Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата

Поход Игоря начался в апреле 1185 г. В его начале ничто не предвещало беды. Но 1 мая, когда полки Игоря уже углубились в степи, произошло солнечное затмение. Подобные астральные явления оценивались в древности с провиденциальных позиций, как предвестие беды, им придавалось символическое значение. Несмотря на уговоры дружинников вернуться, Игорь решает продолжить движение по вражеским землям. Желание славы "ему знамение заступи". В первом бою русичи одержали победу, захватили богатую добычу: "Съ зарания въ птокъ потопташа поганыя пълкы Половецкыя, и рассушась стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты (дорогие ткани)". Однако во второй битве на берегу Каялы (до настоящего времени не существует единого мнения о местонахождении этой гибельной реки, не исключено, что под Каялой древний автор подразумевал некое нравственное понятие, место покания, расплаты за прегрешения) в кровопролитной битве, длившейся три дня, Игоревы полки были наголову разбиты объединенными силами нескольких ханов.

Оказавшись в плену у своего недавнего союзника и свата Кончака, Игорь пользовался относительным почетом и свободой. Воспользовавшись этим, князь вскоре сумел бежать с помощью половца по имени Овлур. Автор "Слова" описывает прибытие беглеца в стольный город Киев, где новгород-северский неудачник надеялся получить заступничество и помощь других князей.

После событий 1185 г. Игорь Святославич прожил еще семнадцать лет. Но дальнейшая его судьба уже не интересует создателя "Слова". Из летописей известно, что в 1198 г. Игорь стал Черниговским князем. Умер он в декабре 1202 г. До первого появления монголо-татар, роковой для Руси и половцев битвы на Калке оставалось чуть более двадцати лет.

Сын Игоря Владимир, которому во время похода было всего четырнадцать лет, женился в плену на дочери влиятельного хана Кончака. Необычна в этом браке лишь сама ситуация - свадьба пленника и дочери победителя. Вообще же династические браки русских князей с половчанками к концу XII в. стали достаточно обыденным явлением. По летописным сообщениям, юный Игоревич на следующий год после поражения вернулся на Русь с женой и "дитятей".

Игорь Святославич не узнал о трагической судьбе трех других своих сыновей, которые уже после смерти отца вступили в жестокую борьбу за обладание Галицкими землями. В 1211 г. Роман, Святослав, и Ростислав были схвачены и повешены галицкими боярами.

Безымянный автор изображает Игоря мужественным воином. И хотя князь не показан в бою (описана отвага в сражении его брата Всеволода Буй Тура), отчаянная храбрость героя и всех Ольговичей неоднократно подчеркивается: "Храбрый Святославич", "Олегово храброе гнездо", "храбрый полк", "храбрые русичи". Даже в "золотом слове" Святослава Всеволодовича ("Тогда великыи Святъслав изрони злато слово с слезами смешано"), где киевский князь укоряет Игоря за то, что тот свел на нет его усилия по борьбе со степью, содержится отчетливое признание отваги участников сепаратного похода: "Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузе скована, а въ буести закалена". Великий князь призывает отомстить за раны Игоря. Симпатия автора к новгород-северскому князю, "иже истягну умъ крепостию своею и поостри сердца своего мужеством", безусловна. Не даром в роковые минуты затмения Игорь говорит своим воинам: "Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти… Хощу главу свою приложити, а либо испити шеломом Дону". Особую роль в характеристике князя играет мотив братолюбия, нежной привязанности его ко Всеволоду. Младший брат тоже демонстрирует преданность и любовь к инициатору похода: "Одинъ брат, один светъ светлый ты, Игорю, оба есве Святъславличя!".

Однако поражение Игоря стало причиной новых набегов кочевников. Поэтому, наряду с признанием отваги Ольговичей и их предводителя, автор "Слова" осуждает недальновидность Святославича. Жажда славы приводит героя к драматическим переменам в судьбе. Князь пересел "из седла злата, а въ седло кощиево" (рабское). По мысли автора, своим поступком новгород-северский князь пробудил горе, беду и "коварство", которые усыпил Святослав Киевский. Поражение Игоря - повод для поэтических раздумий автора обо всей Русской земле, раздираемой распрями эпохи раздробленности ("И нача князи про малое "се великое" млъвити, а сами на себе крамолу ковати"). В борьбе с половецкой угрозой необходимо объединение усилий правителей всех земель.

Выражают свое отношение к опрометчивому поступку Игоря и представители окрестных народов. "Кают" русского князя "немцы, венедици, греци и морава". Сама природа словно бы противится намерениям князя, предупреждает его. Так, опираясь на народно-поэтические традиции, создатель "Слова" показывает всю пагубность поступков Ольговичей. В результате поражения все объято печалью, тоска разливается по Русской земле, "въстона бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми", "ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось". Все изменяется, когда Игорь бежит из плена. На смену печали приходит радость ("страны ради, гради весели"), а силы природы помогают недавнему узнику, Бог указывает беглецу путь домой.

Столь же контрастна и световая образность. Тьма солнечного затмения, черные тучи угрозы, мрак поражения ("оба багряная стлъпа погасоста" - имеются в виду два брата Святославича) сменяются в образном строе "Слова" светом в тот момент, когда Игорь оказывается на свободе: "Солнце светится на небесе, Игорь князь въ Русской земли". Финал произведения радостен. Все приветствуют возвращение Святославича, который славится автором вместе с остальными участниками похода.

Безусловно, одним из наиболее ярких образов "Слова", да и самым известным для читателей, благодаря литературе и искусству XIX-XX вв., является Ярославна. Жена Игоря, дочь Ярослава Владимировича Осмомысла именуется в тексте по отчеству, как и жена Всеволода Буй Тура ("красная Глебовна"). С конца XVIII в. считается, что имя Ярославны - Ефросинья. У Игоря Святославича было пятеро сыновей и дочь. Как уже отмечалось, три Игоревича погибли в начале XIII в., пытаясь завладеть Галичем. События этой драмы становятся не совсем ясными и объяснимыми, если принять точку зрения некоторых исследователей, полагающих, что Ярославна - вторая жена Игоря, а все дети князя - ее пасынки.

Образ тоскующей по мужу Ярославны - одно из ярчайших поэтических достижений безымянного создателя "Слова". Им, по сути, открывается череда многочисленных образов русских женщин в отечественной литературе и искусстве. В Ярославне воплотился внесословный идеал женщины Древней Руси. В отличие от княгини Ольги, мудрой и преданной памяти мужа мстительницы (такой она предстает перед читателем на страницах "Повести временных лет"), Ярославна - носительница лирического, женственного начала. Она воплощает в себе мир, любовь, семейные узы. Традиции средневекового искусства подразумевали особый религиозно-аскетический взгляд на женщину и ее судьбу. В "Слове" же, напротив, торжествует народное начало, восходящее к фольклору. Так, автор обратился к особому жанру - плачу (плач русских жен, плач Ярославны).

Плач русской княгини - весьма важный элемент поэтического строя памятника. Композиционно он предваряет рассказ о бегстве Игоря из половецкого плена. Ярославна, стенающая на высокой стене Путивля (город, которым владел ее сын Владимир, географически расположен ближе с половецкой степи), заклинает силы природы. В троекратном обращении к ветру ("О ветре, ветрило!"), Днепру ("О Днепре, Словутицю!") и солнцу ("Светлое и тресветлое слънце!") звучит и упрек ("Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?"), и призыв о помощи ("Взълелей, господине, мою ладу къ мне"). Природные стихии, словно бы отзываясь на мольбы Ярославны, начинают помогать Игорю, пережившему горечь поражения и раскаяние, в его стремлении вернуться на Русь. Всепобеждающая сила любви воплощена в плаче княгини, жалобы которой уподобляются крику кукушки, символизирующей тоскующую женщину. Печальный голос Ярославны летит над землей, он слышен на Дунае: "Полечу, - рече, - зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав въ Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле".

События Игорева похода описываются не только в "Слове", которое можно охарактеризовать как поэтический отклик на события 1185г. Гораздо более традиционный способ передачи драматических происшествий похода можно увидеть в древнерусских летописях. Повести на эту тему сохранились в составе Лаврентьевской (1377) и Ипатьевской (нач. XV в.) летописей. Эти большие своды донесли до нас повествования, созданные в XII в. в разных частях Руси. Поэтому летописные рассказы отличаются как по своей форме, так и по оценке случившегося. В Лаврентьевской летописи читается повесть северо-восточного происхождения. Ее создатель не очень заботился об изысканности формы своего произведения. Его, прежде всего, интересовали сами события, их последовательность. Кроме того, тут проявилось не сочувственное отношение к князьям из рода Ольговичей, а именно они оказались разбитыми в далеких половецких степях. Южнорусский летописец, рассказ которого донесла до нас Ипатьевская летопись, напротив, оставил весьма подробное, искусно построенное, а главное, исполненное сочувствия к Игорю и его сподвижникам произведение. Именно летописные повести, созданные в XII в., стали важнейшим подспорьем в изучении и комментировании текста "Слова".

"Слово" в силу своей уникальности занимает особое место в системе жанров литературы Древней Руси. Со всей наглядностью это можно заметить при сопоставлении с произведениями одной темы - летописными повестями, рассказывающими о походе Игоря. Вообще весьма сложно однозначно определить жанр широко известного произведения XII в. Уже в самом тексте можно встретить достаточно противоречивые определения - "слово", "песнь", "трудная повесть". "Словами" в Древней Руси называли ораторские произведения. В связи с этим немало внимания уделялось изучению именно ораторских приемов, соотношения "Слова" с произведениями риторов домонгольского периода. Особенно детально исследовал эту сторону "Слова о полку Игореве" И.П.Еремин, относивший его к памятникам политического красноречия. Большинство комментаторов переводят словосочетание "трудная повесть" как "воинская повесть" (иное, менее распространенное прочтение - "печальная повесть"). Одним из ведущих жанров исторической книжности в Древней Руси была именно воинская повесть. Ей свойственны свои приемы запечатления баталий и походов, и, прежде всего, - устойчивые формулы, традиционные словосочетания, при помощи которых средневековые авторы отражали суровую действительность частых вооруженных столкновений. Летописные повествования о походе Игоря - типичные воинские повести. Сложность заключена в том, что и в "Слове" можно встретить некоторые подобные топосы. Значит, при всей уникальности поэтического строя этого произведения нельзя всецело отвергать его связь с традиционным жанром воинской повести. Все сказанное объясняет, почему медиевисты, как правило, говорят о проблеме жанра "Слова".

Но ведь в "Слове" присутствует и еще один компонент, еще более осложняющий его жанровую природу. Это песня. Действительно, невозможно не заметить связи "Слова" с фольклором, эпической традицией. Да и как не учитывать значительный языческий элемент в произведении. Безымянный автор обращался к наследию легендарного певца Бояна ("Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити…"), вступал с ним в своеобразную полемику, использовал солнечную символику, олицетворял силы природы и прибегал к устно-поэтическим приемам и символам. Важную роль тут играют образы дождя, грома и молний. А ведь сравнительно недавно центральное место в пантеоне древних русичей - язычников занимал бог громовержец Перун. Трудным и однозначно не разрешенным вопросом является проблема ритмической организации произведения. Но ритм письменного текста также несет на себе следы влияния устной поэзии. Возможно, всем этим устно-поэтическим компонентом объясняется своеобразная архаичность "Слова" на фоне иных текстов Киевской Руси.

Кем же был создатель "Слова"? Этим вопросом задавались многие поколения ученых. Многократно на протяжении двух столетий предпринимались попытки установить имя гениального автора. Большинство подобных гипотез не выдерживает серьезной критики. Правда, гипотетические атрибуции подчас высвечивают новые стороны материала, на которые прежде не обращалось столь пристального внимания. Одну из наиболее аргументированных атрибуций предложил во второй пол. XX в. академик Б.А.Рыбаков. Историк считал, что автором "Слова" был боярин Петр Бориславич, имевший непосредственное отношение к южнорусскому летописанию XII в. В ряду иных гипотез эта - наиболее детально разработана в нескольких книгах и статьях .

Как бы там ни было, при всей неоднозначности характеристики возможного автора "Слова", допустимо говорить о том, что безымянный создатель произведения - современник описываемых событий. Он, помимо яркого поэтического дарования, имел обширные познания в междукняжеских отношениях, ценил героику и воинскую славу, хорошо разбирался в дружинном быте и нравах и, конечно, использовал в своем творчестве наследие эпических певцов прошлого.

Христианские мотивы занимают в "Слове" достаточно скромное место, поэтому трудно предположить, чтобы создателем произведения, несущего в себе двоеверческие черты, был человек духовного звания. Инок, безусловно, отказался бы от всего, что связано с языческим прошлым.

Одним из дополнительных подтверждений подлинной древности "Слова" стали исследования памятника на фоне мировой эпической традиции. Еще в XIX в. были отмечены черты типологического сходства "Слова" с произведениями средневекового эпоса разных народов. Прежде всего, текст "Слова" сопоставлялся с "Песней о Роланде", "Песней о Нибелунгах", "Песней о моем Сиде". К интересным наблюдениям пришли японские слависты, обнаружившие ряд параллелей древнерусской поэмы и средневекового японского "Сказания о доме Тайра". Элементы двоеверия, декларирование принципов дружинной (рыцарской) морали, внимание к астральным явлениям и символам, особая роль лирической темы и, конечно, образ родной земли - все это позволяет говорить об общности закономерностей литературного развития в период раннего Средневековья.

Важнейшие этапы в изучении "Слова о полку Игореве".

За два столетия, прошедшие со дня первой публикации памятника в 1800 г. , возникла и успешно развивается особая отрасль гуманитарного знания, связанная с изучением "Слова". Множество вопросов поставило это произведение перед медиевистами разных специальностей, заставив по-новому взглянуть на культуру Древней Руси. Среди тысяч работ, посвященных "Слову", немало ставших событием в истории отечественной науки. Далеко не все концепции выдержали проверку временем, некоторые идеи и теории стали за эти годы предметом острых дискуссий. Исчезновение самой рукописи, уникальность памятника становились уже с начала XIX в. причиной появления скептических настроений. Не раз на протяжении двух веков истории изучения "Слова" отдельные авторы подвергали сомнению древнюю подлинность этого произведения. В появлении скептических идей определенную роль сыграла и сама эпоха обретения памятника. Это время увлечения поэмами Оссиана, долгое время воспринимавшимися как запись подлинного древнешотландского эпического произведения. Переведенная на многие европейские языки (на русский язык в XVIII веке пер. поэт Е.И.Костров), эта литературная мистификация, принадлежавшая перу Джеймса Макферсона (1736-1796), покорила не только читателей, но и завладела умами литераторов, породила множество подражаний. Уже в начале XIX в. была научно обоснована искусственность этой стилизации. Эпоха романтизма с ее увлечением средневековой культурой, мотивами таинственности добавляла сомнений. Торжествовала так называемая "скептическая школа" и в отечественной исторической науке первой трети XIX в. Поэтому обоснование подлинности "Слова", обнаружение документальных, а подчас и косвенных свидетельств известности в Древней Руси его текста стало важным направлением в изучении памятника киево-черниговской книжности конца XII в.

Так, весьма важное открытие было сделано филологом и археографом К.Ф.Калайдовичем (1792-1832). В 1813 г. он обнаружил в рукописи Псковского Апостола 1307 г., переписанной в стенах Пантелеймонова монастыря г. Пскова книжником Домидом, приписку, характеризующую события начала XIV в.: "При сих князех сеяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша, в князех которы и веци скоротишася человеком". Исследователь указал на сходство этой фразы с характеристикой княжеских междоусобиц в "Слове": "Тогда при Ользе Гориславичи сеяшется и растяшет усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци человекомь скратишась". Эта приписка псковского монаха свидетельствует о его знакомстве с текстом "Слова".

В середине 30-х годов XIX в. профессор Киевского университета Св. Владимира М.А.Максимович прочитал курс лекций, посвященный "Слову". В лекциях, публиковавшихся "Журналом министерства народного просвещения", и ряде статей, выходивших в последующие годы, исследователь сопоставлял древний памятник с народной и, прежде всего, украинской поэзией. В "Слове" он в отличие от скептиков видел "первообраз самобытной русской эпической поэзии и в духе, и в формах". Труды Максимовича знали и высоко ценили А.С.Пушкин и Н.В.Гоголь.

Среди защитников подлинности "Слова" особое место принадлежит А.С.Пушкину. Поэт в 1836 г. написал статью "Песнь о полку Игореве" (при жизни автора не печаталась), где он, в частности, пишет: "Некоторые писатели усомнились в подлинности древнего памятника нашей поэзии и возбудили жаркие возражения". Поэт отстаивает подлинность "Слова", не находя возможных стилизаторов, подобных Макферсону, среди известных русских писателей XVIII в. ("Кто из наших писателей в XVIII в. мог иметь на то довольно таланта?") Пушкин, судя по этой статье, готовился к осуществлению перевода "Слова". Он дает трактовку некоторых слов и выражений, комментирует отдельные фрагменты поэмы. Критик и литератор С.П.Шевырев (1806-1864) вспоминал: "Слово" Пушкин помнил от начала до конца наизусть и готовил ему объяснение. Оно было любимым предметом его последних разговоров". Отстаивал древность "Слова" поэт и в открытой дискуссии. Еще осенью 1832 г. он посетил Московский университет, где вступил в полемику с главой "скептической школы" проф. М.Т.Каченовским (1775-1842), считавшим "Слово" позднейшей подделкой. (На протяжении нескольких последних лет жизни Каченовский был ректором Московского университета.) Воспоминания о споре Пушкина и Каченовского оставил писатель И.А.Гончаров (1812-1891), бывший в то время студентом.

Важной вехой явилась публикация в 1852 г. во "Временнике Общества истории и древностей российских" текста "Задонщины" - поэтической повести о победе на Куликовом поле русских войск под предводительством московского князя Дмитрия Ивановича над полчищами хана Мамая (1380). Введение в научный оборот этого произведения конца XIV - нач. XV вв., создававшегося с использованием образов и композиции "Слова", открыло новую страницу в истории изучения и комментирования памятника. Медиевисты получили возможность сопоставительного изучения этих произведений, а также свидетельство знакомства книжников Московской Руси с поэтическим откликом на события неудачного похода Игоря Святославича.

Через несколько лет историк и литературовед П.П.Пекарский (1827-1872) обнаружил среди рукописей императрицы Екатерины II писарскую копию "Слова", поднесенную ей А.И.Мусиным-Пушкиным. Долгое время копия считалась утерянной и не могла быть использована исследователями до 1864 г. После ее опубликования появился новый важный элемент в системе доказательств древности исчезнувшего в 1812 г. сборника. Пекарский первым стал сравнивать екатерининскую копию с изданием Мусина-Пушкина 1800 г.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: экзамены, структура реферата, отчет о прохождении практики.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки