пошлетъ съ темъ къ Москве» (14);

«…приложа руку къ челобитной, и учалъ имъ, мiрскимъ людямъ, лаять матерны и съ челобитною, и тое ихъ челобитную бросилъ по столу, а въ той де челобитной насъ, в. г., имя написано» (44);

«А я, х. твой, грамоте не умеючи, учалъ де, г. съ того Ивашка въ пропое тотъ черкашенинъ Гаврилка зипунъ снимать, и тотъ де Ивашка говорилъ: дай де господи здоровъ былъ, ты г. ц. и в. к. М. Ф. в. Р. и отецъ твой государевъ в. г. с. п. Ф. Н. М. и в. Р. не велятъ воровать. И тотъ де, г., Гаврилко отца твоего государева излаялъ» (45);

«…поималъ меня, x. т., безъ поличнаго и безъ язычной молки, и посадилъ меня вь тюрьму занапрасно, стакався съ ельчаны, детьми боярскими, Денисомъ Шиловымъ съ товарищемъ» (139);

«А сказавъ, велелъ бы его у приказныя избы бить батоги нещадно, чтобъ ему впредь неповадно было пить до пьяна и инымъ такъ воровать, съ || пьяныхъ глазъ наши дела затевать. А учиня ему наказанье, его свободилъ» (225–226);

«…шелъ де онъ, Θедька, мимо Галицкое опальной тюрьмы и его де, Федьку, вскликалъ тюремный сиделецъ Ивашко Ивановъ, а, вскликавъ, велелъ въ съезжей избе мне, х. т., ему Федьке, известить, что де за нимъ, Ивашкомъ, есть твое государево слово» (227);

«Да тюремный же сиделецъ ок. кн. Ивана Васильевича Хилкова кр. Афонька Михайловъ сынъ, прозвище Собинка, въ разспросе сказалъ: была де у тюремныхъ сидельцевъ у Зиньки Чекенева съ Ивашкомъ Ивановымъ межь собою поговорка и Ивашко де спросилъ его, Зиньки: за что де кн. Семенъ Сатыевъ-Урусовъ съ Москвы въ опалу сосланъ? И Зиновейко де ему, Ивашку, молвилъ такое слово: сосланъ де онъ за то, что де онъ, кн. Семенъ, блаженной памяти г. ц. и в. к. М. Ф. въ третьей естве окормилъ. То де я слово слышалъ» (228);

«И Ивашка Кочурбановъ въ разспросе сказалъ: сентября де въ 15 д. въ другомъ часу ночи шелъ онъ съ посаду отъ Никитскаго попа отъ Стефана со владычнымъ подъ дьякомъ съ Маркомъ Львовымъ и толкнулъ въ городовыя ворота кулакомъ: «есть-ли воротникъ»? И въ те поры де никто не откликнулся, и, выскоча де изъ караульной избы, неведомо кто, и его лаялъ матерны всякою лаею; а онъ де, Ивашка, и не помнитъ ничего, былъ по грехомъ пьянъ» (418).

Отмечанные эпизоды приказного следственного обихода иллюстрируют разную степень терминологической и лексико-семантической направленности языковых средств: «специальный» контекст, требующий буквального следования деловой схеме, использует клишированные компоненты, принятые в целом в официальной письменности; в тех случаях, когда коммуникативно-ситуативный план занимает ведущее положение (в прямой речи, в описании фактов происшествия), он создает свои речевые средства и включает их в «подьяческое наречие». Отсюда экспрессивная насыщенность текста бывает разной. Ее носителями являются лексические единицы, выходящие за традиционный деловой концепт и реализующиеся в системе словесных единиц другого информационного поля, ср.: лаять матерны и съ челобитною и отца твоего государева излаялъ — здесь очевидна просторечная репрезентация языковых элементов, показывающая высокую степень негативной перцепции; стакався съ ельчаны; въ третьей естве окормилъ — в подобных выражениях содержится нейтральная коннотация факта. Такие примеры в обилии фиксировались в «словах и делах государевых» и во многом содействовали поиску деловой употребительной нормы. Как видно из наших текстов, и те, и другие компоненты были допустимы даже в официальных посланиях и для данного жанра не являлись чем-то необычным. Использование элементов «подлой» речи (А. Н. Толстой) имело функциональную мотивацию: традиции московской приказной школы требовали записывать дела о «государевом деле» «слово в слово» и тем инициировали введение в содержательную канву пестрой гаммы речевых средств, впервые с такой ясностью отразивших живые голоса далекой эпохи. Этим своим качеством данные документы отличаются от многочисленных актов того времени11.

Представляется целесообразным, кроме описания общих речевых характеристик этих документов, проанализировать отдельные дела. Хотя они и создавались по заданной схеме, все же имеют весьма своеобразные детали текста, который в каждом случае раскрывался своими индивидуальными особенностями.

Разнообразный и богатый речевыми фактами словесный орнамент «слов и дел государевых», отражающих противоречивые жизненные события, выявляется в конкретных ситуативно-коммуникативных эпизодах, где на первый план выходит народно-разговорная стихия. Таково, в частности, дело «Об освобождении из тюрьмы рязанца сына боярского Федота Короваева, посаженного туда без вины и сказавшего государево дело ложно с целью избавиться тюремной нужи». Оно показывает интересный социальный прецедент, когда «государево дело» объявлялось с целью протеста и защиты собственных прав. И единственный способ избежать «нужи» — фальсификация фактов. Все это подвергалось тщательному анализу и разбирательству со стороны судебных органов.

Этот образец следственного документа примечателен и собственно текстологическими и лингвистическими характеристиками. В нем участвуют разные стороны (заключенный боярин, тюремные сидельцы, свидетели, царь), которые по-своему реагируют на происшедшее событие и выражают в словесной форме свое отношение к нему. Мы наблюдаем здесь, таким образом, целый комплекс коммуникативных средств, подчиненных раскрытию конкретной ситуации и оформленных по единой схеме тяжбенного делопроизводства. Но в ней, как и в любой стандартной деловой формуле, могут быть изменения и отклонения от письменного трафарета, которые и составляют то ценное в языковом отношении, на что следует обратить внимание.

Традиционный зачин имеет цель ввести читателя в ситуативный ряд и сообщает факты. Деловое описание как прием документирования информации сопровождается применением известных приказных клише:

«Въ нынешнемъ во 154 г. февраля въ 6 д. писалъ къ г. ц. и в. к. А. М. в. Р. изъ Переславля Рязанскаго Дмитрiй Овцынъ, сказывали де ему тюремные сидельцы, рязанецъ, с. б., Федотка Короваевъ да б. Н. И. Романова Скопина городка казаки Бориско Воротниковъ Кривой да Захарко Лопаткинъ, что за ними государево дело; а ему они того государева дела не скажутъ, а скажутъ де они про то государево дело на Москве. И февраля въ 26 д. послана г. грамота въ Переславль Рязанскiй къ Дмитрiю Овцыну, а велено тюремныхъ сидельцевъ, рязанца, с. б., Федотка Короваева, и Бориска Кривого, и Захарка Лопаткина про государево дело разспросить ему, Дмитрiю. А будетъ не скажетъ, и ему техъ тюремныхъ сид#льцевъ велено пытать. А что они въ разспросе и съ пытки скажутъ, и въ какомъ деле, и сколь давно въ тюрьму посажены, и ему велено отписать къ государю. И марта въ 21 д. писалъ къ г. изъ Переславля Рязанскаго Дмитрiй Овцынъ, что онъ тюремныхъ сидельцевъ Федотка Караваева, и Бориска Кривого, и Захарка Лопаткина про государево дело разспрашивалъ, и они ему про государево дело не пытаны не сказали, и онъ ихъ по г. указу велелъ пытать» (Слово и дело, 540).

Каждый тематический блок дела содержит комплекс следственных мероприятий, получивших разработку на основе гражданских судебных законов. В частности, здесь «тюремные сидельцы» «не пытаны не сказали», поэтому велено их «по государеву указу» пытать. Среди отмеченных элементов делового письменного обихода мы фиксируем и целые синтагмы, как правило, фигурирующие в начале и конце документа, и отдельные сочетания (государево дело), и одиночные лексемы в типичных для приказного контекста грамматических формах (въ разспросе, съ пытки).

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: контрольная работа класс, реферат синдром, quality assurance design patterns системный анализ.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки