Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5 | Следующая страница реферата

Специфику торжественного красноречия прекрасно раскрывает древнерусская культура, в которой оно играло исключительную роль. Это было красноречие, рассчитанное на долговременное воздействие и на консолидацию, обращенное не к враждебной и даже не к колеблющейся аудитории, а исключительно к единомышленникам. Таковы были знаменитые "слова" Илариона Киевского и Кирилла Туровского. Девизом торжественного красноречия могли бы стать слова: "Не к неведущим бо пишем, но преизлиха насыштьшемся сладости книжныа, не к странныим, но к наследником небеснаго царьства".

Собственно, это уже и была гомилетика — речь проповедника. "Гомилетика на русской почве — один из ведущих видов речи. С гомилетикой связано становление русской культуры. Можно сказать, что гомилетика продолжает оставаться основой русского миросозерцания до сегодняшнего времени", — отмечает Ю.В. Рождественский [3, с. 16], последовательно противопоставляющий гомилетику и ораторику.

Если рассматривать гомилетическую речь шире, чем церковную проповедь, то ее коммуникативными признаками будут отсутствие прагматической информации, расчет на долговременное воздействие, обращение к аудитории, полностью разделяющей систему ценностей оратора, монологический, односторонний характер дискурса (на проповедь не отвечают проповедью), представление говорящего об аудитории как о единой и монолитной ("не говорю каждому, а вещаю всем"). Соответственно, ораторику отличает прагматический характер информации, отсутствие установки на долговременность воздействия, совпадение позиции говорящего и слушающего, диалогический, симметричный характер дискурса (на ораторику отвечают ораторикой), представление говорящего об аудитории как о разнородной и расчлененной ("стараюсь убедить каждого, а не вещаю всем"). Как видим, признаки образуют и эквиполентную (например, прагматичность информации), и привативную (например, долговременность воздействия) оппозиции. Но обоими пучками признаков определяются два достаточно узнаваемых явления. Некоторые вопросы может, пожалуй, вызвать лишь последний признак (адресованность речи — "всем или каждому?"), но он, собственно, всего лишь коррелирует с асимметричным и симметричным общением с аудиторией. При асимметричном общении аудитория мыслится как единая, а переживания, вызванные речью у слушателя, как синхронные. Светским примером гомилетической речи может служить новогоднее обращение главы государства к народу. Мы ограничиваемся пока этим ярким примером, так как полностью специфика гомилетики и ораторики может быть выяснена лишь в системе функциональных связей с другими видам убеждающей речи, прежде всего с символикой.

Ораторика и гомилетика различаются и когнитивными стратегиями. Основная стратегия гомилетического мышления — метафорическая, что подтверждается той важной ролью, которую играет в проповеди развернутая метафора (притча, парабола). Основная стратегия ораторики — метонимическая, казуальная, поэтому главная роль в ораторике отводится иллюстрации (парадигме), то есть проявлению смежности. Оппозиция "парабола — парадигма" (по Аристотелю, оппозиция двух видов примеров) может быть прослежена не только в самих речах, но даже и в теориях, обслуживающих гомилетику и ораторику, что подтверждает предположение о наличии у ораторики и гомилетики разной когнитивной базы.

В русской проповеди парадигма появилась только в XVII в. Зато парабола (притча) была основой всего древнерусского торжественного красноречия. Именно парабола служила композиционным основанием торжественных слов. Хрестоматийно известные параболы — слепец и хромец у Кирилла Туровского, закон и благодать у Илариона Киевского. Неудивительно, что "Прилог", первый сборник парадигм, или казусов, на русской почве был воспринят как собрание притчей, т.е. развернутых метафор.

Мощное развитие гомилетики в восточнохристианском мире (в западном мире парадигма использовалась в проповеди гораздо шире, что объясняется влиянием римской риторической традиции) привело к тому, что здесь не было создано развитой теории ораторики или, как больше принято думать, риторики. Тем не менее уже в XI веке на русской почве появляется филологический трактат "Об образах" — перевод сочинения православного автора Хировоска "О тропах". Этот трактат явно предназначен для обслуживания гомилетики, но не ораторики. Все тропы метафорической группы выдвинуты в нем на первое место и даны дифференцированно, в то время как тропы метонимической группы представлены очень скупо. Совсем иная картина наблюдается в "Риторике" 1620 года и в более поздних сочинениях. Нам приходилось специально исследовать трактат "Об образах" [9], и эти исследования убеждают, что уже в источниках трактата (Трифон, аноним, Кокондриос, Григорий, Хировоск) по мере христианизации и становления христианской гомилетики прослеживается последовательное нарастание интереса к тропам сходства. Более того, даже в наши дни интерес исследователей к метафорическим и метонимическим тропам, возникший в связи с проблемами современной ораторики и современной гомилетики, далеко не равномерен: в центре внимания тропы метафорической группы. Правда, развитие обращенной к повседневным проблемам публицистики и художественного творчества, откликающегося на злобу дня, повлекло за собой то, что было остроумно названо "дворцовой революцией" в области филологических исследований: метонимия стала интересовать ученых больше, чем метафора7. Однако в конце XX века закрепление зон вещания за идеологическими системами и освоение "серийной новости" и "сериала" привело к распространению гомилетических жанров на телевидении и вызвало новый интерес к "метафорам, которыми мы живем"8.

Речь, конечно же, идет не о том, что проповедь не может использовать метонимию или пример, а в судебной речи не может быть рассказана притча. Речь идет лишь об основной когнитивной стратегии, об отношении референта речи к вспомогательному референту, и тем не менее, это вопрос очень важный, имеющий и теоретические, и практические следствия. Привлечение в гомилетике некой гетерогенной семантики является ее принципиальным свойством. В этом креативность гомилетического мышления. Этим определяется роль гомилетики в социуме и ее отношения с другими видами убеждающей речи. Ораторике привлечение гетерогенной семантики несвойственно. Ее родовое качество — репрезентация действительности отдельными казусами. Если рассматривать миры, описываемые речами, как виртуальные (а именно таково сегодняшнее прочтение Аристотеля), то мы обнаружим, что гомилетика описывает миры возможные, а ораторика — актуальные.

Риторическая схема оратора разворачивается на плоскости бытия, в мире дольнем, и стремится исчислить все ветвящиеся возможности описываемой ситуации именно в этом мире. Так, адвокат разбирает все возможные варианты события, происшедшего в прошлом, а советник рисует все варианты протекания события в будущем. Риторическая же схема гомилета основана не на исчислении, а на интерпретации, на проецировании либо явлений мира горнего в мир дольний — приложении морали к миру, либо мира дольнего в мир горний — на притче в чистом виде. Гомилетическое мышление чуждо идеям исчисления, исчерпывания мыслительного пространства. Но мышление оратора, когда он пренебрегает исчислением, становится детски беспомощным. Кстати, на нашей насыщенной гомилетикой почве таких ораторов немало. Всех их отличает умение доказывать что-либо только единомышленникам и неумение участвовать в дебатах. Это пример использования в ораторской речи чуждой ей гомилетической модели.

Символика и дидактика. Когнитивная стратегия и коммуникативные функции

Противопоставление дидактики как гомилетике, так и ораторике можно усмотреть уже в противостоянии философии и риторики во времена Платона. Великий философ, сделавший родо-видовые отношения основой своей вселенной, именно на их разворачивании построил свои знаменитые диалоги, противопоставив диалектику софистической риторике. Так еще до Аристотелева обоснования риторики наметился общий облик красноречия, отличного от красноречия не только судебного и совещательного, но и от торжественного, красноречия, основанного на гиперо-гипонимических связях. Эта гиперо-гипонимическая стратегия и есть стратегия дидактики, и именно поэтому дидактику не стоит включать, как это иногда делается, в основанную на метафорике гомилетику.

Дидактика — особый вид убеждения, убеждение чисто логическое. С ораторикой его роднит отсутствие примысливаемых гетерогенных конструктов, но в дидактике господствует не примат факта, а примат идеи, точнее, примат таксономии. Это и в самом деле учебная речь с ее доказательностью. Любопытно, что при всей логичности и сухости учебная речь не связана органически с идеей исчисления. Точно так же факультативен для нее и вероятностный взгляд на мир. Веками дидактика сводилась к таксономиям и компендиумам, исповедуя классификационную модель мира, и лишь двести лет назад начали распространяться модели генеалогические, имеющие в своей основе все ту же структуру логического дерева, но заменившие отношения "род — вид" отношениями "причина — следствие". Только во второй половине XX века, когда на свет появились информационные модели мира9, в обращение дидактики вошли такие понятия, как "ветвление", "сценарий", "виртуальная реальность", отражающие новый взгляд на мир, но не вносящие в саму дидактику существенных изменений. Примечательно, например, что гипертекстовая ссылка в электронных учебниках не вытеснила иерархическую организацию материала, которая так или иначе сохраняется в виде системы каталогов.

Принятая в дидактике гиперо-гипонимическая стратегия оптимальна для накопления информации, но креативная ее концептуализация осуществляется не здесь. Верификация опытом, включая опыт социального признания или непризнания концепции, также происходит не в дидактике. Она упорядочивает и подготавливает знания для запоминания. Поэтому ведущий прием в дидактике — не метафора и не метонимия, а дефиниция, показывающая связь разъясняемого понятия с понятием родовым и указывающая на его видовую специфику. Указание на видовую специфику может включать целевые, причинные и другие отношения. Например, в определении "Дидактика — отдел педагогики, излагающий общие методы обучения" отдел педагогики охарактеризован через цель — изучать общие методы обучения. В определении "Заикание — повтор одних и тех же звуков из-за судорожных сокращений мышц гортани" повтор звуков характеризуется через причину. Но самым существенным в обоих определениях остается указание на род. Именно дефиниция и является основой учебной речи — положение, не требующее доказательств.

Дидактика, гомилетика и ораторика могут функционировать лишь при наличии четвертого вида речи, воплощающего в себе четвертую когнитивную стратегию. Назовем эту речь символикой. Проповедь (в прямом смысле этого слова) невозможна без Писания — священного текста, в котором совмещаются метафорическая и метонимическая стратегии, что делает его символичным, семантически неисчерпаемым и логически терминальным. Для науки светским аналогом Писания является аксиоматика. Аксиоматика, например постулаты Евклида, — это тоже символика. Как и священный текст, она объединяет в себе свойства гетерогенности и гомогенности по отношению к описываемому объекту. Как гетерогенное образование она берется описывать его извне, но как гомогенное не может дать внешнего описания. Невозможность логического вывода аксиом показывает, что для них нет внешнего предиката, который бы объяснил их самих. Логический круг, рефлексивность, определение объекта через самого себя — это и есть свойства символа. Символика терминальна.

Дидактика всегда опирается на аксиоматику (символику). Даже ораторика ссылается на символику как на запас общих мест — тех же аксиом. Однако ораторика и гомилетика опираются на символику по-разному. Христианский оратор ссылается на евангельскую истину как на аксиому, но его речь не есть иллюстрация и приложение этой истины к действительности. В той же речи он может сослаться и на другую истину из того же источника. Проповедь же не просто ссылается на Писание, она разворачивает то или иное его положение, истолковывая через него жизнь.

Теперь можно более определенно высказаться и о гомилетике. Ее виды определяются видами символической речи. Церковная проповедь ссылается на Писание. Политическая проповедь — на конституцию как на текст, бесспорно, терминальный и символический. Научная "проповедь" — демонстрация возможностей, вытекающих из какого-то научного положения — опирается на аксиоматику. Можно представить себе судебную проповедь, развивающую какой-нибудь правовой сюжет, изложенный в соответствующем символическом тексте (возможно, той же конституции). Похоже, поле символики исчерпывается совокупностью священных текстов, научных постулатов и государственных текстов символического характера.

Как тип речи символика отличается двойной референцией. Она отсылает к действительности и в то же время репрезентирует сама себя, являясь автонимической речью. Актуализация автонимической референции осуществляется благодаря логической терминальности (парадоксальности/самоочевидности) этой речи. Высказывания, имеющие логическую структуру "А есть не А", а равно "А есть А", всегда стимулируют языковую рефлексию. Даже метафора или метонимия способны заставить воспринимающего задуматься о форме высказывания10. Речь же, построенная на символической стратегии, постоянно отсылает к форме, ибо форма является частью ее содержания. Двойная референция приводит к тому, что символическая речь служит не только содержательным образцом, но и источником речевых моделей — словесных формул. И гомилетика, и ораторика этими формулами активно пользуются. Пример тому не только библеизмы, но и афоризмы — например, аксиомы римского права. Аксиоматические формулы науки так же, как и библеизмы, обычно заучиваются наизусть и цитируются в доказательной речи.

Нейролингвистическая интерпретация системы

Четырем когнитивным стратегиям и четырем типам речи соответствуют глубинные различия на уровне протекания нейролингвистических процессов. Ораторика имеет дело с миром вероятностных оценок событий (было — не было, будет — не будет). Это означает, что у оратора активно задействованы те отделы головного мозга, которые эти вероятностные оценки осуществляют, — неокортекс и гипокамп11. Гомилетика имеет дело с миром предпочтений и мотиваций (какому желанию следовать) и связана с функционированием таких отделов головного мозга, как миндалина и гипоталамус. Метонимическая стратегия основана на вероятностности, она состоит в поисках репрезентативных случаев, прощупывая действительность с помощью выборки. Метафорическая стратегия мотивационна, она задает рефрейминги, перегруппировывая факты действительности с помощью уподоблений.

Дидактика активизирует теоретическое мышление. Она "левополушарна": представленная в ней информация дискретна и последовательна во времени. Символика активизирует образное мышление. Она "правополушарна": информация представлена в ней в континуальной и симультанной форме.

Система "символика-гомилетика-дидактика-ораторика" и ее инициирование

С риторической точки зрения, символика — самый слабый элемент системы. Непосредственно убеждающей силой обладают гомилетика, ораторика и дидактика. Символика не может состязаться с ораторикой в ясности, с гомилетикой — в уместности, с дидактикой — в логичности. Вопрос об уместности здесь вообще не стоит, так как символика априорна по отношению к любой коммуникативной ситуации, задана заранее. Вопрос о ясности снимается тем, что семантическая емкость символики оставляет широкий диапазон толкований для каждой реальной ситуации. Вопроса о логичности символической речи мы уже касались выше.

Существование символики поддерживается гомилетикой, ораторикой и дидактикой. Кроме того, оно обеспечивается внешней поддержкой, суть которой точнее всего передается термином "пропаганда". Обычно пропаганду отождествляют с убеждающей речью. Но в контексте нашей статьи это скорее способ функционирования, чем род убеждающей речи, что вполне отвечает реальной практике пропаганды. Суть пропаганды состоит в обыкновенном тиражировании символики. Это очень легко понять на примере символики невербальной, пропаганда которой осуществляется в таких репродуктивных действиях, как вывешивание флагов и эмблем, чеканка герба на деньгах и т. п. Все это — навязывание символов в той или иной "упаковке". Пропаганда может проникать и в дидактический материал, но это следует понимать не как смешение ее с дидактикой, а просто как экспансию последней, для чего оказываются пригодными и шоколадные обертки и детские кубики. Прямое же дело пропаганды — актуализация символики. Даже пропаганда науки связана не с логосными формами, а с демонстрацией научной символики.

Обычно существуют ритуальные формы пропаганды, связанные с календарем. Для священной символики — это литургика, для госсимволики — праздники и другие торжественные мероприятия, для символики научной — юбилейные мероприятия. Любопытно, что научная эмблематика отражает то, что в науке стало трюизмом и воспринимается аксиоматически, как, например, всюду охотно воспроизводимая модель атома Нильса Бора. Поддержание символики всегда требует экстрариторических и даже в значительной мере экстралингвистических усилий.

Момент инициирования символики весьма деликатен. Во-первых, само ее появление всегда является делом чрезвычайной значимости. Вспомним, с чем связано появление священных текстов. Во-вторых, в момент инициирования символики еще нет гомилетики и ораторики, на нее опирающихся и способных ее поддержать. Поэтому появление новой символики сопровождается появлением первогомилетики и первоораторики, отличающихся от обычной гомилетики и ораторики тем, что они выступают в метароли. Необходима не проповедь на основе символики, а проповедь, инициирующая саму символику. Необходима ораторика, но не пользующаяся кодом символики, а агитирующая за этот код. Иными словами, символика и как код, и как сообщение становится объектом, соответственно, некой начальной ораторики и начальной гомилетики.

Начальная ораторика суть апологетика (в узком смысле — защита христианского учения от язычников). В широком смысле — это метаораторика, то есть убеждающая речь, направленная на внедрение новой символики. Это может быть и речь в защиту какого-либо положения новой конституции, и речь в пользу отмены пятого постулата Евклида. Апологетика должна верифицировать символические построения в феноменальном мире, к которому она обращена.

Соответственно, и начальная гомилетика суть метагомилетика, проповедующая новую символику, несущая ее как "весть" и сообразующая ее со старым этосом аудитории. Это может быть и проповедь христианства среди язычников, и проповедь новой конституции, и проповедь геометрии Лобачевского. От метаораторики метагомилетика будет отличаться тем же, чем вообще гомилетика отличается от ораторики: в ее основе будет лежать метафорическая стратегия.

Когда символика признана, начинается полноценная работа гомилетики, ораторики и дидактики. Гомилетика в этой системе ответственна за креативность, ораторика — за обратную связь с обществом, дидактика — за накопление знаний и логическую верификацию. Сама же символика отвечает за первичную концептуализацию мира. На вопрос, может ли эта концептуализация обойтись без символики, следует, по-видимому, дать отрицательный ответ.

Дело даже не в том, что первичная концептуализация мира в любой области жизни исторически всегда носила символический характер. Дело в том, что начальный семиотический процесс просто невозможно инициировать введением немотивированных знаков. Связь знака и значения изначально должна быть "естественной" (индексы по Пирсу), то есть смежностной, вроде движения замахивающейся руки как знака угрозы. Такие знаки, в самом деле, распространены в животном мире, и замечательнее всего то, что они участвуют в межвидовой коммуникации. Это ростки метонимической стратегии, связывающей знак с феноменальным миром, основа будущих ритуальных и этикетных действий.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: оформление курсовой работы, налоги в россии.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки