Предыдущая страница реферата | 2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 | Следующая страница реферата

О всех кораблях, ушедших в море,

О всех, забывших радость свою…

С такими размерами уже и раньше экспериментировали русские поэты (из старших символистов – Брюсов, Гиппиус), но только у Блока они зазвучали естественно и легко. Впрочем, это было чуть позже, – в начале 1900-х, первые же стихи Блока все-таки, как правило, не покидают пределов родной силлабо-тоники.

Сам поэт выделял в своем творчестве три этапа: мистической «тезы» (1900 – 1903), скептической «антитезы» (1904 – 1907) и синтеза, в который укладывается его зрелое творчество, по количеству гораздо менее обильное.

Период мистической «тезы» (~ 1900 – 1903)

В восьми верстах от Шахматова находилось имение Менделеевых Боблово, где летом 1898 г. состоялась первая сознательная встреча рыцаря с Прекрасной Дамой (прежнее младенческое знакомство не в счет). Любовь Дмитриевна Менделеева-Блок (1881 – 1939) тоже ее вспоминала: «О день роковой для Блока и для меня! Как был он прост и ясен! Жаркий солнечный июньский день, расцвет московской флоры. До Петрова-дня еще далеко, травы стоят некошенные, благоухают. Благоухает душица, легкими, серыми от цвета колосиками обильно порошащая траву вдоль всей ″липовой дорожки″, где Блок увидал впервые ту, которая так неотделима для него от жизни родных им обоим холмов и лугов, которая так умела сливаться со своим цветущим окружением. Унести с луга в складках платья запах нежно любимой тонкой душицы, заменить городскую прическу туго заплетенной ″золотой косой девичьей″, из горожанки перевоплощаться сразу по приезде в деревню в неотъемлемую часть и леса, и луга, и сада <...> – это все дается только с детства подолгу жившим в деревне, и всем этим шестнадцатилетняя Люба владела в совершенстве». (Блок Л.Д. И быль и небылицы о Блоке и о себе. – Александр Блок в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 139). Из описания явствует, что заниженной самооценкой избранница поэта не страдала, но ее можно понять: какая женщина не исполнилась бы преувеличенного о себе мнения, будучи не только воспета лучшими поэтами своей эпохи, но и возведена в ранг земного воплощения Вечной Женственности. Она была обычной, даже можно сказать, заурядной девушкой (с некоторой скидкой на высокую культуру семьи и воспитания), которой хотелось развлекаться, наряжаться, нравиться. Явившийся «рыцарь» пришелся ей по душе, она даже влюбилась в него. От того, первого лета их знакомства сохранились известные фотографии: Блок в костюме Гамлета, Любовь Дмитриевна в костюме Офелии – едва ли не единственная фотография, которая дает понять, что в этой простоватой и полноватой девушке действительно был какой-то свет женственности, казавшийся ее поклонникам отблеском нетварного света. Вообще же словесные ее портреты привлекательнее фотографических. «Любовь Дмитриевна носила розовые платья и великолепные золотистые волосы заплетала в косу. – писала М.А. Бекетова. – Нежный бело-розовый цвет лица, черные брови, детские голубые глаза и строгий неприступный вид. Высокий рост, лебединая походка, женственная прелесть» (Бекетова М.А. С. 62). Блок увидел в своей Прекрасной Даме древнерусский, «княжеский» идеал красоты – так парадоксальным образом синтезировался в нем дух поэзии средневековых трубадуров и труверов – с идеалом русской красавицы. Этот причудливый синтез, очень характерный для поэзии Серебряного века вообще и в литературе очень плодотворный, применительно к жизни изначально таил в себе опасность тяжелой драмы – что и вышло впоследствии.

Любовь Дмитриевна вспоминала, что роль Офелии в любительской постановке Шекспира была первым ее шагом навстречу Блоку. Но потом увлечение прошло, и уже немногое время спустя ей было «стыдно вспоминать свою влюбленность в этого фата с рыбьим темпераментом и глазами» (Блок Л.Д., С. 151). А для Блока начался новый этап жизни.

Я шел во тьме к заботам и веселью,

Вверху сверкал незримый мир духóв.

За думой вслед лилися трель за трелью

Напевы звонкие пернатых соловьев.

И вдруг звезда полночная упала,

И ум ужалила змея…

Я шел во тьме, и эхо повторяло:

«Зачем дитя Офелия моя?»

(2 августа 1898 г. Шахматово)

В том же, 1898 г. Блок, окончив гимназию, поступил на юридический факультет Петербургского университета. «Университет не сыграл в моей жизни особенно важной роли, – вспоминал он впоследствии, – но высшее образование дало, во всяком случае, некоторую умственную дисциплину и известные навыки, которые очень помогают мне и в историко-литературных, и в собственных моих критических опытах, и даже в художественной работе (материалы для драмы ″Роза и крест″)» (Блок А.А. Автобиография. Собр. соч. Т. 5., С. 75). Закончил же Блок не юридический, а историко-филологический факультет, на который перешел в 1901 г.

Но внутренняя его жизнь была важнее, серьезнее, напряженнее. Это было уже нечто большее, нежели простая юношеская влюбленность. Сквозь земное чувство к земной девушке пробивался свет мистического откровения. Таинственные «лучи» обреченной России уже «скрещивались» на юном поэте. Его душевный опыт был квинтэссенцией опыта его поколения. Андрей Белый так вспоминал это время: «И старое отделилось от нового: и другими глазами глядели на мир в 1900 – 1901 гг.; пессимизм стал трагизмом; и катарсис переживало сознание наше, увидевши крест в пересечении линий, эпоху подобную первохристианской переживали на рубеже двух столетий; античность, ушедшая в ночь, озарилася светом сознания нового <...> Смешение переживалось по-своему каждым. Кто зори встречал багряницей страданья, а кто эти зори встречал, как огонь, пожирающий старое; в эти годы Бальмонт в нас бросает ″Горящие здания″ – после холода мировой ″Тишины″ и уныний ″В безбрежности″… В эти же годы босяк, поджигатель, проник в сердце русских и действовал там сильней, чем резонирующий неврастеник у Чехова; всюду открылись поклонники философии Ницше, и лозунги ″времена сократического человека прошли″ – подхватили мы все. Выходили тома Собрания сочинений Владимира Соловьева, иначе вскрывавшие небо. Зарей возрожденья стоит Соловьев на рубеже двух столетий, где

Зло позабытое

Тонет в крови,

Всходит омытое

Солнце любви.

Появились вдруг ″видящие″ средь ″невидящих″; они узнавали друг друга, тянуло делиться друг с другом непонятым знанием их; и они тяготели друг к другу, слагая естественно братство зари, воспринимая культуру особо: от крупных событий до хроникерских газетных заметок; интерес ко всему наблюдаемому разгорался у них, все казалось им новым, охваченным зорями космической и исторической важности; борьба света с тьмой происходила уже в атмосфере душевных событий, еще не сгущенных до явных событий истории, подготовляющей их; в чем конкретно события эти, – сказать было трудно и ″видящие″ расходились в догадках: тот был атеист, этот был теософ; этот – влекся к церковности, этот – шел прочь от церковности, соглашались друг с другом на факте Зари: ″нечто″ светит; из этого ″нечто″ грядущее развернет свои судьбы». (Белый А. Воспоминания о Блоке. С. 23).

«Из событий, явлений и веяний, особенно сильно повлиявших на меня так или иначе я должен упомянуть: встречу с Вл. Соловьевым, которого я видел только издали; знакомство с М.С. и О.М. Соловьевыми, З.Н. и Д.С. Мережковскими и с А. Белым», – писал Блок в автобиографии (Блок А. Собр. Соч. в 6-ти тт. Т. 5. С. 75).

Владимира Сергеевича Соловьева (1853 – 1900) Блок видел в феврале 1900 г. на похоронах одной родственницы. В августе того же года философ скончался. Приблизительно в то же время – т.е. когда уже была написана часть «стихов о Прекрасной Даме», – Блок познакомился с его поэзией. «Семейные традиции и моя замкнутая жизнь способствовали тому, что ни строки так называемой ″новой поэзии″ я не знал до первых курсов университета. – вспоминал поэт. – Здесь в связи с острыми мистическими и романтическими переживаниями всем существом моим овладела поэзия Вл. Соловьева. До сих пор мистика, которой был насыщен воздух последних лет старого и первых лет нового века, была мне непонятна. Меня тревожили знаки в природе, но все это я считал ″субъективным″ и бережно оберегал от всех» (Цит по: Бекетова М.А. С. 65). Поэтому справедливым можно признать суждение М.А. Бекетовой: «Таким образом, влияние Соловьева на Блока приходится считать несколько преувеличенным: он только помог ему осознать мистическую суть, которой были проникнуты его переживания. И это было не внушение, а скорее радостная встреча близких по духу» (Там же). Однако справедливость данного суждения нисколько не умаляет роли Соловьева. Более того, остается удивляться, насколько узким и недостаточным было понимание его Блоком, Белым и прочими «соловьевцами». Они восприняли наиболее спорную часть его философии – учение о Софии, Вечной Женственности, понимаемой как образ красоты, хрупкости, и в то же время – двойственности, переменчивости земного мира. Идея вселенского Добра, лежащего в основе совершенствования мира, которой был полон последний крупный труд Соловьева – «Оправдание добра» (1894 – 1897 г.), горькая ирония (отчасти даже – самоирония и самообличение) «Трех разговоров о войне, прогрессе и конце всемирной истории» (1899 – 1900), наконец, христианская кончина, которой предшествовала смиренная исповедь у православного священника, – эти завершающие вехи пути великого философа остались ими незамеченными. Об этом писала Зинаида Гиппиус (Андрея Белого она чаще называет настоящим его именем – Борис Бугаев): «Чуждый всякой философии и метафизики, Блок был чужд <...> и подосновы В. Соловьева – христианства. Напротив, Бугаев только и говорил, что о христианстве, – с христианами преимущественно. <...> Надо сказать правду: Бугаев умел находить с каждым его язык и его тему» (Гиппиус З.Н. Из книги «Живые лица» – цит. по: Воспоминания об Андрее Белом. М., 1995,С. 85)

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат формирование, банковские рефераты, белорусские рефераты.



Предыдущая страница реферата | 2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки