“Романс в прозе” Чехова

Наталья Иванова

г. Великий Новгород

Отношение Чехова к романсу в начале творческого пути было негативное, даже скорее ироничное, но постепенно оно меняется, потому что в романсе писатель открывает безграничные возможности выражения человеком своих чувств, переживаний и мыслей.

К середине 80-х годов романс в прозе Чехова выступает не только как элемент музыкального быта, как фон, на котором развиваются события, но и как средство раскрытия нравственно-психологического состояния героев. Обычно писатель использует в своих произведениях широко популярные романсы, чтобы читатель мог проецировать их содержание на дальнейшее развитие сюжета. В чеховском произведении может “прозвучать” только фраза, строка, куплет, но в сознании читателя возникает музыка, которая на слуху, и обязательно с последующими словами. Романс, “прозвучавший за кадром” художественного произведения, создаёт второй, лирический план повествования, своеобразный поэтический фон, на котором развиваются события эпического произведения. Романс начинает оказывать влияние на поэтику чеховского рассказа.

Только в конце рассказа “Шампанское (Рассказ проходимца)” (1887) “звучит” популярный романс “Чёрные очи” (слова Е.П.Гребёнки, музыка Г.Софусь), однако влияние его на поэтику рассказа оказывается столь сильным, что это по внешности святочное произведение можно назвать и своеобразным “романсом в прозе”.

Романсные интонации слышатся с самого начала повествования и задают особое лирическое настроение: “Весело мне жилось на полустанке или скучно, вы можете видеть из того, что на двадцать вёрст вокруг не было ни одного человеческого жилья, ни одной женщины а я в те поры был молод, крепок, горяч, взбалмошен, глуп...” Или: “Бывало, мелькнёт в окне вагона женская головка, а ты стоишь, как статуя, не дышишь и глядишь до тех пор, пока поезд не обратится в едва видимую точку”. Каждое предложение превращается у Чехова в отточенную музыкальную фразу. Повторами, присутствием ровных периодов во фразе (например: “Детей у меня не было, гостей, бывало, ко мне не заманишь, а сам я мог ездить в гости только к сослуживцам…”) писатель добивается ритмичности прозы, размеренности, музыкальности.

Романс опирается на слово, а музыка, сообщая ему эмоциональность, приподнятость, поднимает человека над обыденностью и уводит в свой гармоничный, прекрасный мир. В романсе происходит удивительное слияние слова, тяготеющего к музыке, и музыки, готовой стать словесным отражением определённой любовной ситуации. При кажущейся банальности романс не может обесцениться в эстетическом плане, потому что его содержание откликается на каждую человеческую судьбу. Слушатель в романсе находит отзвук собственных переживаний. И хотя любовная тема не заявлена Чеховым как единственная и главная в рассказе, но любовная история имеет огромное значение в судьбе героя, она является для него роковой, и романс “Чёрные очи” как раз об этом.

В прозе Чехова романс появляется везде, где есть любовная коллизия или намёк на неё, поскольку, как указывает М.Петровский, “у романса – нет “тем”, у него есть только одна тема: любовь. Всё остальное: жизнь и смерть, вечность и время, судьба и неверие, одиночество и разочарование – только в той мере, в какой они связаны с этой главной темой”.

Романсу чужды упрёки горькой судьбе, сетования на несчастливую любовь, ибо даже эта несчастливая любовь есть ценность в романсном мире. Читатель хорошо помнит заключительные строки романса:

Но не грустен я, не печален я,

Утешительна мне судьба моя:

Всё, что лучшего в жизни Бог дал нам,

В жертву отдал я огневым глазам!

Этим же настроением пронизаны и последние строки чеховского рассказа.

Герой не упрекает судьбу, не сетует на несчастливую любовь: “Помнится мне страшный, бешеный вихрь, который закружил меня, как пёрышко. Кружил он долго и забросил меня на эту тёмную улицу. Теперь скажите: что ещё недоброе может со мной случиться?”

Любовь в романсе безбытна, она выше быта, а если и обращается к нему, то выбирает “его прихорошенные участки в качестве фона, на манер театрального задника” (М.Петровский). Чехов и здесь в описании роковой встречи следует романсовой традиции: “Мой стол, серые стены, топорный диван... кажется, всё до малейшей пылинки помолодело и повеселело в присутствии этого существа, нового, молодого”.

В рассказе, так же как и в романсе: “Знать, увидел вас // Я не в добрый час...”, – любовь оказывается роковой силой, фатумом. В рассказе фатальность предопределена: разлитое шампанское – плохая примета – роковая встреча. Художественный мир чеховского произведения, несмотря на описываемые огромные пространства: степь, “холодная даль”, “на двадцать вёрст ни одного человеческого жилья” – мал. В нём, как и в романсе, только “он” и “она”. Их встреча – событие огромное и бесконечно важное для героев, оно фатально.

В романсе всегда только “один очерченный момент в отношениях “его” с “нею””. И эту специфику жанра Чехов соблюдает точно. Он описывает только роковую встречу: “За столом сидела маленькая женщина с большими чёрными глазами”. Всё последующее повествование о стремительно развивающихся событиях присутствует в “поглощённом виде: динамика отношений становится характеристикой статического “сейчас””: “Не помню, что было потом. Кому угодно знать, как начинается любовь, тот пусть читает романы и длинные повести Всё полетело к чёрту верхним концом вниз. Помнится мне страшный, бешеный вихрь Из степного полустанка он забросил меня на эту тёмную улицу”.

Романс накладывает отпечаток на слова, монолог, чувства рассказчика. Его речи свойственна, как и романсу, аффектация, страдания тоже словно заимствованы из романса: “Я в те поры был молод, крепок, горяч, взбалмошен и глуп”, далее он отмечает “унылую грусть”, “прескучнейшую жизнь”, говорит: “Молодость моя погибла ни за грош”, “нет у меня ни приюта, ни близких, ни друзей, ни любимого дела. Ни на что я не способен Кроме неудач и бед, ничего другого не знал я в жизни”. Даже отношения с женщиной он строит по “романсной” логике. Жена любила его “безумно, рабски”, а он откровенно дважды заявляет: “От своей совести нельзя прятаться: я не люблю жены!” и: “Я терплю её, но не люблю Любви не было и нет”. Читатель словно подготавливается рассказчиком к тому, что должна появиться она, между ними должна вспыхнуть любовь.

Рефреном (как и в некоторых романсах) проходит через весь рассказ риторический вопрос героя: “Что же недоброе может случиться с нами?”, “Что же ещё недоброе может случиться?”, “Что может случиться?”, “Что же может случиться недоброе?”, “Теперь скажите: что ещё недоброе может со мной случиться?” Каждый раз вопрос-рефрен наполняется новым смысловым оттенком, он не только “делит” текст произведения на смысловые единицы, но, словно романс, заканчивается этим вопросом-рефреном.

Душа рассказчика, наполненная усталостью, тоской, уходит в страдание, в “красивое страдание” – в романс, призванный “украсить” боль, вызвать сочувствие, сострадание у слушателя.

Главному герою не хватает сил противостоять “роковым обстоятельствам”, он пытается оправдать себя: “...опьянел я и от вина, и от присутствия женщины”. Не случайно он апеллирует к популярному романсу:

“Вы помните романс?

Очи чёрные, очи страстные,

Очи жгучие и прекрасные,

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинение на тему онегин, доклад на тему, мировая экономика.



1  2  3 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки