Будущая жизнь и небытие (сочинения Аллана Кардека)
Категория реферата: Рефераты по философии
Теги реферата: культурология как наука, реферат вещество
Добавил(а) на сайт: Primakov.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 | Следующая страница реферата
* "Евангелие в объяснении Спиритизма". Глава III.
ПРЕДДВЕРИЕ РАЯ
8. Церковь допускает, правда, известные исключения в некоторых особенных случаях. Дети, умершие в раннем возрасте, не сделавшие ничего дурного, не могут быть обречены на вечные мучения; с другой стороны, не сделав также и добра, они не имеют права на высшее блаженство, тогда, говорит церковь, они находятся в преддверии Рая, в положении среднем, которое никогда не было точно определено и в котором, не подвергаясь страданию, они все-таки не пользуются и полным блаженством, а так как участь их решена окончательно, то они навеки лишены этого блаженства. Это лишение, совершенно не зависевшее от их воли, равняется вечному и незаслуженному наказанию. То же самое и по отношению к диким народам: они не получили благодати святого крещения и света религии; они грешат по неведению и, предаваясь своим природным инстинктам, не могут быть ни правы, ни виноваты. Простая логика, во имя правосудия Божия, отвергает подобную доктрину. Правосудие и справедливость Божий заключаются в словах Христа: "Каждому по делам его"; но тут надо понимать: добрые или злые дела, совершаемые свободно и сознательно, и есть те дела, за которые только и можно нести ответственность; а не такие, какие совершаются детьми или дикарями.
ИЗОБРАЖЕНИЕ ЯЗЫЧЕСКОГО АДА
9. Мы знакомы с языческим адом только по описанию поэтов: Гомер и Виргилий
оставили нам подробное поэтическое изложение этих верований; но
стихотворные формы имеют свои требования и с ними следует считаться в их
описаниях. Фенелон в своем "Телемаке", исходя из тех же источников, отличается более определенной и простой прозаической формой. Описывая
мрачный вид этих мест, он старается определить род страданий, которым
подвергаются виновные; в особенности же он останавливается на участи злых
правителей, имея в виду своего царственного воспитанника. Как ни популярно
это произведение, но, вероятно, не многие помнят его хорошо или достаточно
вникают в него, чтобы сравнивать его с другими; а потому мы считаем
полезным воспроизвести те его части, которые имеют наибольшее отношение к
предмету, нами трактуемому, т. е. индивидуальной ответственности или личной
наказуемости.
10. "Войдя, Телемак услышал вопли не могущей утешиться тени. "В чем ваше
несчастье? — спросил он. — Кто вы были на земле?" "Я был, — отвечала ему
тень, — Навохарзан, великий царь Вавилонский; все народы Востока трепетали
при одном моем имени; я приказал поклоняться себе в мраморном храме, под
видом золотой статуи, перед которой день и ночь сожигали фимиамы и курились
драгоценные благовония Эфиопии; никто никогда не смел мне противоречить из
страха немедленного наказания; ежедневно придумывали мне новые
удовольствия, чтобы украсить мою жизнь. Я был молод и здоров; увы! сколько
бы еще благополучия и радостей я мог испытать на престоле. Но женщина, которую я любил, заставила меня почувствовать, что я не бог; она не любила
меня и я был отравлен ею. И вот я ничто. Вчера торжественно положили мои
останки в золотую урну; плакали, рыдали, рвали на себе волосы, делали вид, что хотят броситься в огонь, чтобы сгореть вместе с моим телом; и еще будут
рыдать у подножия моей великолепной гробницы; но никто обо мне не жалеет;
память моя ненавистна даже в моей семье, а здесь я уже переношу самые
ужасные оскорбления". Телемак, тронутый этим заявлением, говорит ему: "Были
ли вы действительно счастливы во время вашего царствования? Чувствовали ли
вы тот мирный, безмятежный покой, без которого сердце иссыхает, хотя бы
среди наслаждений?" "Нет, — ответил Вавилонянин, — я даже не понимаю, о чем
вы говорите. Мудрецы, правда, хвалят этот покой как единственное
блаженство; но я его никогда не испытывал; сердце мое вечно волновалось
новыми желаниями, опасениями и надеждами. Я старался забыться, разжигая
свои страсти и поддерживая их опьянение, чтобы оно не прекращалось:
малейший просвет рассудка был бы для меня слишком тяжел и горек. Вот мир и
покой, которым я пользовался; всякий иной представляется мне басней или
сном; вот те радости, о которых я сожалею!" Отвечая так. Вавилонянин
плакал, как трус, изнеженный излишеством и не привыкший переносить
продолжительное несчастье. Около него находилось несколько рабов, которых
умертвили в его честь на его похоронах; Меркурий передал их всех вместе
Харону и дал полную власть рабам над своим царем, которому они служили на
земле. Эти тени рабов не боялись больше тени Навохарзана; они держали его в
оковах и заставляли переносить тяжкие оскорбления. Одна из теней говорила
ему: "Разве мы не были такими же людьми, как и ты? Как же ты мог думать, что ты бог? Не следовало ли тебе вспоминать, что ты также принадлежишь к
роду человеческому?" Другая тень, чтобы оскорбить его, говорила: "Ты был
прав, не желая, чтобы тебя считали за человека, так как ты урод, не имеющий
ничего человеческого. Где же теперь твои льстецы? Тебе нечего больше
давать, несчастный; ты не можешь больше делать зла; ты стал рабом своих
рабов; боги медлят с правосудием; но наконец произносят свой приговор".
Слыша такие жестокие слова, Навохарзан бросился лицом на землю и рвал
волосы в припадке злобы и отчаяния. Но Харон приказал рабам: "Тяните его за
цепь, поднимите его силою, он не должен иметь возможности и утешения
прятать свой позор, нужно, чтобы все тени Стикса были свидетелями его
наказания и видели бы справедливость богов, терпевших так долго этого
нечестивца царем на земле".
Телемак вскоре заметил на небольшом расстоянии мрачный Тартар; из него
поднимался черный и густой дым, удушливый запах которого был бы смертелен, если бы распространился в жилищах живых. Дым этот покрывал море огня и
исходил из пламени, шум которого напоминал рев потоков, низвергающихся с
высоких скал в пропасть, и от этого шума невозможно было что-либо ясно
слышать в этих печальных местах. Телемак, тайно поддерживаемый Минервой, безбоязненно входит в эту пропасть. Вначале он замечает множество людей, принадлежавших на земле к низшим сословиям и наказанных за то, что обманом, изменой и жестокостью старались приобрести богатство. Он также заметил
много нечестивых ханжей и лицемеров, выказывавших свою приверженность
религии и под ее прикрытием удовлетворявших свое властолюбие, пользуясь
доверчивостью людей. Люди эти употребляли во зло даже добродетель и были
наказаны, как самые последние злодеи. Дети, убившие родителей, жены, обагрившие руки в крови своих мужей, изменники, продавшие свою родину и
нарушившие все клятвы, переносили менее жестокие наказания, чем эти
вероломные лицемеры. Так постановили трое судей ада и вот почему: эти
лицемеры не довольствуются быть только злыми, как все остальные нечестивцы;
но они хотят еще прослыть добрыми и поэтому своими лживыми добродетелями
вводят в обман людей, которые потом уже не доверяют истинной добродетели. И
потому боги, над которыми они издевались, употребляют все свое могущество и
власть, чтобы отомстить за свое оскорбление.
Затем следовали люди, которых на земле почти не считают преступными, но
месть богов их преследует немилосердно; это были неблагодарные, лгуны, льстецы, восхвалявшие порок, хитрые хулители, желавшие запятнать даже
чистую добродетель и, наконец, те, которые смело брались судить о вещах, им
не известных, и тем вредили невинным.
Телемак, увидя трех судей, судивших человека, осмелился спросить у них, в
чем его прегрешения. Тотчас осужденный заговорил сам и стал уверять, что он
никогда не делал зла, а, напротив, находил удовольствие в добре: "Я был
щедр, справедлив и сострадателен, в чем же меня обвиняют?" Тогда Минос
сказал ему: "Тебя не обвиняют в преступлении против людей, но ты так же
должен был относиться к богам; о какой же справедливости говоришь ты? Ты, правда, ни в чем не виновен перед людьми, которые сами по себе ничто; ты
был по отношению к ним добродетелен; но добродетель эту ты приписывал
самому себе, а не милости богов, которые тебе ее дали; ты сам хотел
пользоваться плодами своей добродетели и замкнуться в самом себе; ты сам
себе поклонялся и сделал себя своим божеством. Но боги, сотворившие все для
самих себя, не могут отказаться от своих прав; ты их забыл, они забудут
тебя и передадут тебя самому себе, так как ты этого хотел. Ищи же теперь, если можешь, утешения в своем собственном сердце. Ты навсегда разлучен с
людьми, которым ты так хотел нравиться; теперь ты один на один с собою, со
своим кумиром; познай, что нет настоящей добродетели без поклонения и любви
к богам, которым мы всем обязаны. Твоя ложная добродетель, которая так
долго ослепляла легковерных людей, должна быть развенчана и уничтожена.
Люди судят как о пороках, так и о добродетелях только по тому, насколько
это их касается, но к добру и злу они слепы. Здесь же божественный свет
освещает все поверхностные суждения и очень часто осуждает то, чем люди
восхищаются, и наоборот".
Слыша эти слова, ученый, будто пораженный громом, не мог сдержать своего
отчаяния. Снисходительность, с которой он прежде смотрел на себя, на свои
великодушные наклонности, на свое мужество и умеренность, превратилась в
отчаяние. Вид собственного сердца, врага богов, сделался для него мучением;
он смотрит на себя и не может отрешиться от этого зрелища; он видит
суетность людского суждения, суждения тех, кому всю жизнь так желал
нравиться. Происходит полный переворот всех его понятий, как будто все пред
ним рушится: он не узнает сам себя, не находит опоры в собственном сердце;
его совесть, такая спокойная прежде, теперь выступает против него и горько
упрекает его в заблуждениях и преувеличении своих добродетелей, не имевших
основанием и целью поклонение божеству. Он смущен, уничтожен, полон стыда, раскаяния и отчаяния. Фурии не терзают его, потому что с него довольно
того, что он предоставлен самому себе и что его собственное сердце мстит
ему за оскорбление богов. Он ищет самых уединенных и темных мест, чтобы
скрыться от других мертвецов, не находя возможности скрыться от самого
себя. Он ищет мрака и не находит; докучливый свет преследует его повсюду;
везде пронизывающие лучи правды мстят ему за забвение истины! Все, что он
любил, становится ему ненавистным, как источник муки, которая не может
никогда прекратиться. Он восклицает: "О, безумец! Я никого не знал, ни
людей, ни богов, ни самого себя; нет, я ничего не знал, потому что никогда
не любил единственного и действительного блага; каждый шаг мой был
заблуждением, моя мудрость — было безумие; моя добродетель — была гордость, нечестивая и слепая: я сам себе был кумиром!"
Наконец, Телемак увидел царей, осужденных за злоупотребление своею властью.
Фурия-мстительница с одной стороны подставила им зеркало, в котором
отражалось все безобразие их пороков; в нем они видели и не могли
оторваться от зрелища своего грубого тщеславия, жаждавшего самых нелепых
похвал; их равнодушие перед добродетелью; их жестокость к людям, которым
они должны бы были благодетельствовать; их боязнь услышать истину; их
пристрастие к людям подлым и льстивым; их нерадение; их слабость; их
леность; их неуместное недоверие; их расточительность и чрезмерная роскошь, основанная на народном разорении и нищете; их гордость и желание
приобрести, хотя бы ценою крови своих подданных, немного тщетной славы;
наконец, жестокость, с которой они каждый день искали новых наслаждений, не
стесняясь слез и отчаяния стольких несчастных. Они беспрестанно видели себя
в этом зеркале и находили себя более ужасными и более чудовищными, нежели
Химера, покоренная Беллорофонтом, хуже, чем Гидра, убитая Геркулесом, хуже
даже Цербера, изрыгавшего из своих трех отверстых пастей черную ядовитую
кровь, которая могла бы заразить всех смертных, живущих на земле. В то же
время вторая Фурия с другой стороны повторяла им с оскорблениями все те
похвалы, которые им расточали льстецы в продолжение их жизни, и подставляла
им другое зеркало, где они отражались в том виде, как изображала их лесть.
Противоположность этих двух изображений была мукой для их тщеславия.
Заметно было, что самым злым из этих царей расточались самые усиленные
похвалы в продолжение их жизни, так как злых боятся более, чем добрых, и
они бесстыдно требуют самых подлых похвал н лести от поэтов и ораторов
своего времени. Слышны их стоны в глубоком мраке, где они ничего больше не
видят и ничего не слышат, кроме оскорблений и насмешек. Их все отталкивают
от себя, все им противоречат, все их стыдят, тогда, как на земле они
забавлялись жизнью людей и полагали, что все существует для их услуг. В
Тартаре они предоставлены в распоряжение своих рабов, которые, в свою
очередь, заставляют их служить себе и жестоко с ними обходятся; и они
служат с горечью, и нет им надежды когда-либо смягчить свою участь; под
ударами своих рабов, сделавшихся их безжалостными палачами, они походят на
наковальни под ударами молотов Циклопов, когда Вулкан заставляет их
работать в горячем горниле Этны.
Там Телемак увидел бледные, ужасные, отвратительные лица. Черная печаль
гложет этих преступников: они противны сами себе и не могут избавиться от
этого отвращения, как от своей природы; им не нужно другого наказания за их
грехи, как эти самые грехи; они их постоянно видят во всем их безобразии, они их преследуют и постоянно представляются им как ужасные призраки. Чтобы
избавиться от этих призраков, они ищут более полной смерти, чем та, которая
уже отделила их от тела. В своем отчаянии они призывают на помощь смерть, которая могла бы уничтожить в них чувство, всякое сознание; они молят
пропасти поглотить их, чтобы избавиться от мстительных лучей правды, которая их преследует. Правда, которую они боялись слышать раньше, составляет теперь их мучение; они видят ее постоянно, и вид ее их
пронизывает, их разрывает; а она, как молния, ничего не разрушая снаружи, проникает в самую глубину их существа.
Среди тех ужасов, от которых у Телемака волосы подымались на голове, он
увидел нескольких лидийских царей, наказанных за то, что они предпочитали
сладость изнеженной жизни труду для блага народа, что должно быть
неразлучно с царской властью. Цари эти упрекали и обвиняли один другого в
слепоте. Один, отец" говорил другому, который был его сыном: "Не говорил ли
я тебе во время моей старости и перед смертью, чтобы ты исправил зло, которое я совершил по нерадению?" — "Ах, несчастный отец, — отвечал сын, —
ты-то меня и погубил! Твой пример заставил меня предаться гордости, роскоши, сладострастию и жестокости к людям! Видя тебя царствующим и
живущим в такой изнеженной обстановке, окруженным подлыми льстецами, я
привык любить лесть и удовольствия. Я предполагал, что все люди, должны
быть в таких же отношениях к царям, как лошади и другие животные в
отношении к человеку; т. е., что их ценят настолько, насколько они приносят
пользы. Я так думал, и твой пример ввел меня в это заблуждение, а теперь я
страдаю потому, что подражал тебе". К этим упрекам они присоединили ужасные
проклятия и в ярости были готовы разорвать друг друга.
Вокруг этих царей носились, как совы ночью, тяжелые подозрения, тщетные
тревоги, недоверие народа, который мстит королям за их жестокость, за
ненасытное корыстолюбие и ложную славу, всегда тираническую и трусливую
изнеженность, которая удваивает все страдания. Многие из этих царей были
строго наказаны не столько за зло, которое они сделали, сколько за добро, которое должны бы были сделать, но не сделали. Все преступления, происшедшие от небрежного исполнения законов, были приписаны царям, которые, царствуя, должны наблюдать за исполнением законов. Им вменяли
также в вину все беспорядки, порождаемые роскошью и расточительностью, раздражающими людей и приводящими их к незаконному желанию захватить чужую
собственность.
В особенности же сурово обходились с теми царями, которые вместо того, чтобы быть добрыми пастырями своего народа, походили на волков, опустошающих стадо. Но что еще более удивило Телемака — это вид царей, считавшихся на земле довольно добрыми и все-таки приговоренных к мучениям
Тартара за то, что допустили управлять собою людям злым и коварным. Они
были наказаны теми мучениями, каким, в силу своей власти, допускали
подвергать людей. Они не были ни злы, ни добры, и слабость их доходила до
того, что они боялись услышать правду; они не любили истину и добродетель.
КАРТИНА ХРИСТИАНСКОГО АДА
11. Мнение богословов об аде излагается в следующих изречениях*, которые
почерпнуты из сочинений и житий святых отцов церкви и служат выражением
ортодоксальной религии, постоянно повторяясь с церковных кафедр, как
католических, так и евангелических исповеданий.
________
* Это извлечение взято из сочинения, озаглавленного "Ад", Августа Калле.
12. Демоны — это Духи; а осужденные, находящиеся в настоящее время в аду, могут также считаться Духами, потому что только душа их спускается туда;
кости же их, превратившиеся в пыль, постоянно перерождаются то в растения, то в плоды, в минералы, в жидкости и, таким образом, проходят без их ведома
различные стадии превращения материи. Но осужденные, как и святые, должны в
последний день воскреснуть и воплотиться в то материальное тело, которое
они имели, живя на земле. Различие между ними будет состоять в том, что
избранные воскреснут и воплотятся в сияющие и чистые тела, а осужденные — в
тела, оскверненные и обезображенные грехом. Таким образом, в аду будут не
одни только Духи, но и люди, подобные нам. Следовательно, ад есть место, физически определенное, материальное, и будет заселен земными существами, имеющими плоть и кровь, кости, руки, ноги и т. д. и нервы, способные
испытывать страдание.
Где же местонахождение ада? Некоторые ученые поместили его внутри земли;
другие же — на каких-то планетах; но ни один собор не решил этого вопроса.
На этот счет остались одни предположения. Единственно, что утверждают, это, что где бы ад ни находился, он есть область, составленная из материальных
элементов, но лишенная солнца, луны и звезд; самое печальное, самое
бесприютное место, в котором нет ни крупицы, ни намека на добро, хуже самых
ужасных мест того мира, в котором мы грешим.
Осторожные богословы не решаются описывать этот ад и все ужасы его, как
египтяне, индусы или греки. Они ограничиваются только указанием на то, что
говорится в святом писании, как-то: на реки огня, на серное озеро
Апокалипсиса и на червей пророка Исайи, на червей, вечно копающихся в
падали, на демонов, мучающих людей, которых они же погубили, и на людей, плачущих и скрежещущих зубами, как говорит Евангелие.
Св. Августин не допускает, чтобы эти физические страдания были только
символами мук моральных. Он видит настоящую горящую серную реку, настоящих
червей и змей, жалящих тела осужденных. Он утверждает, на основании одного
стиха Евангелия св. Марка, что этот удивительный огонь, хотя совершенно
материальный и подобный земному огню, действует на тела, как соль, т. е.
сохраняет их; что эти осужденные, вечно мучающиеся, но вечно живые жертвы
будут вечно чувствовать этот огонь, но не сгорать; он будет проникать под
кожу до мозга костей, до зрачков глаз, до самых сокровенных фибр их
существа... Если бы они могли опуститься в кратер вулкана, то он показался
бы им местом отрады и покоя.
Так с полной уверенностью говорят самые скромные, самые умеренные
богословы; они не отрицают, впрочем, что в аду есть и другие телесные муки;
но только прибавляют, что не имеют достаточных знаний на этот счет; знаний
столь определенных, как вышеуказанные описания огненных мук или терзаний
посредством червей и змей. Но есть более смелые богословы, которые
описывают ад подробнее, разнообразнее и полнее, и, хотя никто не знает, где
находится этот ад, но есть святые, которые его видели. Они не спускались
туда, как Орфей с лирой в руках или как Улисс с мечом, но переносились туда
в виде духа, как, например, святая Тереза.
Судя по рассказам этой святой, нужно предполагать, что в аду есть города;
она видела там ряд улиц, длинных и узких, как в древних городах. Когда она
туда вошла, она должна была ступить на ужасно изрытую и вонючую дорогу, где
пресмыкались отвратительные гады; но вдруг ей преградила путь стена, в
которой находилось углубление или ниша, куда она и спряталась, сама не
понимая каким образом. Это, по ее словам, место, предназначенное ей, если
бы она злоупотребила теми милостями, которые Бог посылал ей в ее келью в
Авиле. Она каким-то чудесным способом проникла в эту нишу; но в ней нельзя
было повернуться, ни стать, ни сесть, ни лечь, ни, еще меньше, выйти из
нее; эта стена обхватила ее каменными объятиями и сжимала, как живая. Ей
казалось, что ее душат, раздирают ее живую на клочки, что ее жгут, одним
словом, она испытала ужасы всевозможных мук. На помощь не было надежды, все
вокруг было покрыто мраком и вместе с тем из этого мрака ясно выступала
улица, по которой она шла, со всем ее отвратительным населением; вид для
нее столь же невыносимый, как и самая темнота*.
________
* Это видение носит определенный характер кошмара.
Это был только маленький уголок ада. Другие духовные путешественники видели
в аду большие города в огне. Например Вавилон, Ниневию, даже Рим; все их
дворцы и храмы, объятые огнем, и жителей в цепях, торговцев за прилавками;
священников вместе с придворными в праздничных залах, вопиющих на своих
креслах, с которых они уже не могли сойти, и подносящих к своим воспаленным
губам чаши, из которых вылетало пламя; слуг, коленопреклоненных в кипящих
клоаках, и князей, бросающих им золото, льющееся расплавленною лавою.
Другие видели в аду бесконечные поля, возделываемые голодными крестьянами;
на этих бесплодных полях ничего не вырастало, и крестьяне пожирали друг
друга: но столь же многочисленные, как и прежде, столь же голодные и худые, они расходились в пространство, тщетно отыскивая более счастливые места, и
тотчас же заменялись другими, такими же голодными и страждущими. Иные
видели в аду горы, изрезанные пропастями, стонущие леса, колодцы без воды, источники, наполняемые слезами, реки крови, снежные вихри в ледяных
пустынях, лодки, наполненные охваченными отчаянием людьми, несущиеся по
безбрежному морю, одним словом, видели все то, что изображали и язычники:
это было плачевное отражение земли с непомерно увеличенными несчастьями, увековеченными естественными страданиями и даже тюрьмами, виселицами и
орудиями пытки, приготовленными нашими собственными руками. Находились там
и демоны, которые, чтобы лучше мучить людей, сами облекались в тела. Они
имели крылья летучих мышей, рога, когти, чешую черепахи и острые зубы; нам
показывают их вооруженными мечами, вилами, щипцами, пилами, тисками, мехами, дубинами, и они в продолжение целых веков, не переставая, возятся с
человеческим телом, как повара или мясники. То они, превращенные в львов
или огромных змей, тащат свои жертвы в уединенные пещеры; то превращаются в
воронов, чтобы выклевать глаза у виновных, то в летучих драконов, уносящих
грешников на своих спинах, кричащих, вопиющих, окровавленных, чтобы потом
низвергнуть их в серные горящие озера. Вот тучи саранчи, гигантских
скорпионов, вид которых ужасен, запах вызывает тошноту, легчайшее
прикосновение производит судороги; вот страшные чудовища с раскрытой
пастью, потрясающие гривами, раздробляющие своими челюстями осужденных, а
потом извергающие их целыми, потому что они бессмертны.
Эти демоны своими формами напоминают богов Тартара и идолов, которых
изображали финикийцы, моавитяне и другие язычники, живущие в соседстве с
Иудеей. Эти демоны действуют не случайно; каждый имеет свое назначение и
свое дело; зло, которое они творят в аду, находится в соотношении со злом, которое они внушали людям на земле*.
______
* Странное наказание, состоящее в том, чтобы делать то же зло, но в большем
размере, чем то, какое они делали на земле. Было бы разумнее заставить их
самих терпеть это зло, чем позволять им делать его другим.
Осужденные испытывают наказание всеми своими чувствами и всеми органами, потому что согрешали всеми чувствами и всеми органами; так, обжоры будут
наказываться демоном обжорства, лентяи — демоном лености, прелюбодеи —
демоном блуда и т. д. столькими способами, сколько есть способов грешить.
Они, сгорая, будут чувствовать холод, замерзая — изнемогать от жара; будут
в одно и то же время жаждать отдыха и желать движения; вечно чувствовать
голод и жажду; испытывать усталость большую, чем раб к концу дня; болеть
мучительнее умирающих; будут изломаны, избиты, покрыты ранами, как истинные
мученики, — и это не кончится никогда.
Никогда ни один демон не откажется исполнять свою ужасную миссию; они все в
этом отношении хорошо дисциплинированы и верно исполняют долг мести, принятый ими на себя; иначе что бы сталось с адом? Наказуемые отдыхали бы, пока их палачи ссорились бы между собою или сами отдыхали. Но нет отдыха
одним, нет ссор между другими; как бы злы ни были и какое бы их ни было
количество, они отлично понимают друг друга и действуют вполне согласно.
Никогда не бывало на земле нации, более покорной своим властелинам, армии, более послушной своему начальнику, монастырской общины, более смиренной
перед своим настоятелем*.
_______
* Эти самые демоны, не покоряющиеся воле Божией, кротки и примерно
послушны, когда нужно творить зло. Ни один из них не отступает и не медлят
в течение вечности. Какое странное превращение совершилось с теми, кто был
создан чистым и совершенным, как ангелы. Не странно ли видеть, что они
подают пример полного единодушия и гармонии, тогда как люди не умеют жить в
мире на земле и раздирают друг друга? Видя такую роскошь возмездия для
отверженных и сравнивая их положение с положением демонов, невольно
спросишь: кто более достоин сожаления, палачи или жертвы?
Мало известны низшие разряды, так сказать, плебеи, демонов, из которых
составлены легионы вампиров, жаб, скорпионов, воронов, гидр, саламандр и
других безымянных гадов, из которых состоит фауна адских областей. Но
известны имена нескольких князей, повелевающих этими легионами, среди них:
Бельфагор — демон сладострастия; Аббадон, или Аполлион, — демон убийства;
Вельзевул — демон нечистых желаний и покровитель мух, порождающих тление;
Мамон — демон скупости; Молох, Белиал, Ваалгад, Астарод и множество других
и над ними — их всеобщий глава, мрачный архангел, который на небесах носил
имя Люцифера, а в аду — Сатаны.
Вот вкратце описание ада, рассматриваемого с точки зрения физической
природы и физических мучений, испытываемых там осужденными. Откройте
писания отцов церкви и древних ученых; справьтесь с нашими благочестивыми
легендами; посмотрите на статуи и картины наших церквей; прислушайтесь к
тому, что говорится с кафедр, — и вы узнаете еще больше.
13. Автор сопровождает эти картины следующими размышлениями, важность
которых всякому понятна:
Воскресение тела — есть чудо; но Бог совершает двойное чудо, давая этому
мертвому телу, уже изношенному преходящими испытаниями жизни, возможность
без разрушения противостоять огню в горниле, где расплавились бы даже
металлы. Если бы сказали, что душа есть свой собственный палач, что Бог не
преследует ее, а только покидает ее в несчастном положении, которое она
сама себе избрала, это можно бы еще понять (хотя покинуть навек заблудшее и
страдающее существо кажется несовместимым с благостью Создателя); но то, что говорится о душе и муках духовных, никак не может относиться к телу и
телесным мукам. Чтобы продолжить до бесконечности эти телесные муки, недостаточно, чтобы Бог отвел руку Свою; нужно, наоборот, чтобы Он наложил
ее, чтобы Он действовал, без чего тело не устоит и распадется. Богословы
предполагают, что Бог и совершит после воскресения это второе чудо, о
котором мы говорили. Он извлечет из могил наши бренные тела такими, какими
они были туда положены с их прирожденными недостатками и повреждениями
старости, болезни и порока, и Он отдаст их нам в этом состоянии, дряхлыми, больными, полными надежд, покрытыми всеми язвами, причиненными жизнью и
смертью, и это— первое чудо; затем этим жалким телам, готовым рассыпаться в
прах, Он придаст свойства, которых они никогда не имели и это — второе
чудо. Он даст им бессмертие, тот самый дар, который Он в гневе своем
(вернее, в милости) отнял у Адама при выходе его из Эдема. Когда Адам был
бессмертен, он был неуязвим, а когда он перестал быть неуязвимым, он стал
смертен.
Итак, это воскресение наших слабостей с прибавлением еще новых, бесконечно
более ужасных.
Как будто Бог передумал и, чтобы прибавить к душевным мукам муки телесные, которые могли бы длиться вечно, Он вдруг изменяет законы, Им Самим
определенные от начала веков, воскрешает больные и истлевшие тела и
соединяет их разрозненные элементы, сами собой готовые распасться. Против
всех законов природы Он поддерживает вечную жизнь в этом живом разложении и
бросает его в огонь, не для того, чтобы очистить, но чтобы сохранить его
таким, как оно есть; и такую-то плоть, подверженную болезням, страдающую, горящую, ужасную. Он делает бессмертной!
Богу недостаточно было после смерти предоставить души их собственной
совести, раскаянию и тоске с сознанием потерянного счастия. По учению
теологов, Бог будет разыскивать их в этой вечной ночи, на дне мрачной
бездны не для того, чтобы утешить и успокоить их, но чтобы одеть в
отрицательные, зараженные тела, которые никогда не уничтожатся; и тогда
только покинуть их навсегда. Но... Он даже и не покинет их, так как ад так
же, как небо и земля, существует, благодаря постоянному воздействию Его
воли. И как только Он лишит его своей поддержки, ад неминуемо исчезнет. И
так Его рука будет бесконечно находиться на осужденных, чтобы помешать
прекращению огня и растлению их тел, желая, чтобы эти несчастные
бессмертные продолжительностью своих мук способствовали назиданию
избранных.
14. Мы не без основания сказали, что христианский ад превзошел ужасами
языческий. Действительно, в Тартаре мы видим виновных, мучимых совестью, непрестанно видящих свои преступления и свои жертвы, напрасно бегущих от
пронизывающего света и от взглядов, которые их всюду преследуют; гордость
там принижена и наказана; все носят на себе печать своего прошлого; все
наказаны своими же собственными прегрешениями; так что для некоторых
достаточно, если они предоставлены собственной совести, и нет надобности
прибавлять еще другие наказания. Но там — это тени, т. е. души в их
флюидической оболочке, подобии их земного воплощения; они не приняли вновь
своей телесной оболочки, чтобы страдать физически теми утонченными
способами мучений, которые преимущественно составляют основание
христианского ада. Там есть непреклонные, но справедливые судьи, которые
назначают наказания пропорционально прегрешениям; тогда как здесь, в
царстве сатаны, все перемешаны в общих мучениях; все основано на
физической, материальной боли, а правосудие и справедливость упразднены.
В настоящее время, конечно, в самой церкви немало людей здравого смысла, не
допускающих буквального толкования этого учения и видящих в нем аллегорию;
но мнение их единично и не составляет закона. Учение о материальном аде, со
всеми его последствиями, тем не менее, до сих пор составляет догмат веры.
Спросят, конечно, каким образом могли люди все это видеть в экстазе, если
этого не существует. Но здесь не место объяснять все случаи и источники
фантастических видений, появляющихся иногда со всеми признаками реальности.
Мы скажем только, что экстаз наименее верный способ откровений*, потому что
это крайнее возбужденное состояние не всегда бывает способно к столь
полному отделению Духа, как это кажется, и очень часто в нем отражается
влияние предыдущего дня. Мысли, которыми проникнут ум и отпечаток которых
сохраняется в мозгу или в периспритальной оболочке, воспроизводятся в
усиленном виде, как мираже, перемешиваются, переплетаются и выражаются
иногда в чрезвычайно странных образах. Исступленные всех религий всегда
имеют видения того, во что они веруют; потому неудивительно, что Св.
Терезия, проникшись идеей ада, каким ей его изображали, имела видения, которые на самом деле не что иное, как простые кошмары. Язычник, глубоко
верующий, видел бы Тартар и Фурий, так же, как и Олимп, и Юпитера, держащего в руке своей громы.
_______
* "Книга Духов", № 443—444.
Глава V
ЧИСТИЛИЩЕ
1. Евангелие нигде не упоминает о чистилище, которое признано церковью
только в 543 году. Этот догмат, конечно, более рационален и более
согласуется с справедливостью Божьей, чем ад, так как устанавливает менее
суровые наказания, дает возможность искупления менее тяжких преступлений.
Идея чистилища зиждется на справедливости по сравнению с человеческим
правосудием — это временное заточение, а не вечное осуждение. Что сказали
бы о стране, которая не имела бы других наказаний, кроме смертной казни за
все преступления без различия? Помимо чистилища, души имели бы только две
альтернативы или два выбора: абсолютное блаженство или вечное мучение. По
этой гипотезе, души, виновные только в ничтожных проступках, должны
разделить блаженство избранников, не быв совершенными, или нести наказание
наравне с великими грешниками, не сделав большого зла, что было бы
несправедливо и неправильно.
2. Но понятие о чистилище, конечно, должно было быть неполно, и потому, не
зная других наказаний, кроме огня, из него сделали нечто вроде ада; души
там также горят, но в менее сильном огне. Так как прогресс или исправление
душ не согласуется с вечным мучением, то души выходят оттуда не по своим
заслугам, а силою молитв, приносимых за умерших или заказываемых о них за
деньги. Если первая мысль и была хороша, то нельзя того же сказать о ее
следствиях благодаря тем злоупотреблениям, которые она породила. Платные
молитвы сделали чистилище более выгодным источником доходов, чем ад*.
______
* Чистилище породило скандальную торговлю индульгенциями, с помощью которых
продавали право входа в рай. Эти злоупотребления были первою причиною
Реформации и заставили Лютера отвергнуть чистилище.
3. Место чистилища никогда не было определено, а равно и характер его
наказаний. Пробел этот предоставлено заполнить новому откровению, которое
объяснило нам причину земных страданий, справедливость которых доказывает
множественность существований. Эти страдания составляют необходимые
последствия несовершенства души, так как, если бы душа была совершенна, то
не грешила бы и не подвергалась последствиям греха. Человек воздержанный и
умеренный во всем не испытывает болезней, происходящих от излишества.
Чаще всего человек несчастен по собственной своей вине, но если он не
совершенен, то значит уже был таким до своего появления на земле; если он
искупает свои настоящие прегрешения, то также и те, которые совершил в
предыдущем существовании, и если терпит жизнь, полную испытаний, то это
оттого, что заставил других терпеть то же самое в другой жизни.
Превратности, которые он испытывает, служат временным испытанием и, вместе
с тем, указывают на несовершенства, от которых он должен исправиться, чтобы
избежать будущих несчастий и продвигаться по путч добра. Это для души —
уроки жизненного опыта, иногда суровые, но тем более полезные для будущего, чем глубже впечатление, оставляемое ими. Эти превратности представляют
случаи постоянной борьбы, которая укрепляет душу, развивает ее моральные и
интеллектуальные силы, и душа выходит из них всегда победительницей, если
только имеет мужество довести борьбу до конца. Награда за победу — жизнь
духовная, в которую душа входит торжествующая и сияющая, как воин после
одержанной победы.
4. Каждое существование есть для души шаг вперед, к совершенству; от
человека зависит, чтобы этот шаг был по возможности велик, чтобы сразу
переступить несколько ступеней и не топтаться на месте; в последнем случае
он будет страдать без пользы; а так как, рано или поздно, нужно заплатить
свой долг, то ему придется вновь начинать существование в условиях еще
более тяжелых, к незаглаженным проступкам он прибавит еще новые. Таким
образом, в последовательных воплощениях душа мало-помалу освобождается от
своих несовершенств и очищается — до тех пор, пока не сделается достойной
покинуть мир искупления для того, чтобы переселиться в более счастливые
миры, а потом и в высшие, в которых будет наслаждаться полным блаженством.
Итак, чистилище не есть смутная и неопределенная идея; это
действительность, материальная реальность, которую мы видим и испытываем на
себе; оно находится в мирах искупления, а земля есть один из этих миров;
здесь люди искупают свое прошлое и настоящее в зачет будущего. Но, вопреки
понятию, которое обыкновенно составляют себе о чистилище, всякий сам может
сократить или продолжить свое пребывание там, смотря по успехам, которых он
достигает, работая над своим совершенствованием; он возвысится не потому, что кончился срок его испытаний или молитвам других, а по причине
собственных заслуг, согласно словам Иисуса Христа: "Каждому по делам его", словам, выражающим все правосудие Божие.
5. Тот, кто страдает в этой жизни, должен знать, что он заслужил это тем, что недостаточно очистился в прежней своей жизни, и если не сделает этого
теперь, то должен будет страдать еще и в следующей жизни. Это вполне
логично и справедливо. Страдания присущи несовершенству, как и болезни:
страдают, пока длится болезнь или несовершенство, и до тех пор, пока не
выздоровеют или не исправятся окончательно. Так, если человек горд, то он
страдает от последствий гордости, если же эгоистичен — то от своего
эгоизма.
6. Всякий виновный Дух страдает прежде в жизни духовной. Потом ему дается
жизнь телесная, как средство исправления. Вот почему он оказывается здесь, на земле, часто с такими людьми, которых он обидел в предыдущей жизни, и в
обстоятельствах, подходящих или противоположных тому положению, в котором
он грешил; например, он находится в бедности, если дурно пользовался
богатством; в унижении — если был горд.
Искупление в мире духовном и на земле не составляет двойного наказания
Духа. Оно все то же, но продолжается на земле как дополнение, чтобы дать
Духу возможность улучшиться. От него зависит воспользоваться этой
возможностью. Не лучше ли для Духа возвратиться на землю, имея впереди
возможность достичь лучшей жизни, чем быть осужденным безвозвратно, покинув
ее? Эта свобода выбора, дарованная ему Богом, есть доказательство мудрости, благости и справедливости Божией. Бог хочет, чтобы человек был всем обязан
самому себе, своим усилиям и был с а м строителем своего будущего; если он
несчастлив более или менее продолжительное время, то винить в этом может
только самого себя: путь к совершенству ему всегда открыт.
7. Если рассмотреть, как велики страдания некоторых преступных Духов в
невидимом мире, как ужасно положение некоторых из них, в каком они
находятся страхе и насколько усиливаются их страдания от невозможности
определить их окончание, то можно бы сказать, что это и есть ад, если бы
это слово не выражало идею о вечном и материальном страдании. Благодаря
откровению Духов и примерам, которые они нам представляют, мы знаем, что
продолжительность искупления зависит от степени исправления виновного.
8. Итак, спиритизм не отвергает будущих наказаний, а, напротив, подтверждает их. Он не допускает только физически определенного ада с
горящими печами и непрощенными грехами. Но чистилища он не отрицает, так
как доказывает, что мы сами в нем находимся; но он точнее определяет его, объясняя причины земных страданий и тем заставляя верить в него тех, кто
раньше отрицал его.
Не отвергает ли спиритизм молитв за умерших? — Напротив: страждущие Духи
сами о них просят. Потому спиритизм ставит молитвы в обязанность милосердия
и доказывает их необходимость для возвращения душ к добру и сокращения их
мучений*. Действуя на рассудок, спиритизм возвращает к вере неверующих и к
молитве тех, кто над нею насмехается. Он говорит, что та молитва
действительна, которая в сердце, а не только на словах; когда молишься сам, а не заказываешь молитву за деньги. Кто осмелится осуждать такое учение?
______
* Смотри "Евангелие в объяснении Спиритизма", Гл. XXVII: "Действие
молитвы".
9. Где бы ни происходило наказание, в жизни ли духовной или на земле, и
сколько бы времени оно ни длилось, оно всегда будет иметь конец, более или
менее близкий или отдаленный. В сущности, для Духов существуют две
альтернативы: временное наказание, соответственное виновности, или награда, смотря по степени заслуг. Спиритизм не признает третьего вывода, т. е.
вечного осуждения. Ад остается для него фигурой, символизирующей наивысшие
страдания, срок которых неизвестен. Чистилище же есть действительность.
Слово "чистилище" создает понятие об определенном месте и более естественно
прилагается к земле, как к месту искупления, чем к беспредельному
пространству, где витают страждущие Духи; да и по существу своему земная
жизнь есть настоящее искупление. Когда люди будут совершеннее, из их среды
будут переходить в незримый мир только добрые Духи; и, в свою очередь,
Духи, воплощаясь, будут вносить в человечество только усовершенствованные
элементы, тогда земля перестанет быть миром искупления и люди не будут
больше страдать от нищеты и лишений, как прямых последствий своих
несовершенств. В настоящее время происходит уже это преобразование, которое
возвысит землю в иерархии миров. (См. "Евангелие в объяснении Спиритизма", гл. III).
10. Но почему же Христос не говорил о чистилище? Потому, что идеи этой не
существовало тогда и не было слов для ее выражения. Христос пользовался
словом "ад" как единственным, которое было в употреблении для обозначения
всех будущих мук без различия. Если бы Он рядом с этим словом поставил
слово, равнозначное по смыслу слову "чистилище", то он не мог бы придать
ему настоящего его смысла, не затронув тех вопросов, которые
предназначались для будущего; это бы было еще и назначением двух отдельных
мест для наказаний. Слово "ад", подразумевающее идею о наказании, уже
заключает в себе и идею о чистилище, которое есть только один из способов
наказания. Будущее, долженствующее просветить людей насчет истинного
значения наказаний, должно будет поставить и ад на его настоящее место.
Если Церковь по прошествии шести веков нашла нужным к словам Иисуса Христа
прибавить и установить существование чистилища, значит она думала, что
Иисус Христос открыл не все.
Отчего бы не думать так и по поводу других постановлений?
Глава VI
УЧЕНИЕ О ВЕЧНОСТИ МУЧЕНИЙ
Происхождение учения о вечных муках. — Доводы в защиту учения о вечных муках. — Материальная невозможность вечных мук. — Устарелость доктрины о вечных муках, — Иезекииль восстает против вечности мук и первородного греха.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ УЧЕНИЯ О ВЕЧНЫХ МУКАХ
1. Верование в вечность мук так быстро теряет почву, что не надо быть
пророком, чтобы предсказать его близкий конец. Оно было опровергнуто такими
вескими доводами, такими решительными аргументами, что казалось бы излишним
заниматься этим вопросом и можно бы предоставить его самому себе. Но нельзя
не сознаться, что, несмотря на свою несостоятельность, оно все-таки служит
связующим звеном между противниками новых идей: они защищают его с
наибольшим рвением потому, что это самое слабое место и они предчувствуют
последствия его скорого падения. С такой точки зрения, вопрос этот
заслуживает серезного внимания.
2. Учение о вечности мучений, как и о материальном аде, имело смысл, пока
страх наказаний сдерживал невежественность людей, для которых были бы
недостаточны наказания нравственные и временные; они не могли бы понять
справедливости постепенного возмездия так же, как не могли оценить оттенков
добра и зла или значения смягчающих либо увеличивающих вину обстоятельств.
3. Чем ближе стоит человек к первобытному состоянию, тем более он
материален; моральные чувства развиваются у него позже всех. Потому и
представление его о Боге и достоинствах Божиих самое смутное, не более
совершенное, чем о будущей жизни. Они уподобляют Его собственной природе;
для них он — неограниченный Властелин, тем более грозный, что Он невидим, как деспот, сидящий в своем дворце и никогда не показывающийся своим
подданным. Он могуч своей материальной силой, а моральная непонятна для
них. Они представляют Его себе вооруженным громом и молнией и сеющим на
своем пути ужас и разорение, по примеру непобедимых воителей. Бог
милосердный и кроткий не был бы по их понятиям Бог; это было бы слабое
существо, не умеющее заставить себя слушать. Неукротимая месть, ужасные
бесконечные наказания нисколько не противоречили их понятиям о Боге, и
разум их вполне мирился с ними. Сами мстительные и жестокие по отношению к
своим врагам, безжалостные к побежденным, они приписывали Богу, как высшему
существу, еще более ужасные качества.
Для таких людей и религиозное верование должно было подходить к их грубой
натуре. Религия духовная, полная любви и милосердия, не могла слиться с их
дикими нравами и страстями. Не будем же осуждать Моисея за его драконовские
законы, которые едва сдержали его непокорный народ, ни за то, что он
рисовал Бога — мстителем; это было необходимо в то время, кроткое учение
Христа не встретило бы тогда отголоска и было бы бессильно.
4. По мере того как дух развивался, туман материализма рассеивался, и люди
стали более способными к пониманию духовного; но все это делалось
постепенно. Когда явился Христос, Он уже мог возвестить Бога Милосердного, говорить о Его Царствии не от мира сего и сказать людям: "Любите друг
друга, будьте милостивы к ненавидящим вас", тогда как древние говорили:
"Око за око и зуб за зуб".
Какие же это были люди, которые жили во времена Иисуса Христа? Были ли это
вновь сотворенные и воплощенные души? Если это так, то Бог создавал в то
время души более совершенные, чем во времена Моисея. Но в таком случае —
что сталось с последними? Неужели они осуждены на вечные времена томиться в
состоянии озверелости? Здравый смысл отвергает подобное предположение. Нет;
это были все те же души, которые жили при Моисее, но в продолжение
нескольких существований достигли развития, достаточного для понимания
более возвышенного учения, и те же самые, которые теперь, еще более
усовершенствовавшись, могут воспринять более полное учение.
5. Тем не менее, Иисус Христос не мог открыть всех тайн будущности своим
современникам; Он Сам говорит: Много еще Я мог бы сказать вам; но вы того
не поймете, потому говорю вам притчами". Во всем, что касается
нравственности, т. е. обязанностей человека к человеку, Он выражался очень
определенно потому, что затрагивал чувствительные струны материальной жизни
и знал, что будет понят; что же касается других вопросов, Он ограничился
лишь тем, что посеял в аллегорической форме те ростки, которые должны были
развиться позднее. Учение о будущих наказаниях и наградах принадлежит к
последней категории. В особенности по отношению к наказаниям. Он не мог
сразу изменить укоренившиеся понятия. Он пришел наметить новые обязанности:
милосердие и любовь к ближнему должны были заменить мстительность и
ненависть; самоотвержение стать на место эгоизма. Этого уже было много,
Христос не хотел ослаблять страха наказаний, чтобы не уронить чувства долга
и обязанностей перед ближними. Он обещал добрым Царство Небесное; значит, оно не могло быть достоянием злых, куда же они должны были идти?
Нужен был какой-либо противовес, чтобы подействовать на умы, еще слишком
низменные для понимания духовной жизни. Не надо забывать, что Христос
обращался к народу, к менее просвещенной части общества, для которой нужны
были образцы осязательные, а не абстрактные. Вот почему Он не входил в
большие подробности по этому поводу; Ему нужно было только указать на
наказание и награду — этого было достаточно в то время.
6. Если Иисус угрожал виновным вечным огнем, то Он также грозил им тем, что
они будут ввергнуты в геенну. Что такое геенна? Место в окрестностях
Иерусалима, куда сбрасывали нечистоты из города. Неужели и это нужно было
понимать буквально? Это было одним из выразительных приемов, с помощью
которых Он влиял на толпу. То же самое и с вечным огнем. Если бы это было
не так, то Иисус противоречил бы Сам Себе, когда проповедовал милосердие и
милость Бога, так как милосердие и вечная мука — два противоположных
понятия, одно уничтожающее другое. Было бы странной ошибкой принять эти
слова Христа за подтверждение догмата вечности мучений, тогда как все Его
учение возвещает милосердие Божие.
В молитве Господней Он учит нас говорить: "Остави нам долги наши, яко же и
мы оставляем должником нашим". Если бы виновный не надеялся получить
прощение, то было бы бесполезно просить о нем. Но безусловно ли это
прощение? Есть ли это милость или простая отсрочка заслуженного наказания?
Нет, прощение это соответствует тому прощению, которое мы сами даем, т. е.
если мы не будем прощать, то и не будем прощены. Бог, забывая обиды, ставит
непременным условием такое же забвение, иначе Он не мог бы требовать от
слабых людей того, что не сделал бы Сам в своем могуществе. Итак, молитва
Господня ежедневно свидетельствует против идеи о вечной мстительности Бога.
7. Для людей, имеющих смутное понятие о духовности души, мысль о
материальном огне не представляла ничего странного, тем более, что она была
взята из общенародных верований и почерпнута из языческих понятий, распространенных почти повсеместно. Вечность мучений также не
представлялась отталкивающей народам, подчинявшимся в продолжение многих
веков законам грозного Иеговы. В идее же Христа вечный огонь есть только
символ; Он мало придавал значения тому, что этот символ понимался
буквально, лишь бы он служил уздою; Он хорошо знал, что время и прогресс
объяснят смысл аллегории, особенно тогда, когда, по словам Его, Дух Истины
просветит человечество во всякой истине.
Главная причина непреложных наказаний есть недействительность раскаяния; но
никогда Христос не говорил, что раскаяние не встретит милости у Бога;
напротив, при всяком случае Он показывает Бога милостивым, милосердным и
готовым принять блудного сына, вернувшегося под отчий кров. Иисус
показывает Бога непреклонным только к закоснелым грешникам; и если Он в
одной руке держит кару, то в другой у Него наготове прощение, чтобы излить
его на виновного, как только тот проявит чистосердечное раскаяние. Конечно, это не есть изображение безжалостного Бога; следует также отметить, что
никогда Христос не произнес против кого-либо, даже против самых больших
преступников безвозвратного и окончательного приговора.
8. Все примитивные религии, согласовавшиеся с характером первобытных
народов, имели воинственных богов, сражавшихся во главе армий. Иегова у
Евреев доставлял им тысячу способов для уничтожения врагов, он награждал их
победами и наказывал поражениями. По тому представлению, которое имели о
Боге, считали необходимым чтить или умилостивить Его кровью людей и
животных; отсюда кровавые жертвы, которые играли такую большую роль во всех
древних религиях. Евреи уничтожили человеческие жертвы, христиане же, несмотря на учение Христа, еще долго продолжали чтить Создателя, предавая
огню и мучениям тысячи так называемых еретиков; это, хотя и в другой форме, были те же человеческие жертвы, так как совершались во славу Господа и
сопровождались церковными церемониями. Да и поныне христиане призывают Бога
перед сражением и восхваляют и благодарят Его после победы, даже когда
война ведется по самым несправедливым и противохристианским причинам.
9. Как трудно отрешается человек от своих предрассудков, привычек и
первоначальных идей! Сорок веков отделяют нас от времени Моисея, а наше
поколение всё еще видит следы древних варварских обычаев, поддерживаемых и
одобряемых современной религией! Нужно было проявление могущественного
мнения неправоверных, т. е. тех, которых считают еретиками, чтобы положить
конец кострам и заставить понять настоящее величие Бога. Но за
невозможностью применять костры, применяют материальные и моральные
преследования, которые и до сих пор еще в полном ходу, настолько мысль о
Боге-карателе укоренилась в человечество. Выросши в понятиях, внушенных ему
с детства, мог ли человек удивляться тому, что Бог, которого чтут
варварскими обычаями, приговаривает людей к вечным мукам и без жалости
смотрит на страдания осужденных?
Да, это философы (по мнению некоторых — нечестивые) первые возмутились, видя имя Бога, профанированным недостойными Его действиями; Они показали
Его людям во всем Его величии, очистив имя Его от человеческих страстей и
мелочности, в которые облекли Его темные верования. Тогда религия выиграла
в достоинстве то, что потеряла во внешности, потому что убавилось число
почитающих одни обряды и увеличилось число искренно верующих сердцем и
душою.
Но, наряду с этими, как много таких, которые остановившись в начале пути, пришли к полному отрицанию Провидения! Причина тут в том, что они не сумели
вовремя привести религиозные верования в гармонию с прогрессом
человеческого разума; вследствие чего явился у одних — деизм, у других —
полное неверие, у третьих — пантеизм, т. е. человек сделал сам себя богом, за неимением другого, более совершенного божества.
ДОВОДЫ В ЗАЩИТУ УЧЕНИЯ О ВЕЧНЫХ МУКАХ
10. Возвратимся к догмату вечности мучений. Главный аргумент, приводимый в
его защиту, следующий: между людьми принято соразмерять тяжесть оскорбления
с достоинством оскорбленного. Так, оскорбление, нанесенное Государю, считается более тяжким, чем оскорбление частного лица, и наказывается
строже. Но так как Бог выше Государя, так как Он бесконечен, то наказание
должно быть бесконечно, т. е. длиться вечно.
Опровержение. — Всякое определение, как суждение, должно иметь точку
отправления, основание, посылку; мы берем эту посылку в самих атрибутах
Бога: Бог Един, вечен, неизменяем, невещественен (бесплотен), всемогущ, всемилостив, благ и справедлив, бесконечен во всех своих совершенствах.
Бога невозможно себе представить иначе, как бесконечно совершенным, в
противном случае Он не был бы Бог. Чтобы Он был Один выше всех существ, нужно, чтобы никто не мог сравниться или превысить Его ни в чем. Итак, Он
должен быть бесконечен во всем.
Атрибуты, или достоинства, Бога, как бесконечные, не могут ни прибавляться, ни уменьшаться; иначе они не были бы бесконечны, и Бог не был бы
совершенен. Если отнять хотя бы малейшую частицу Его достоинств, то Он не
был бы Богом, потому что тогда мог бы существовать кто-нибудь более
совершенный.
Бесконечность одного качества исключает возможность существования обратного
свойства, которое уменьшало бы его или уничтожало. Существо бесконечно
доброе не может иметь ни малейшей крупицы злобы; так же, как бесконечно
злое — самую ничтожную частицу доброты. Так, черное не было бы абсолютно
черным, если бы имело хоть малейший оттенок белого, и белое — абсолютно
белым с малейшей частицей черного.
Установив эту точку отправления, противопоставим вышеприведенному аргументу
следующее:
11. Только существо бесконечное может делать что-нибудь бесконечное.
Человек, ограниченный в своих добродетелях, в своих знаниях, могуществе, способностях и в своем земном существовании, может производить только
ограниченные дела. Если бы человек мог быть бесконечен в том, что он делает
злого, он был бы бесконечен и в добре, и тогда он был бы равен Богу. Но
если бы человек был бесконечен в добре, то он не делал бы зла, потому что
абсолютное добро исключает зло.
Если принять, что временный проступок становится бесконечен по отношению к
Богу, то значит Бог, мстя за оскорбления бесконечным наказанием, бесконечно
мстителен. Если он бесконечно мстителен, то Он не может быть бесконечно
благ и милостив, так как одно из этих свойств уничтожает другое. Если Он не
бесконечно благ, Он несовершенен; если же Он несовершенен — Он не Бог.
Если Бог неумолим к раскаявшемуся грешнику, Он немилосерден; если Он
немилосерден, Он не бесконечно благ.
Зачем бы Господь дал людям заповедь прощения обид, если бы не хотел Сам
прощать? Отсюда следовало бы то, что человек, прощающий своим врагам и
воздающий за зло добром, был бы лучше Бога, который не внемлет раскаянию
виновного и отказывает ему на век в малейшем облегчении наказания!
Бог, который есть везде и видит все, должен видеть муки осужденных. Если Он
не чувствителен к их стонам в продолжение вечности, Он не сострадателен, Он
не благ.
12. На это говорят, что грешник, раскаявшийся прежде, чем умереть, испытывает милосердие Божие, и тогда самый великий грешник получит
помилование. Конечно, это несомненно и понятно, что Бог прощает только
раскаявшегося и остается непреклонен к закоренелым грешникам; но если Он
милостив к душе, которая раскаялась перед смертью, почему Он перестает быть
милосердным к той, которая раскаивается после смерти? Почему раскаяние
действительно только в жизни, которая есть краткий миг и не имеет силы в
продолжение вечности? Если доброта и милосердие Божие ограничены
определенным временем, они не бесконечны, и Бог не бесконечно благ.
13. Бог высоко справедлив. Совершенная справедливость не есть
справедливость неумолимая, непреклонная, а также не оставляющая ошибки
ненаказанными; нет, она строго следит за добром и злом, награждает одно и
наказывает другое с одинаковым правосудием и никогда не ошибается.
Если за временную ошибку или прегрешение, которое, большей частью, есть
следствие несовершенства человеческой природы, а часто и окружающей его
среды, душа может быть наказана на веки, без надежды на облегчение или
прощение, то нет никакого соответствия между грехом и наказанием —
следовательно, нет справедливости.
Если виновный обращается к Богу, раскаивается и просит получить возможность
загладить свой грех, это значит, что он возвращается к добру и к добрым
чувствам. Но если наказание неизменно, этот возврат к добру остается
бесплодным; там, где добро не берется во внимание, нет справедливости. В
мире людей осужденному, который исправляется, наказание смягчают, иногда
даже совершенно отменяют его; стало быть, в справедливости человеческой
больше правосудия, чем в справедливости Божией! Если осуждение неизменно, то не нужно и раскаяние; виновный, не ожидая ничего от возвращения к добру, упорствует во зле, так что Господь не только осуждает его на бесконечные
страдания, но и оставляет его во зле навек. А это уже не есть
справедливость и не есть милосердие.
14. Бог, бесконечный во всем, знает все, и прошедшее, и будущее; Он уже
знает при сотворении каждой души, падет ли она настолько, чтобы быть навеки
осужденной. Если Он этого не знает, то знание его не бесконечно: тогда Он
не Бог. Если Он это знает, то Он добровольно создает существо, заранее
обреченное на вечные муки, и тогда Он не милосерден.
Если Бог, тронутый раскаянием осужденного, может проявить на нем Свое
милосердие и извлечь его из ада, значит, нет вечного мучения, и осуждение
людей может быть отменено.
15. Таким образом, доктрина о вечных муках поневоле приводит к отрицанию
или умалению некоторых достоинств Божества; следовательно, она не
согласуется с Его бесконечным совершенством; отсюда следующее заключение:
если Бог совершенен, вечного осуждения не существует; если же оно
существует, то Бог не совершенен.
16. Ссылаются еще на следующие аргументы в защиту учения о вечном
наказании:
Награда, данная праведным — вечна, следовательно, и наказание должно быть
вечным. Необходимо соразмерять наказание с наградой.
Опровержение. Создает ли Бог души для того, чтобы они были счастливы или
несчастливы? Очевидно, что счастье должно быть целью творения, иначе Бог не
был бы благ.
Душа сама достигает счастья своими заслугами; достигнув его, она уже не
может потерять его плодов, иначе она отстанет; так как она бессмертна, то и
счастье ее вечно. Но прежде, чем достигнуть совершенства, она должна
выдержать много борьбы со своими дурными страстями. Так как Бог не создал
ее совершенной, а лишь способной к совершенствованию для того, чтобы она
имела заслуги своих дел; она может пасть. Это падение бывает следствием ее
природной слабости. Если же за одно падение она может быть наказана вечно, то можно бы спросить, почему Бог не создал ее более сильной. Наказание, которое она несет, есть указание на то, что она дурно поступала, и должно
привести к тому, чтобы вернуть ее на добрый путь. Если же это наказание
неизменно, то ее желание исправиться было бы напрасным; но тогда одни
существа были бы предназначены к счастью, а другие — к несчастью. Если
преступная душа раскаивается, то может сделаться доброй; а сделавшись
доброй, может надеяться на счастье; был бы Бог справедлив, если бы Он
отказал ей в средствах достичь этого счастья? Так как добро есть конечная
цель создания, счастье, которое есть его цена, должно быть вечно; наказание
же, которое есть средство достигнуть счастья, должно быть временно. Самое
обыкновенное понятие о справедливости среди людей говорит, что нельзя вечно
наказывать того, кто имеет доброе желание исправиться.
17. Последний же аргумент в пользу вечности наказаний следующий:
Страх вечного наказания есть узда для людей. Если ее снять, то человек, не
боясь ничего, предастся всевозможным излишествам.
Опровержение. Это рассуждение было бы верно, если бы отмена вечного мучения
упразднила всякое наказание. Счастливое или несчастное положение в будущей
жизни есть следствие строгой справедливости Божией, потому что равное
положение человека доброго и развращенного было бы отрицанием этой
справедливости. Но если наказание временно, оно от этого не менее тяжко;
его боятся тем более, чем больше ему верят, и верят тем более, чем более
оно рационально.
Наказание, в которое не верят, не служит более уздою, а вечность мучений —
одно из таковых.
Вера в вечность наказания, как мы сказали, имела смысл в известную эпоху; в
настоящее же время она не только не приносит пользы, а скорее, вредит, так
как порождает неверие. Нужно было бы прежде, чем устанавливать ее
необходимость, доказать ее действенность. Надлежало особенно показать ее
значение на тех, кто пытается ее доказать. К несчастью, многие из них
показывают своими поступками, что они не очень-то ее боятся. Если она
бессильна исправить тех, кто говорит, что ей верит, какое же влияние может
она иметь на тех, кто ей не верит?
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: антикризисное управление, типи рефератів.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 | Следующая страница реферата