История преступности в раннее новое время: сравнение Западной Европы и России

Л. Бериш

1. Вопросы истории преступности

С шестидесятых годов в особенности в Англии и Франции возник большой интерес к истории преступности и борьбы с ней. Можно назвать различные причины его возникновения. В истории ищут аргументы за и против стратегий, направленных на повышение эффективности борьбы с преступностью сегодня.

Помимо этого подхода, при котором акцент делается на актуальных вопросах и который отталкивается от социологии преступности и уголовного права, имелся также собственно исторический интерес к теме: просыпающаяся социальная история и несколько позже культурная история признавали, что отклоняющееся поведение в целом и уголовные преступления в особенности могут быть значительным индикатором общественных отношений. В противоположность практиковавшемуся до того времени сбору и морализирующей оценке криминальных случаев, историй убийств и героев-разбойников, теперь начали интерпретировать общую картину преступности в определенное время и в определенном пространстве и при этом обращать внимание также на мелкие преступления, криминогенную среду, представления населения о праве и повседневные правонарушения.

Наконец, историки снова обратились к прежним вопросам истории права и правовых учреждений, но продолжили их изучение под другим знаком. Казалось необходимым перепроверить до сих пор признававшуюся всеми, похожую на гравюру на дереве картину жестокости и произвола юстиции прежних веков, исследовать фактическую эффективность судов и органов полиции и задать вопрос о реальности будней. Сюда относилось также определение социального происхождения и профессионализма представителей правовых институтов. Кроме того, так как ограничение от отклоняющегося поведения понималось как комплексный механизм "социального контроля", в рамках которого государственные органы представляют собой только один элемент, интерес в растущей мере представляли также неформальные инстанции и внегосударственные учреждения социального контроля, такие как церковь, сельская община или семья.

От усовершенствованной и дифференцированной картины ожидали выводов о социальной структуре, а также о ментальности обществ до нового времени, которые частично были уже прояснены в других исследованиях, а частично оставались совершенно неизвестными.

Насколько велики были культурные различия между городом и деревней? Стали ли различные социальные группы более похожи друг на друга или их ментальность расходилась? Имелась ли существенная разница между правонарушителями мужчинами и женщинами, были ли возраст и профессия релевантными для криминального поведения? Сравнение с современностью постоянно присутствует и здесь; это касается в особенности вопроса, в какой мере социальное неравенство является условием преступности.

Надеялись узнать также, как и в какой мере государству раннего нового времени удавалось шлюзовать конфликты, наказывать за преступления и монополизировать применение силы. Было ли учреждение полицейских и судебных органов реакцией на рост преступности или оно служило в первую очередь маркировке государственного присутствия? Подчинялась ли разработка санкций внутриправовой логике, как думают историки права, или с этим были связаны специфические интересы и стратегии? Основывался ли государственный социальный контроль только на репрессиях, или он был нацелен также на усвоение норм? Какой вес имели религиозные представления о ценностях, какое значение имела церковная и дворянская юрисдикция? Когда мы говорим об "отклоняющемся поведении ", это указывает, в конечном счете, также на то, что "преступность" следует понимать не как нечто неизменное; представление о том, что считать «преступным», зависело от общественных условий. Правда, покушение против личности и собственности во все времена классифицировалось и наказывалось как отклоняющееся поведение. Но насколько серьезными считались эти преступления по сравнению друг с другом и с другими видами преступлений, так же изменчиво, как палитра тех видов поведения, которое сверх того рассматривалось как отклоняющееся. Так, в раннее новое время правонарушения, связанные с оскорблением его величества и богохульством, правонарушения против нравов и нарушения общественного порядка часто считались более криминальными, чем грубое насилие.

Если говорить коротко: "преступность" необходимо исследовать как историческую переменную величину, а не как константу; как переменную величину, которая определяется рядом факторов, даже если, возможно, они и были сходны в различное время. Именно поэтому преступность может служить также индикатором социальных, культурных и политических условий. Соответственно контроль над преступностью следует рассматривать не просто как более или менее сильную необходимую реакцию, а как силовое поле, на котором сталкиваются заинтересованные лица, политические интересы и социальные положения.

2. Данные по истории преступности

История преступности во всех западно и среднеевропейских странах оформилась как самостоятельная дисциплина. Но ученые так же далеки от простых ответов, как и от охватывающего исследования предметов, о которых идет речь. В любом случае имеются некоторые результаты, полученные независимо друг от друга и, тем не менее, обнаруживающие значительные соответствия.

К этим общим данным относится, прежде всего, представление о специфическом отношении к насилию до нового времени. Применение силы по отношению к личности было тесно связано с понятием чести, которое было решающим для материального и социального существования отдельного человека и членов его семьи. Защиту чести посредством применения силы не только терпели, но и определенным образом даже требовали.

По этой причине насилие было повседневным явлением общественного пространства: люди каждого сословия, соседи и родственники дрались в трактире, перед церковью, на улице. Часто к такой драке присоединялись другие, обостряя конфликт. В связи с плохим состоянием медицинского обеспечения защита чести часто заканчивалась смертельным исходом.

Если потом потерпевший или – в случае его смерти члены его семьи обращались в суд, то это происходило не для того, чтобы заклеймить виновника, а служило скорее для того, чтобы потребовать возмещения ущерба или чтобы защитить себя от нового применения силы.

Этому соответствовало сравнительно мягкое наказание за насилие: убийства в XVI веке часто еще наказывались денежными штрафами и ограниченными сроками ссылки. Только в XVII веке во всей Европе началась решительная криминализация насилия, утвердилась смертная казнь убийц это отражало представление о том, что «повседневное насилие» есть преступление.

Этот вид терпимости никогда не относился к преступлениям по отношению к собственности. Правда, кража также была распространенным правонарушением, в большинстве случаев совершавшимся местными жителями. Однако в обществе дефицита, в котором статус человека определялся его имущественным положением, требования были более категоричными. Законы всюду предусматривали смертную казнь за преступления против собственности, как только они выходили за определенные рамки незначительных нарушений. Правда, можно  установить, что наказание иногда воспринималось как слишком суровое: если обокраденным удавалось вернуть свое имущество, они часто отказывались от обращения в суд.

Поскольку личной чести придавалось большое значение, оскорбления часто передавались для рассмотрения в суд и там также строго наказывались. То же относится и к многочисленным религиозным нормам, которые (прежде всего в отношении добрачных и внебрачных связей) после Реформации повсюду стали более строгими это ни в коем случае не было только выражением контроля со стороны властей, эти нормы в принципе разделялись людьми. Напротив, отсутствовала поддержка мероприятий для улучшения общественного порядка таких, как запрет азартных игр, питья алкогольных напитков и попрошайничества, которые с XVI века были записаны в так называемых "Полицейских уставах".

Этим уже указывается на то, что юстиция и ее принудительные средства еще не были эффективным инструментом для выполнения норм закона. Скорее они были зависимы от поддержки населения; там, где она отсутствовала как при упомянутых мероприятиях по поддержанию порядка, но также и в отношении усиления наказаний за «бытовое» насилие – ее усилия часто были впустую. Однако государство раннего нового времени стремилось устранить механизмы, которые конкурировали с его учреждениями контроля: с одной стороны, формы соглашения и улаживания между заинтересованными лицами, с другой, церковную, кооперативную или патримониальную юрисдикцию. Этим оно хотело монополизировать установление норм и одновременно сигнализировать свое всевластие по отношению к подчиненным.

Историки, изучающие преступность, уделяли особое внимание долгосрочным изменениям и рассмотрению вызывающих их причин. При этом основой часто служили крупные социологические теории модернизации, в особенности Макса Вебера, Норберта Элиаса и Мишеля Фуко, которые видели в Раннем новом времени маршрут к "современному" человеку, то есть к рациональному и дисциплинированному члену капиталистического и демократического массового общества. До сегодняшнего дня обсуждается вопрос, возможно ли подтвердить такие теории с помощью статистических данных истории преступности.

Однако на пути таких попыток стоят большие методические проблемы.

Так, например, нельзя просто исходить из того, что устанавливаемый на основе источников растущий уровень правонарушений по отношению к собственности указывает на реальность этого процесса: неучтенные цифры были высоки, и, возможно, такие изменения свидетельствовали только о том, что пострадавшие стали чаще обращаться в суд или возросла активность самих судов. Большая нерегулярность и колебания почти во всех установленных данных подтверждают подозрение, что сведения по более ранним столетиям крайне ненадежны.

Тем не менее, невозможно игнорировать, по крайней мере, одну тенденцию: уровень преступлений с применением насилия снизился с XVI до XVIII века. Это, по всей видимости, в меньшей мере было следствием политики санкций властей, но скорее объяснялось социальной дискредитацией насилия. При этом, очевидно, впереди были городские верхние и средние слои. Одновременно создается впечатление, что прирост населения, урбанизация и интенсификация классовых различий, как их можно наблюдать прежде всего в Англии в XVIII веке, увеличивали готовность к преступлениям против собственности.

3. Проблемы применения концепции по отношению к России

В связи с особенностями русской истории этих столетий поиск соответствий и контрастов с Западной Европой в области истории преступности кажется привлекательным.

Но в то же время в связи с большими различиями перенос вопросов оказывается сложным. Проблемы возникают прежде всего на уровне источников: правда, о государственной и церковной  юрисдикции до эпохи Петра Великого остались фрагментарные источники, но они не позволяют дать количественную оценку.

Допетровская эпоха отличалась недостатком письменности в административной области. Кроме того, отсутствовали государственные судебные учреждения. Это имеет три основные причины: с одной стороны, незначительное насыщение страны государственными учреждениями вообще. Большую часть страны составляло дворянское и церковное землевладение; дворяне и церковь в значительной мере сами управляли своими жителями. Наряду с этим царские воеводы обладали определенными полномочиями в области налогообложения и судопроизводства, но они не должны были давать об этом систематических отчетов. Вторая причина это отсутствие самостоятельных городов, которые в Западной Европе служили примером и основой для развития государственной административной деятельности. Так, уже с XIV века в большинстве торговых метрополий можно найти систематические записи гражданских и уголовных процессов. Не случайно первое городское судоустройство в допетровской России было разработано в Пскове, где торговое купечество, как на Западе, было сильно заинтересовано в правовой безопасности.

В-третьих, в России также отсутствовала античная правовая традиция, передававшаяся средневековыми церковными учреждениями и усовершенствованная в университетах. Таким образом, понятия "собственность" и даже "преступность" были введены в правовой язык только в начале XVIII века. От недостатка профессионализации законодательство и юрисдикция страдали в течение всего XVIII века и позже, так как накапливалась неупорядоченная масса законов, правильное применение которых было невозможно. Несмотря на самые лучшие намерения, в этой ситуации был виноват, прежде всего, Петр I, который издавал тысячи часто противоречивых указов во всех областях общественной жизни.

Если до Петра Великого правительство ограничивалось тем, чтобы наказывать тяжкие преступления, теперь он прилагал усилия для влияния на ежедневную жизнь подданных и перенял концепции «порядка» и «дисциплины» и многие из конкретных правил поведения, сформулированных в западных «Полицейских уставах». Соответственно в 1721 году он сформулировал в Регламенте Главного магистрата: «Полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков». Однако его лихорадочная активность при создании новых учреждений не вела ни к чему: как и многие его реформы, создание судов осталось незаконченным и пришло в упадок после его смерти; уже в 1727 году воеводы получили обратно свои старые судебные полномочия.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: контрольные по геометрии, рефераты рб, автомобили реферат доход реферат.



1  2 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки