Творчество Вячеслава Иванова

И.Машбиц-Веров

Наряду с Белым крупнейшим представителем теургического символизма является Вячеслав Иванов: поэт, драматург, переводчик, теоретик. Правда, многие современники как поэта Иванова не признавали. Основная причина такой оценки — непонятность его стихов, вызванная, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, Иванов шагу не ступает без обращения к античной мифологии, к образам и поучениям из индийской мудрости, Библии, мифологии Египта. Причем поэт обычно лишь пунктиром намечает свои историко-литературные реминисценции и субъективистски их истолковывает. Дриады, наяды, феникс, кибелы, хариты, Кронос, фимелы, менады, Магдалина, Лия, Рахиль, Эрос и даже Антэрос — постоянный реквизит поэзии Иванова. Недаром даже такой знаток античности, как Ин. Анненский, называл стихи Иванова «криптограммами» и советовал при их чтении обращаться к специальному словарю. Да и сам поэт прилагает к своим книгам объяснительные словарики.

Второе обстоятельство, затрудняющее понимание стихов Иванова, — пристрастие к старославянскому, отчасти к областному языку, собственное словотворчество в этом духе и сложный синтаксис: конь пенит кипь, купина зарниц, чарый хмель, утомные кущи, соприродный огнь, огнежалый перун, ключарица, водырь — вот образчики этого словаря. А расположение слов, подчиненное ритмическим задачам, нередко запутывает их взаимные отношения, «загадывая загадки, какое слово каким управляет» (Брюсов).

И все же крупнейшие знатоки стиха считали Вяч. Иванова «замечательным мастером», достигшим «вершин искусства». Критик А. Г. Горнфельд, отмечая названные недостатки Иванова, пишет и о его достоинствах, основываясь, в частности, на стихотворении «Макрокосм». В этом стихотворении, говорит он, «есть пафос отвлеченной мысли и красота возвышенного сопоставления... Оно ясно, серьезно, красиво и умно». Оно — «так просто и понятно, что хочется спросить поэта: почему вы не пишете так всегда? Что вы ищете в «удолиях» и «беловейных волжбах?».

Горнфельд верно определил сильные стороны Иванова: это поэзия ума, в которой основное — «пафос отвлеченной мысли и красота возвышенных сопоставлений». В чем же конкретно заключается «пафос» Вяч. Иванова?

Мы помним, что в «Заветах символизма» (1910) Вяч. Иванов призывал заблудших символистов вернуться к первоначальной «тезе» теургии. Утверждение этого мистического «Да» и было пафосом поэзии Иванова. Но, в отличие от А. Белого и особенно раннего Блока, Иванов воплощает теургическую «тезу» прежде всего в философски-отвлеченных образах.

Как поэт Иванов заявил о себе в 1903—1904 годах книгами «Кормчие звезды» и «Прозрачность». Кажется, ни один поэт не дебютировал столь объемистыми книгами.

Впрочем, это закономерно. Белый и Блок в те же годы выступили еще очень молодыми: 22—23 лет. Иванов же вошел в литературу в расцвете сил (37 лет), вполне сложившимся мыслителем, ученым, профессором, поэтом. Его книги содержат итоги труда за 14—15 лет. Не случайно поэтому он сразу занял место «мэтра», и его «среды» (1905—1907) стали литературным центром. А Белый писал по этому поводу: «Один из самых малопонятных писателей оказался... организатором литературной жизни Питера. К Вячеславу Иванову идут все — идут чуть ли не с улицы... Кабинетный затворник и отшельник накладывает эпитимьи, бичует, связывает души, отпускает и разрешает грехи».

Сущность поэзии Вяч. Иванова определил, со свойственной ему проницательностью, В. Брюсов. Ее «основной пафос, — писал он в рецензии на «Кормчие звезды»,— своеобразное сочетание античного мировоззрения с христианством. Жажда античной полноты жизни сочетается у него с христианским культом жертвы. И если, с одной стороны, Иванов призывает к «Тризне Диониса»:

Увейте гроздьем тирсы, чаши!

Властней богов, сильней судьбы,

Несите упоенья ваши.

Восстаньте — боги, не рабы!

Земных обетов и законов

Дерзните преступить порог! —

то, с другой стороны, он показывает, что именно ищет поэт в этом вакхическом исступлении:

И в муке нег, и в пире стонов

Воскреснет искупленный бог!.

В этих пределах заключена вся поэзия Вячеслава Иванова».

Брюсов, однако, не развивает своих мыслей о содержании поэзии Иванова. И мы понимаем, почему это так: теургия и «искания» мистиков всегда, по существу, были чужды ему. Брюсов поэтому оговаривается, что «как бы мы ни относились к мировоззрению поэта», перед нами мастер стиха; и он, критик, сосредоточивает затем свое внимание на «форме»: яркости образов, точности выбранных выражений и т. п.

Однако то, что Брюсов лишь бегло упоминает, — мировоззрение поэта; то, о чем и другие критики говорят лишь в общих чертах, нам необходимо раскрыть полнее. Важно проследить, в каких конкретных образах, темах, мотивах воплощается здесь теургия и куда это в конечном счете приводит. С этой точки зрения все произведения Иванова можно разделить на три группы.

Первая, основная группа, — философские стихи о космосе, о человечестве, об историческом движении народов и их современном состоянии. По философской своей сути — мир, в воплощении Иванова, освещается с позиций соловьевской теургии. Скоро придет религиозное возрождение человечества: таков основной тезис. В стихотворении «Лето Господне» это чаемое пришествие божественной «прозрачности» дано, пожалуй, с наибольшей отчетливостью:

Милые братья!..

При дверях

Лето господне

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: информационные рефераты, медицинские рефераты, решебник по алгебре класс.



1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки