Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

И днесь учитесь, о цари:

Ни наказанья, ни награды,

Ни кров темниц, ни алтари

Не верные для вас ограды.

Склонитесь первые главой

Под сень надежную Закона,

И станут вечной стражей трона

Народов вольность и покой». (9)

5. В двадцатые годы Пушкин сближается с декабристами. Дружба поэта с людьми, для которых революционные, антимонархические настроения были средоточием идеалов и генератором идей, - специальная тема русской национальной культуры. Прикасаясь к этой теме, сразу вспоминаешь:

«Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья!

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!»

Или пушкинское послание «В Сибирь»… Однако, исследователи уже отмечали не раз, что «говоря о Пушкине и декабристах … невольно склоняешься к мысли, что Пушкин тяготел к декабристам как человек. Поэзия же его, с безбрежностью ее тем и подходов к ним, не складывалась в одно целое с декабристскими убеждениями. И хотя она сделалась знаменем декабризма, все же нельзя закрывать глаза на то, что декабристов она славила больше как людей, исполненных безмерной отваги в борьбе за правое дело, оставляя в тени их программные установки. Но вместе с тем Пушкина беспокоили и средства, которыми они пользовались, о чем говорит… стихотворение «Дочери
Карагеоргия», относящееся к 1820 году, когда обстановка была еще не совсем такая, которая могла бы внушить Пушкину разочарование в революционной инертности народных масс. Впрочем, узел этой темы – стихотворение о сеятеле, 1823 года.

Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя,
Но потерял напрасно время,
Благие мысли и труды…

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

В лучшем случае стихотворение это принято считать разочарованием в революционных порывах народов, а в худшем – вообще в самих свободолюбивых идеях». (10)
Лирика – это первоначальное, инстинктивное отношение поэта к предмету речи.
За лирикой следует поставить драматургию, как более сознательное творение.
А после следует твердая и уверенная проза. В 20-е годы Пушкин начал интересоваться людьми, творившими историю русского государства. Прежде всего, – событиями XVII века, когда Россией правил Борис Годунов, когда на исторической сцене разыгралась страшная драма Лжедмитрия. Так на свет появилась пушкинская трагедия «Борис Годунов». Пушкин снова затрагивает в ней проблему взаимоотношений властителя и народа, который привык к тому, чтобы им кто-нибудь управлял и властвовал.
Вот, что пишет о «Борисе Годунове» Б.Бурсов: «изначальная проблема трагедии
– узурпаторство власти. Основной герой – преступник, проложивший себе путь к царскому престолу путем убийства законного наследника престола.
… путаясь и лукавя в своих исповедях, герои «Бориса Годунова» набредают на одну величайшую и неопровержимую истину: тот из властителей, кто не проник в тайну народной психологии, заранее обречен на бесплодие, а скорее, на гибель в попытке стать подлинным историческим деятелем.
В «Борисе Годунове» изображается не столько борьба за власть, сколько дискуссия о природе власти, о том, какие способы стоит применять для овладения властью, к каким пагубным, в сущности, трагическим последствиям приводит достижение этой цели, если эта цель превращается в самоцель.
Выясняется, что в такой власти – причина гибели ее. Значит, и тех, кто ее олицетворял».(11)

1.6. В своих исторических произведениях Пушкин стремится постичь природу человека. «Согласно художественному видению Пушкиным человека, в человеке неизменны его человеческие качества, - они не меняются, а только видоизменяются» (Б.Бурсов). Следовательно, интереснее наблюдать за тем, что происходит с ним в ходе истории. В Пушкине в большей степени преобладал
Поэт, нежели Историк. Он сказал: «История народа принадлежит Поэту». Для историка главной темой являются события, для поэта – люди, творящие эти события.
Теперь становится понятно, почему Пушкина тянуло к народно-героическому эпосу: ведь народ для него – подлинная субстанция истории. Однако для него сущность человеческой природы заключалась не в народной массе, а в отдельной человеческой личности, которую выдвигал народ из ряда собственных представителей, будь то царь (как было с Михаилом Романовым) или разбойник, нарекаемый царем же. Личность – постоянно находящаяся в движении часть, не отделимая ни от народа, ни от власти. Можно предположить, что в мировоззрении Пушкина именно масштабная, сильная Личность является тем огненным, сплавляющим началом, что, находясь «на вершине пирамиды», сплавляет в единое целое Власть и Общество, образуя тем самым Державу, воплощенный в строгих формах Дух Нации.
Таким образом, мы предполагаем, что:
В основу образной системы романа «Капитанская дочка» положена антитеза
«Власть - Бунт», воплощенная в конфликтах идей и характеров.
Эпицентром конфликта и движущей силой сюжета повести является личность
«самозванца», исследованию которой Пушкин посвятил свои исторические произведения.

II. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

«Власть» и «бунт» в «Истории Пугачева» и «Капитанской дочке».

2.1. История замысла и воплощения «Капитанской дочки».
Ценность «исторических» штудий Пушкина в русской литературе поистине фундаментальна. В произведениях, посвященных ключевым, переломным моментам развития русской государственности, он воссоздал самые значительные его эпизоды от глубокой древности до 1812 года. К замыслу «Капитанской дочки»
Пушкин подходил постепенно, шаг за шагом, обрабатывая и обдумывая доступную ему информацию. Доступ к информации стал более свободным в связи с работой над историей пугачевского бунта, благодаря прямому покровительству императора, а значит, возможности прикоснуться к архивам, до той поры – секретным.
«Капитанская дочка» повествует о драматических событиях 70-х годов 18 века, когда недовольство крестьян и жителей окраин России вылилось в войну под предводительством Емельяна Пугачева.
«Русская история 18 века виделась ему (Пушкину – С.С.) как взаимосвязанная, взаимообусловленная цепь политических событий, социальных столкновений, начатых в эпоху Петра и продолженных во время царствования его преемников, вплоть до Екатерины II, до грозных потрясений, испытанных самодержавно- крепостническим государством в пугачевскую эпоху» (12).
К 1833 году Пушкин проделал огромную работу. Он изучил сотни печатных и рукописных источников, добыл мало кому известные документы эпохи Петра.
Одновременно задумывается художественное произведение, в центр которого он ставит судьбу офицера-дворянина, оказавшегося в водовороте бурных событий пугачевской эпохи и примкнувшего к пугачевцам.
Из документов, попавших в руки Пушкина благодаря царю, он узнает о неком
Михаиле Шванвиче, дворянине, который присоединился к бунтовщикам.
Неординарная судьба этого человека увлекла Пушкина. Он набрасывает план произведения об этом дворянине. Произведение, которое впоследствии станет романом «Капитанская дочка», вместе с образом главного героя все отчетливей вырисовывается перед автором и драматическая фигура Пугачева.
«Процесс создания «Капитанской дочки», - пишет И.Н. Петрунина, - поразительный пример взаимодействия образно-художественной и исследовательской мысли. Развитие художественного замысла привело на определенном этапе к историческим изучениям, из которых возникла «История
Пугачева». Работа историка откорректировала работу художника и дала ей новое начало».(13)
К началу 1833 года возникла необходимость уточнить значение фактов и обстоятельств гражданской войны той эпохи, побывать в тех местах, где бушевала пугачевщина.

2. Преломление темы «оборотня-самозванца»: интерпретация «Капитанской дочки» критиками ХХ века.
Выдающийся русский философ, писатель и литературовед В. Шкловский заметил в одной из своих работ: «Характеристики героев создаются не сами по себе, а под влиянием цельности отдельных кусков композиции, и, в конце концов, подчиняются всей композиции. Иногда характеристики героев внутри произведения бывают даже противоречивы, потому что в разные моменты композиции нужны разные черты героя, их характеристика.
Пушкин при помощи анализа архивных и обнародованных документов, расспросов, случайных сведений построил правильную картину восстания и смог, применяя все способы художественного выражения создать дать точную характеристику Пугачева и его сподвижников…
Мы не можем до конца проследить путь художника по созданию произведения искусства. Перед нами как предмет анализа находится само художественное произведение. Мы можем и должны знать действительность, которую отобразил художник в целом, но не должны стараться разбивать ее на отдельные моменты, которые геометрически точно повторяются в художественном». (14)
«Капитанская дочка» прямо связана с работой Пушкина над «Историей
Пугачева». Художественное произведение развивается рядом с научно- исследовательским произведением. Пушкин – художник является в «Капитанской дочке» как «переводчик» жизненного материала с его фактографией и исторической закономерностью на язык художественного. Это по-своему подчеркивает Абрам Терц в «Прогулках с Пушкиным»:
«… ураган навел автора на благую мысль о буране, из которого очень скоро вылупился Пугачев в «Капитанской дочке»… С другой стороны, снежная буря в степи явилась достойной прелюдией и символом революции, подхваченной нашими классиками, что тоже плотно ложится на пугачевский бунт». (15)
Кто же такой Пугачев в художественном мире Пушкина? Как он соотносится с
Пугачевым историческим?
Мы видели, как интересовала Пушкина тема самозванца. И хотя он признавал лишь власть, данную от Бога, все же он благоговел перед людьми, осмелившимися бросить вызов истинному правителю. Пугачев был фигурой таинственной, и Пушкин бесконечно стремился постичь природу и личность этого человека. Она, эта природа, теснейшим образом связана в романе со стихией. Пугачев появляется внезапно из «мутного кружения метели», в предварение мужицкого бунта… Он – оборотень и – как оборотень – не поддается четкой фиксации. Точнее сказать, в нем совмещаются несколько зрительных образов, создавая перед глазами притягательную загадку. Фигура материализуется из ночного сумрака и снежного вихря, и образ Пугачева, знаменуя дальнейшие метаморфозы в романе, с самого начала вращается: «Вдруг я увидел что-то черное», «Что там чернеется?»; «… Воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что-то шевелится. Должно быть, или волк, или человек».
Развивая эту линию интерпретации образа Пугачева, Абрам Терц пишет: «Цепь переворотов и насильственных смертей плелась возле трона. А вы еще спрашиваете: отчего произошла революция в России? Не сочувствуя революции,
Пушкин влекся к Пугачеву. Уж больно интересной и поучительной казалась ему история, что сама ложилась под ноги и становилась художеством. От «Истории пугачевского бунта», удостоверенной всеми, какими ни есть, документами, отделилась ни на что не похожая, своенравная «Капитанская дочка»… Автор потер глаза. Выполнив долг историка, он словно забыл о нем и наново, будто впервые видит, вгляделся в Пугачева. И не узнал. Злодей продолжал свирепствовать, но возбуждал симпатию. Чудо, преподанное языком черни, пленяло. Автор замер перед странной игрой действительности в искусство.
Волшебная дудочка, как выяснилось, пылилась у него под носом. Смысл и стимул творчества ему открылись. Он встретил Оборотня».(16).
Уже в ответе на критику «Истории Пугачевского бунта» (1836) Пушкин отмечает пошлые, по его выражению, назидательные сентенции, которыми его оппонент бесстрашно награждал Пугачева, и приводит разящий пример подобной нравоучительной пошлости: «Если верить философам, что человек состоит из двух стихий, добра и зла: то Емелька Пугачев, бесспорно, принадлежал к редким явлениям, к извергам, вне закона природы рожденным; ибо в естестве его не было ни малейшей искры добра, того благого начала, то духовной части, которые разумное творение от бессмысленного живого отличают. История сего злодея может изумить порочного и вселить отвращение даже в самых разбойниках и убийцах. Она вместе с тем доказывает, как низко может падать человек и какою адскою злобою может быть переполнено его сердце»(17)
Нет, Пушкин не имел охоты мазать Пугачева дегтем: тот и так был черен. А по мере обдумывания и продвижения романа разбойник ему явно все больше нравился. Впрочем, и раньше поэту не давала жить слишком тугая мораль, и он уверял, смеясь, что «можно описывать разбойников и убийц», даже не имея целию объяснить, сколь непохвально это ремесло». «Поэзия – вымысел, - говорит Пушкин, - и ничего общего с прозаической истиной жизни не имеет»
(18). В этом смысле «Капитанская дочка», будучи прозой, принадлежит, безусловно, поэзии, и отсюда ее пути далеко расходятся с «прозаической истиной жизни», воссозданной им в «Истории Пугачева», пускай и то, и другое
– одна чистая правда.
Б. Бурсов пишет: «Капитанская дочка» в художественном построении явно ориентирована на русский фольклор – на легенды и сказки». (19)
Сам образ Пугачева воссоздан приемами и красками, характерными для легенд и сказок:
«Между ними на белом коне ехал человек в красном кафтане с обнаженной саблею в руке: это был сам Пугачев»
Попав в лагерь Пугачева, Гринев чувствует, как все, что случается с ним, похоже на сказку:
« Я не мог не подивиться странному стечению обстоятельств»
« Я думал также о том человеке, в чьих руках находилась моя судьба, и который по странному стечению обстоятельств был связан со мной».
Нагнетанием такого рода картин, характеристик душевных состояний, оговорок и поговорок Пушкин отнюдь не уходит в сторону от углубления в исторический процесс, - он только видит его в свете народных преданий, тем самым, выставляя народ, по его собственному представлению, в качестве одной из главных сил, управляющих всем происходящим на свете.
Итак, выросший из смутной, природной стихии, темной, пугающей и не подвластной разуму ( вспомним стихотворение «Бесы» - Пугачев выходит из этого состояния мира «невидимкою луна… мутно небо… ночь мутна…), и одновременно выдвинутый народом из собственной стихии – столь же мутной, темной и необходимой, Пугачев оборачивается и так, и сяк – вождь бунта и одновременно его жертва, самозванец и титан, благодетельствуемый и благодетель, спаситель и злодей.
Пушкин увидел это! Он показал не только безжалостного тирана, но и чувствующего человека. Поэтому к Пугачеву «Капитанской дочки» мы проявляем чувство сострадания, в то время как к Пугачеву историческому – лишь вполне понятную неприязнь. Гринев при первой встрече описывает его так: «Лицо его не изъявляло ничего свирепого». Наряду с отрицательными характеристиками самозванца Пушкин представляет нам и обратное, таким образом, вводя нас в замешательство. Нам представляется, что наряду со всеми ужасами, которые он сотворил, ему были свойственны простота душевная, веселость и великодушие.
«Не такой еще я кровопийца» – говорит он.

Пугачев является здесь в трагическом ореоле. Он не был причиной восстания.
Бунт давно тлел в народе, а Пугачев был лишь орудием, толкнувшим людей на бунт. «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием. Никогда успехи его не были ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такою силою.
Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции.
Довольно было появления двух или трех злодеев, чтобы взбунтовались целые области. Составлялись отдельные шайки грабителей и бунтовщиков; и каждая имела у себя своего Пугачева…». Таким образом, получалось, что Пугачев представлял лишь символ восстания, но не его суть. Бибиков писал фон Визину следующие замечательные строки: «Пугачев не что иное, как чучело, которым играют воры, яицкие казаки: не Пугачев важен, важно общее негодование».
Для Пушкина была важна личность, занятая не только заботой о собственном
«самоосуществлении», но и всеми человеческими делами как общими с его делом. Пушкинский Пугачев – в отличие от Гришки Отрепьева – п р и н я л на себя грех беспощадного народного бунта ( так впоследствии лейтенант Шмидт примет командование мятежным крейсером, заранее зная, что восстание обречено, и его поступок , особенно в глазах офицерского сообщества, не только бессмыслен, но и бесчестен!).
На допросе, как следует из документов, он произносит такую возмутительную фразу: «Богу было угодно наказать Россию через мое окаянство». Но считал ли
Пугачев себя действительно Божьим посланником? Замечательно, что после пленения он спокойно признается в том, что он не государь Петр III, а всего лишь Емельян Иванов Пугачев. Речь его, обращенная к народу, указывает на глубокий внутренний разлад самозванца с теми силами, которые в действительности, двигали бунтом: « Вы погубили меня; вы несколько дней кряду меня упрашивали принять на себя имя покойного великого государя; я долго отрицался, а когда согласился, то все, что ни делал, было с вашей воли и согласия: вы же часто поступали без ведома моего и часто вопреки моей воле».
2.3. «Законная власть» в образной системе «Капитанской дочки».

«Изобличая» неправедность самозванца, Пушкин, тем не менее, не противопоставляет ей «разумную» власть монарха. Екатерина Вторая дана в
«Капитанской дочке» слишком традиционно, «культурно» – она словно
«срисована» с известных описаний. Шкловский даже пишет по этому поводу:
«Он дает Екатерину по портрету Боровиковского. Портрет относится к 1791 году… На портрете Екатерина изображена в утреннем летнем платье, в ночном чепце; около ее ног – собака; за Екатериной – деревья и памятник Румянцеву.
Лицо императрицы полно и румяно» (20). Практически такие же характеристики дает Пушкин Екатерине в «Капитанской дочке». Говорит ли это о том, что
Пушкин не хотел изобразить точный портрет императрицы, показать свое отношение к ее личности? Может быть, он считал ее такой же самозванкой, как и Пугачев? Ведь и Екатерина узурпировала власть, так сказать, террористическим путем, значит, «контрмера» – бунт – была неминуема?
Преступление влечет за собой преступление, безбожная власть «заряжена» бунтом изначально (вспомним оду «Вольность»!).
В пятой главе «Капитанской дочке» дается характеристика семьи Гриневых.
Шкловский предполагает, что «… эта семья опального дворянина, не принявшего участия в возведении Екатерины Второй на престол. Таким образом, получается, что Петр Гринев, в некотором роде, свободен от преданности
Екатерине, но, даже не смотря на дружественные отношения с Пугачевым,
Гринев всегда помнит о своем долге офицера государства Российского.
Бунт поддерживал весь «черный» народ, некоторые низшие чины. Но дворянство не склонилось на сторону бунтовщиков. Офицеры были преданы императрице и не присягали самозванцу. Когда Пугачев берет Белогорскую крепость, он спрашивает коменданта: «Как ты смел, противиться мне, своему государю?».
Комендант, изнемогая от раны, собрал последние силы и отвечал твердым голосом: «Ты мне не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!».
Выходит, что в «КД» представлена борьба двух «самозванцев» – Пугачева и
Екатерины!
Читатель волен, догадаться, что имеет в виду Пушкин, предъявляя читателю
«официальную версию» законной правительницы. Образ Екатерины в «КД» – это именно «парсуна», портрет кисти придворного живописца. Не потому ли он
«пародирован» с такой узнаваемой, обезоруживающей точностью? Пугачева на власть «помазал» доведенный до крайности народ. Екатерину – обманутое, замороченное условностями дворянство. Там – голод, здесь – честь.
Одно другого стоит.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: шпаргалки по философии, договор дипломная работа, налоги и налогообложение.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки