Гендерная поляризация русскоязычного звучащего дискурса

Киров Е. Ф. (Нижегородский госуниверситет)

Гендерная проблематика явилась для лингвистики последних десятилетий подлинным открытием, хотя для ряда языков (например, японского, корейского, чукотского и др.) разделение языка на мужской и женский варианты было обыденным явлением, незаметным, как воздух, которым дышит человек (конечно, до поры до времени незаметным). Европейские языковеды наперегонки бросились открывать в своих языках рудименты гендерной поляризации, и русский язык не стал в этой гонке исключением.

Однако разговор хотелось бы начать с краткого рассмотрения такой уникальной разновидности русскоязычного звучащего дискурса, как молитва, в которой в принципе нейтрализована гендерная проблематика. Затем по принципу контраста мы охарактеризуем такой тип звучащего дискурса, в котором генедерная поляризация приобрела наибольшую активность (и процесс этот нарастает от настоящего к будущему), — речь пойдет о грубопросторечном звучащем дискурсе, сдобренном ругательствами.

Итак, богомолитвенный звучащий дискурс, который сводится к обращению ко Всевышнему с молитвой и просьбами, изначально построен на основе ликвидации разницы между полами молящихся в храме или дома. Трудно себе представить женский или мужской вариант молитвы «Отче наш» (или других молитв), которые принципиально не маркированы в гендерном аспекте. Характерным признаком этой самой распространенной молитвы является также отказ от личных местоимений единственного числа, относящихся к молящемуся и вносящих элемент персоноцентричности («Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и прости нам грехи наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, ибо твое есть царство и сила и слава во веки веков») В ней употреблены местоимения множественного числа, придающие молитве смысл соборности молящихся. Таким образом, молящиеся не только не маркированы в гендерном аспекте, но и не маркированы в персональном аспекте, они представляют собой некое соборное молящееся существо, обращающееся к Богу от «соборного лица». Именно в этом состоит конечная задача молитвы и обращения к Богу, чтобы соборно отрешиться от греховного и призвать царствие Божие и на землю. Уже более тысячи лет звучит этот призыв на Русской равнине. Однако не только такой дискурс можно услышать на нашей земле.

Грубопросторечный звучащий дискурс зачастую обращен к другому, и этот другой — совсем другой: он старше или младше (во многих смыслах), он свой или чужой, он человек или животное (реже предмет, например, шкаф), но самое главное — он мужчина или женщина, если он человек (о гендерных предпочтениях при обращении к котам или кошкам, кобелям или сукам среди любителей животных поговорим в следующей статье).

Рассмотрим грубопросторечный межличностный звучащий дискурс с элементами брани (мы не считаем общерусскую брань проявлениями арго, т. е. арготизмами в строгом смысле слова, т. к. она не имеет функции арго, т. к. брань не является лексикой тайного языка. Не является брань также и жаргонной лексикой, т. к. в принципе общенародна и имеет свои собственные лингвистические функции, о чем мы поведаем ниже).

Чтобы вести разговор предметно, следует разделить грубопросторечный демиантропный (межличностный) звучащий дискурс с применением брани как минимум на три разновидности в зависимости от того, кто с кем обшается: мужчина с мужчиной (маск-регистр), женщина с женщиной (фем-регистр), или пары общающихся смешаны (микст-регистр). В каждом из регистров общения будет обнаружена особая лингвистическая гендерная подоплека.

Макс-регистр грубопросторечного звучащего дискурса отличается обилием бранной лексики, объективную необходимость появления которой можно объяснить чисто ритмо-интонационными причинами, относящимися к ведению социофонетики. Так, в этом регистре речь тяготеет к «мужской рифме» с ударным конечным слогом в синтагме или в конце фонофразы. Вполне очевидно, что огромная масса слов русского языка не имеет ударения на конечном слоге слова, поэтому не может завершить фразу ударным слогом (в режиме «мужской ритмической структуры»). Вот в этом случае на помощь приходит слово-паразит бранного происхождения, состоящее из одного слога, — именно поэтому он волей-неволей оказывается ударным (распространенным вариантом такого слова в разговорной речи мужчин всех возрастов стало слово бл..дь). Поэтому, фонофразу Когда же все это кончится! , которая имеет типично «женскую ритмическую структуру» с неударным концом, т. е. не заканчивается ударным слогом, мужчина обильно снабжает дополнительно словом- паразитом, например, Когда же, б.., все это кончится, б...! Чем больше «мужских окончаний» в речевом отрезке, тем грубое просторечие признается маскулиннее.

В фем-регистре грубопросторечного звучащего дискурса, снабженного бранью, можно встретить самое широкое разнообразие вариантов. Рафинированный взрослый грубопросторечный фем-дискурс будет сдобрен таикми «по-женски ритмованными» словечками с неударным конечным слогом, как сука, стерва, курва и т. д., например: Ты замолчишь, сука! — при обращении к другой женщине (в маск-регистре подобная фонофраза будет иметь иной ритмический контур — и как следствие будет иметь иное бранное слово: Ты замочишь, б... ! -при обрашении как к мужчине, так и женщине). В случае пристрастия к бранному слову на б.. в грубопросторечном фемдискурсе наблюдается его словообразовательное «возделывание», в результате чего оно приобретает вид б..дюга, например, что придает этому ругательству «женскую ритмическую огласовку». Однако маскулинизация женщин и особенно школьниц в самое последнее время приводит и к употреблению ими брани, типичной в речи мужчин, причем степень грубости брани в речи школьниц, общающихся в фем-регистре, неуклонно повышается. Достаточно грубыми мужскими ругательствами снабжает свою речь женская половина сельского населения, при этом маскулинность женской речи в данном случае в какой-то степени соответствует характеру жизни и трудовой деятельности женщины на селе («Я и баба и мужик» — так иногда идентифицирует себя сельская жительница, а Н. Некрасов даже опоэтизировал такой феномен). Характерным является как для школьниц, так и для женщин села стремление перенимать мужские «вредные привычки» к табаку и вину (и к наркотикам в городских учебных заведениях), причем городское женское взрослое население в этом отношении более традиционно.

В микст-регистре грубопросторечного звучащего дискурса с бранной лексикой наиболее распространено табуирование с заменой ругательства б..дь на слово блин. Эта мелиоративная «табуэма» распространена очень широко. Однако главным достоинством рассматриваемой «табуэмы» является универсальность, т. е. одинаковая доступность для женщин и мужчин при формировании звучащего грубопросторечного дискурса. Слово блин стало настолько повсеместно распространенным в грубом просторечии как мужчин, так и женщин при общении в микст-регистре, что по частоте употребления, после служебных слов, занимает лидирующее место в лексике русскоязычного грубопросторечного дискурса, что явно заметно даже при непродолжительном прослушивании спонтанного разговора школьников, студентов, взрослых горожан в режиме микс-регистра. Исключением является речь высокообразованной интеллигенции города и села, к которой относится среднее и старшее поколение русскоязычных жителей страны, — в такой речи обычно матерные ругательства не употребляются.

Важнейшей функцией бранных лексем, словосочетаний и предложений как в маск-регистре, так и в фем- и микст-регистре грубопросторечного дискурса является функция изолированного, а не наложенного на реальное высказывание проявления эмоций — положительных или отрицательных. Этот пар иногда нужно выпустить отдельно от осмысленного высказывания, и чем чаще, тем эмоциональнее будет дискурс. И именно это придает грубопросторечному звучащему дискурсу, сдобренному бранью, терапевтическую функцию. Эта функция, пожалуй, является единственным положительным следствием из сверхотрицательного явления распространения грубой бранной лексики в русскоязычном грубопросторечном звучащем дискурсе.

Приложение.

Выдержка из «Словаря русского языка 11—17 вв.», Вып. 1.: «Блядь, ж. 1. Ложь, обман. Аще что речете не от писания, но от своего сердца, бляди нам ваши глаголы быти возомняться, и прочих молити будем еже не слушати вас и заткнути уши. Сл. Шестака. 67. 1652....2. Лжец, обманщик. Молъвъщим же людем на Иоанна и глющим яко блядь есть) Прох. Жит. Ио. Богослов. 12 в. ... 3. Распутная женщина.» (с. 251).

Словарь русского языка 11—17 вв. Выпуск 1 (А—Б) М. Наука, 1975.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки