Устремленность в будущее и прошлое

Аникин А.А.

Чеховское творчество передает столь дорогое для русской классики бытие времени в настоящем: слово живет одновременно с эпохой. И чеховский "Вишневый сад" стал гениальным символом переломного времени. Он венчает самый значительный этап в развитии русской классики – от Пушкина до разрушительной и одновременно революционной полосы начала ХХ столетия.

Но мы коснемся теперь и еще одной важной особенности жизни во времени, свойственной русской классике: обращение к прошлому и будущему.

Чеховские герои, рассуждающие о счастливых временах, - закономерное создание русской классики; они тоже рождены литературным опытом. Только этот опыт оставался чаще в стороне от основного русла русского слова. В нашей классике слово живет самим бытием, жизнь и слово – одно. Поэтому-то основная, даже подавляющая полоса художественной жизни так тесно связана с современностью. Но издавна в литературе были создания, навеянные мечтой, рисующие утопические картины некой небывалой страны или далекого будущего.

Ближайшие для классики утопии – это чаще всего сны, условные зарисовки, данные в виде сновидений. Сон вообще играет замечательную роль не только в нашей живой жизни, но и в искусстве. Вспомним живые или вещие сны Татьяны Лариной, Пьера Безухова, Родиона Раскольникова. И, конечно, печально знаменитые сны Веры Павловны, юной героини романа Н.Г.Чернышевского "Что делать?" (1863). Именно здесь будет обрисовано некое будущее время как некая эпоха, а не только связанное с судьбой героя отдельное событие или состояние.

Это нечастый, но запоминающийся мотив в русской литературе, и, обращаясь к картине будущего, да еще именно в виде сна, Чернышевский, очевидно, опирался на опыт еще А.П.Сумарокова с его коротким трактатом "Сон "Счастливое общество"" (1759), А.Н.Радищева с фрагментом-сновидением в главе "Спасская Полесть" "Путешествия из Петербурга в Москву" (1789). Да, и столетия не сокрушат истину радищевских прекрасных слов: "О природа, объяв человека в пелены скорби при рождении его, влача его по строгим хребтам боязни, скуки и печали чрез весь его век, дала ты ему в отраду сон".

Правда, у Радищева или Сумарокова сны раскрывают не будущее время, а только некое небывалое пространство, вымышленную страну. Чернышевский ближе к поэтике "Сна" декабриста А.Д.Улыбышева (1819), где говорится о воображаемом Петербурге – через 300 лет. Еще дальше пытался заглянуть в будущее В.Ф.Одоевский, так и не окончив свою утопию "4338 год", опубликованную только в советские 1920-е годы. Эту вещь Чернышевский едва ли знал.

Характерная особенность ранней русской утопии – ее наивность и уж подавно несбыточность. Сбывались разве что чисто материальные детали, вроде торжества электричества и алюминия, выращивания гибридов и даже искусственного белка. Но как не стали править на Земле поэты (мечта Одоевского), так и не стали жить люди с песнями и плясками в преизбытке счастья, что померещилось нервозной Вере Павловне.

"И снится Вере Павловне сон…", четвертый по счету.

Череда юных цариц проводит Верочку по счастливой земле – сначала это Россия. Вот бы куда заглянуть некрасовским мужикам, да едва ли бы они что поняли и почувствовали в этакой взвинченной, мятущейся жизни с порывистыми чувствами и мыслями, эстетикой легкого и свободного труда и пронизывающей эротикой. Не поняли бы этого счастья мужики…

"Неужели ж это мы? Неужели это наша земля?" - "Да, ты видишь невдалеке реку, - это Ока, эти люди мы, ведь с тобою я, русская!" Но во всех картинах сна нет никакого национального колорита, как, впрочем, нет и никакой отчетливой русской духовности. Все прекрасно и примитивно в этом призрачном царстве свободы, где главным стал комфорт проживания долгой и легкой жизни с сомнамбулическими песнями и плясками. Наука и техника обеспечили все телесные потребности людей, а духовность заменена в основном чувственными оргиями: "Только такие люди могут вполне веселиться и знать весь восторг наслаждения! Как они цветут здоровьем и силою, как стройны и грациозны они, как энергичны и выразительны их черты! Все они – счастливые красавцы и красавицы, ведущие вольную жизнь труда и наслаждения, – счастливцы, счастливцы!"

На фоне глубоких истин русского реализма это будущее выглядело бы просто глупо, если бы не спасительная художественная правда реализма: все-таки эти сны видит взбалмошная и простоватая Верочка, автор вроде и не требует признать такие картинки за перл творения, хотя преподносит их не без сочувствия и во многом видится его личное присутствие.

Фантазии явно не удаются русскому писателю, и, – заметим такую особенность удивительного романа "Что делать?" – небывалый сон вписан в очень плотное полотно жизни, что подчеркивается и четкой хронологией. Основное действие романа строго датировано, с первой строки: "Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции Московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге". И всюду художественный хронометр очень четко отслеживает судьбу героини, сначала вернувшись в 1852 год, а затем отсчитывая время в течение десятилетия, – так, как отсчитывает сама Вера Павловна дни накануне своего первого фальшивого замужества.

"Что делать?" – точная энциклопедия жизни русской разночинной интеллигенции 50-60-х годов, выписанная необычным слогом и – совершенно необходимая в истории русской классики.

В редких случая пафос революционера заставляет автора ускорить бег времени. Это и сон Веры, и концовка романа, где происходит "Перемена декораций": "Так что же это такое? Вы начинаете рассказывать о 1865 годе? – Так. – Да можно ли это, помилуйте! – Почему же нельзя, если я знаю?" – говорит автор и через три строки ставит дату окончания романа – "4 апреля 1863". Да еще однажды автор дает своим героям в 1857-м году почитать с чувством поэму Н.А.Некрасова "Коробейники", написанную в 1861-ом. И скорее всего это сознательный игровой ход в духе подтрунивания над проницательным читателем.

Как бы то ни было, заметим, что Чернышевский дал один из редчайших для русской классики примеров обращения в будущее. Пример неудачный ни в содержательном, ни в художественном отношении. И это свидетельство того, что почва русской классики – это реальность. Реальность в самом высоком звучании этого слова, реальность как высокая Истина, как Божеское, одухотворенное бытие, а не легкие игры воображения.

Куда более органичным был опыт обращения к прошедшему времени. Для классики XIX-го столетия это тоже достаточно редкий опыт, но он предвосхитил появление гениальных исторических романов века ХХ-го, когда русская литература после краткой катастрофы декаданса вернулась к национальной традиции, вернулась к высшему достижению русского художественного слова – к реализму.

Обращение к прошлому в русской классике есть не мистификация, как свойственно литературе наших дней, а проникновение в подлинное прошедшее бытие. Среди значительных произведений здесь надо назвать роман Л.Н.Толстого "Война и мир", "Капитанскую дочку" и "Бориса Годунова" А.С.Пушкина и "Тараса Бульбу" Н.В.Гоголя. Мы именно так расположили произведения, подчеркнув устремление ко все более далекому прошлому: писатель 19-го столетия создает полотно еще недавних событий начала века, обращается к пугачевскому восстанию 1773-1775 годов, царствование Бориса Федоровича Годунова 1598-1605 годов, картина Запорожской Сечи, которую сам автор датирует XV-м веком. Слово устремляется в глубь веков, к первоистокам русского уклада, причем здесь же надо отметить и труды историков, а прежде всего создание "Истории Государства Российского" Н.М.Карамзина (1815) – труд выдающегося поэта и прозаика, вдохновивший и Пушкина на путь исторических разысканий.

Итак, наиболее древняя эпоха – в повести Н.В.Гоголя (1842).

Когда же происходят события козацких битв?

Сам Гоголь уже в середине первой главы пишет о своем герое: "Это был один из тех характеров, которые могли только возникнуть в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников". Пусть так, но мы помним и самое начало повести, когда сыновья Тараса возвращаются после учебы в Киевской духовной академии: это уже точная деталь, и мы знаем, что академия возникла только в 1615-м году. Никак не согласуется с веком XV-м… В главе 12 названы Остраница и Гуня – герои уже примерно 1630-40-х годов. Сами изображенные события подчас прямо восходят к документам эпохи, но везде это именно середина семнадцатого столетия.

Сравним: "Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши. Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править. И ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Уже, говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украине, панове!" Так пишет Гоголь.

А вот документальный отрывок из сочинений историка С.М.Соловьева: "С этого времени всякую свободу у козаков отняли, тяжкие и необычные подати наложили, церкви и обряды церковные жидам запродали, детей козацких в котлах варили, женам груди деревом вытискивали". Это говорит летописец малороссийский; но вот что говорит польский: "В 1640 году, в месяце феврале, татары крымские всю страну около Переяславля, Корсуня и обширные имения князей Вишневецких вдоль и поперек опустошили, людей и скот забравши, и возвратились домой безо всякой погони, потому что козацкой стражи более не было. Такую выгоду получила республика от уничтожения козаков, а все оттого, что старосты и паны в Украйне хотели увеличить свои доходы, жидов всюду ввели, все в аренду отдали, даже церкви, ключи от которых у жидов были: кому нужно было жениться или дитя окрестить, должен был заплатить за это жиду-арендатору".

У Соловьева мы встретим и личность старого казака Тараса, сменившего на должности старшего, или гетмана, недавно убитых Дорошенко (1628) и Григория Черного (1630). Смерть Тараса будет тоже отчасти близка к гоголевскому изображению: "Исход этой войны в большей части известий, как малороссийских, так и польских, представляется загадочным: козаки берут верх над Конецпольским и, несмотря на то, выдают ему Тараса, которого поляки казнят в Варшаве".

Так или иначе, в повести нет никаких убедительных свидетельств упомянутого автором XV-го столетия. Конечно, все события пронизаны временем после так называемой Брестской унии 1596-го года, провозгласившей верховенство католической веры над русским православием, что и повлекло ряд кровавых событий, все же приведших к великой Переяславской Раде 1654 года – договору о вечном слиянии Великороссии с Украиной, то есть о восстановлении единства нации.

У Гоголя нет упоминаний о Раде или о гетмане Богдане Хмельницком, так что по всем реалиям события "Тараса Бульбы" должно отнести где-то к началу второй трети 17-го столетия.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат чрезвычайные ситуации, развитие ребенка реферат, биология 8 класс гдз.



1  2  3 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки