Тайна Шекспира

Категория реферата: Рефераты по зарубежной литературе
Теги реферата: рефераты на украинском языке, реферат анализ
Добавил(а) на сайт: Измайлов.

В те времена было принято: когда умирает поэт, может, даже не очень известный, коллеги писали на его смерть элегии, издавали памятные сборники.
На смерть Джонсона - целая книга элегий. Умер Бомонт - торжественные похороны, элегии. Умирает Дрейтон (кто у нас знает Майкла Дрейтона?) - студенты образовывают целую процессию по улицам города (кстати, Дрейтон был незнатного происхождения и беден)... Целые сборники оплакивали кончину
Сидни, Спенсера... А здесь - ни слова, ни звука.

Илья Гилилов не только приводит аргументы «против», но предлагает свое решение загадки, над которой так долго ломали головы и копья признанные шекспироведы всего мира. По его мнению это был грандиозный по исполнению замысел. Версия гласит: молодой остроумный граф Рэтленд, из скромности подписывавший свои произведения вымышленным именем Shake-Speare
(потрясающий копьем), был приятно удивлен, обнаружив в театральной труппе, ставившей его трагедию, практичного малого с фамилией Shakspere, всего лишь двумя буквами отличающейся от знаменитого псевдонима. Вполне вероятным видится автору, что Шакспер из Стратфорда за обещанное неплохое вознаграждение охотно включился в игру. Умение держать язык за зубами и неграмотность последнего, считает он, обеспечили успех совместному предприятию. А настоящий автор получил желанный покой и отдохновение от мирской славы.

На чьей стороне правда?

Очевидно, что шекспировский вопрос возник из-за невиданного в мировой культуре противоречия между тем, что известно об авторе из его произведений, и теми бесспорными фактами, которые говорят о жизни и делах
Уильяма Шекспира (Шакспера) из Стратфорда.

При этом не следует, конечно, игнорировать белые пятна в шекспировской биографии и утверждать, что они не порождают вопросов и сомнений. Но ответы на многие из них могут быть чрезвычайно простыми, лежащими на поверхности, и не требуют создания некоего "другого" Шекспира, который скрывался под маской Шакспера. По совету средневекового английского философа Уильяма Оккама - "Не следует без нужды плодить новые сущности".
Прислушаемся же теперь к аргументам других историков и шекспироведов.

Так ли ничтожен Уильям Шакспер?

Среди немногих достоверно известных фактов биографии Уильяма Шакспера есть один, достойный осмысления, но мимо него с легкостью проходят те, кто уверен в ничтожестве его личности. Это внезапная ломка судьбы тридцатилетнего человека, который вырос в провинциальном городе, был выгодно женат на женщине значительно старше его, нарожавшей ему детей, а затем вдруг покинул этот привычный мир и уехал в Лондон, став комедиантом.
Он присоединился к людям, считавшимся бродягами, не имевшими даже постоянных помещений, где они могли бы заниматься своим ремеслом (первый театр в Лондоне строился уже после того, как Шакспер сделался актером).
Блага, гарантированные прежним социальным статусом, он променял на непостоянство Фортуны, вовсе не благоволившей к бродягам-лицедеям, которых постоянно изгонял из деловой части Лондона лорд-мэр.

И в этой новой для себя среде он преуспел. Играя на, сцене, перелицовывая старые пьесы и творя собственные (?), он сумел выделиться на фоне остальных актеров-профессионалов, стать пайщиком труппы, сколотить достаточное состояние, чтобы к концу жизни купить себе дворянское звание.
Мы ничего не знаем о его реальной жизни в Лондоне, но сама среда, в которой он вращался, хорошо известна: это был мир актеров и их аристократических покровителей, королевский двор, где они нередко ставили спектакли и могли лицезреть королеву, дома знати, куда писателей приглашали, чтобы заказать им сценарий для живых картин или любительских пьес-масок. Здесь ценилась незаурядность, и Шекспир из Стратфорда не затерялся в вихре столичной жизни. Он каким-то образом был замечен графом Саутгемптоном и, возможно, представлен им молодым, блестящим аристократам графам Эссексу и Рэтленду.
Именно Шакспер, а никто другой, заинтересовал последнего (даже если предположить, что Рэтленд выбрал его лишь для участия в своей грандиозной литературной мистификации). Уже одно это не позволяет говорить о его заурядности.

Другой поворотный момент в судьбе Шекспира также не получает никакого истолкования - столь же внезапный разрыв с театральным миром и возвращение в Стратфорд. Даже если предположить, что он не был творцом гениальных пьес, неясно, почему преуспевающий делец, каким он видится нестратфордианцам, не остался в столице, где так успешно вел дела? Что заставило его вернуться?
Чувство долга перед семьей, которая была чужда ему и покинута на многие годы? Болезнь, усталость от жизни? Философическое умонастроение на закате жизни и сознательное направление ее в новое русло? Мы не знаем ответов, но это не значит, что можно игнорировать вопросы и с легкостью отказывать человеку в глубине душевных переживаний только на том основании, что мы о них мало знаем.

Гений и крохоборство - "две вещи несовместные"?

Сомнения относительно личности Шекспира зародились в XIX веке, на закате аристократической эпохи истинных джентльменов. В основе их, помимо естественного обывательского изумления перед необыкновенной одаренностью драматурга, его работоспособностью и плодовитостью, лежал, несомненно, и интеллектуальный снобизм: неготовность признать, что божественным даром мог оказаться наделен человек невысокого социального статуса и совершенно заурядной биографии. "Комплекс Сальери" свойствен тем, кто, как в XVI, так и в XX веке, не в силах допустить, что актеришка из провинциального
Стратфорда мог затмить "университетские умы" и столичных драматургов.

Ту же психологическую природу имеют и многие претензии, предъявляемые к Шаксперу: его герои благородны и исполнены прекрасных порывов, а их создатель оказался человеком, наделенным практической сметкой,
"крохобором", который не чуждался ссудить деньги под процент и (о, ужас!) вести тяжбы с должниками. Действительно, неблагородно. Но столь естественно для одиночки, борющегося за выживание в столице и пробивающего себе совершенно новый путь.

Деловые качества сами по себе не могут служить основанием для обвинения в душевной ограниченности. Невольно в связи с этим на ум приходят полные грустной иронии строки другого гения: "Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать".

Когда речь заходит о завещании Шакспера, нестратфордианцев вновь задевает приземленность, сугубо деловой стиль, в котором тот распределяет между родственниками свой скарб. Но ведь, кажется, в этом и заключается смысл завещания? Или гению следует непременно писать его стихами? По справедливому замечанию И. Гилилова, известны духовные завещания, написанные в ином, возвышенном ключе, однако, как правило, они составлялись задолго до смерти и являлись плодом литературного творчества - "искусства умирать". Завещание же Шакспера, по-видимому, составлялось в момент серьезной болезни, поэтому и написано рукой клерка, и едва ли в этой ситуации в нем могли появиться философско-поэтическис пассажи. Другая интригующая нестратфордианцев деталь - отсутствие среди упомянутого имущества книг и рукописей. Отметим, однако, что они не значатся только среди материальных ценностей, передаваемых родственникам, как известно, людям мало или вовсе неграмотным. Что толку было бы им в его книгах и бумагах? Быть может, он продал их, покидая Лондон, или отдал друзьям, мы этого никогда не узнаем, как и того, что стало с рукописями пьес и стихов.
Разрыв с прежней жизнью и сценой мог ознаменоваться душевным кризисом и даже их уничтожением. Все его пьесы были сыграны, сказки рассказаны, духи отпущены в родные стихии. Дальнейшее - молчанье...

Закат мастера или мистификатора?

Доживать последние годы своей жизни Шекспир-Шакспер вернулся в сонный
Стратфорд, который не всколыхнулся при появлении известного драматурга (и этот факт на всякий случай многозначительно подчеркивают нестратфордианцы: мол, встречали великого поэта не по чину, и это неспроста). Приходится констатировать, что именно к Шекспиру, которого в Лондоне считали популярным, в провинции отнеслись с полным равнодушием.

И это кажется вполне естественным, если задуматься о понятии
"великий", которым мы так привычно оперируем. Таковым сделало для нас
Шекспира столетия, в течение которых его пьесы подвергались новым и новым интерпретациям, писались критические статья и создавались учебники. Теперь же мы невольно переносим современные представления о широкой известности литератора, "властителя дум", на совершенно иную эпоху, когда подлинный масштаб этой личности еще не был и не мог быть вполне осознан. В XVI веке его популярность ограничивалась достаточно узким кругом высокообразованной аристократии.

Успех же шекспировских пьес отнюдь не означал, что имя их автора хорошо известно хотя бы лондонской публике. Простонародье, заполнявшее партер "Глобуса", не интересовал драматург его в первую очередь привлекали занимательный сюжет, страсти и проливаемая на сцене кровь. Должны ли мы удивляться вялой реакции стратфордцев, узнавших, что в город вернулся блудный сын, поставивший где-то в столице десяток пьес? Ремесло актера или драматурга, считавшееся низким, никак не могло прибавить в их глазах авторитета человеку, который был сыном добропорядочного горожанина, но потом подался в комедианты.

Шекспир занемог и вскоре перешел в мир иной, не будучи горько оплакан ни в Стратфорде (что совершенно естественно), ни в Лондоне.

И. Гилилов полагает, что молчание столичных собратьев по перу говорит только об одном: Шаксперу не писали траурных элегий, поскольку знали, что он не был Шекспиром.

А ведь далеко не все современники были готовы признать величие, а тем более гениальность того, кого слишком близко знали, соперничали, а многие, активно недолюбливали этого "выскочку-актера", ослепленные собственными амбициями.

К тому же есть еще один нюанс, который очевиден для историка: сложность социальных взаимоотношений. Занятие интеллектуальным трудом, творческий гений лишь на первый взгляд уравнивал людей разных сословий, и в XVI веке современники никогда не утратили бы чувства дистанции между джентльменом-поэтом, предававшимся этому занятию на досуге, и поэтом, выбившимся в джентльмены благодаря своему ремеслу. Первых было принято прославлять, вторых в лучшем случае хвалить в своем кругу. Не следует также забывать и об иерархии "высоких" и "низких" жанров в самой литературе той поры: поэтическая лирика или роман считались престижными формами, в то время как театральная драма оставалась "золушкой". Не случайно Шекспир, кем бы он ни был, издавал при жизни только свои поэмы и сонеты и никогда - пьесы; этого не делали и другие драматурги. Бен Джонсон первым рискнул напечатать собрание своих пьес и подвергся за это граду насмешек. Приход в литературу с подмостков не был престижным.

В перечне имен поэтов, увенчанных посмертными лаврами содержится и ответ, почему среди них нет Шекспира. Его там и не могло быть. Это были поэты-аристократы, на равных говорившие с государями. Будь Шекспир трижды гениален, он никогда не смог бы удостоиться таких почестей из-за социальных предпочтений общества.

Наверняка даже у самого заурядного поэта, если он обладал титулом и влиятельной родней, было больше шансов вызвать у собратьев поток слезливых и надуманных комплиментов, чем у безродного гения. Шекспир же, покинув столицу и возвратившись в Стратфорд, вообще перестал быть интересен даже тем, кто знал его близко, ведь он - уже не соперник другим драматургам, его пьесы постепенно сходят со сцены, а тексты пьес не напечатаны.

Стоит ли ждать бурной реакции на его смерть в столице, если само известие о ней могло достичь Лондона спустя много месяцев? Ведь мы имеем дело с эпохой, еще не знавшей средств массовой информации, и вполне уместно задаться вопросом: а как и когда стало известно о кончине Шекспира его друзьям и коллегам? Мысль о том, что кто-то из его невежественных родственников специально предпримет поездку в столицу, разыщет знакомых покойного с единственной целью сообщить им об этом, кажется нереальной.
Откуда же взяться немедленному и слаженному хору плакальщиков?

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки