Февраль 1917 года. Политическая жизнь Петрограда глазами союзников
Категория реферата: Рефераты по истории
Теги реферата: дипломная работа аудит, лицо реферата
Добавил(а) на сайт: Aslahanov.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая страница реферата
Обсуждали и вопрос о военной помощи Румынии, которая оказалась в бедственном положении - Бухарест был занят немцами. Председатель совета министров Румынии И. Брэтиану приурочил к дням заседаний конференции свой приезд в Петербург и просил, чтобы русская армия начала наступление на этом участке восточного фронта.
В результате той министерской чехарды, которая шла в России в 1916 г., лишь совсем недавно назначенные министры и другие чиновники не всегда оказывались вполне компетентными в новых для них сферах. Этим - хотя, боюсь, и не только этим - объясняются оценки их деятельности, подобные той, которую дал им М.В. Родзянко:
“На заседаниях конференции с союзниками обнаружилось полнейшее невежество нашего военного министра Беляева. По многим вопросам и Беляев, и другие наши министры оказывались в чрезвычайно неловком положении перед союзниками: они не сговорились между собой и не были в курсе дел даже по своим ведомствам. В особенности это сказалось при обсуждении вопроса о заказах заграницей. Лорд Мильнер долго молча вслушивался в речи наших министров и затем спросил: «Сколько же вы делаете заказов?». Ему сообщили. «А сколько вы требуете тоннажа для их перевозки?». И получив снова ответ, он заметил: «Я вам должен сказать, что вы просите тоннажа в пять раз меньше, чем нужно для перевозки ваших заказов».
Союзные делегаты выражали сожаление, что в виду отдаленности России и оторванности ее от общего командования на западе, они имеют о нас мало сведений. На это министр Покровский предложил создать новую должность комиссара, который был бы на западе представителем России и по своему положению стоял бы выше наших послов. Присутствовавший на конференции Сазонов, только что назначенный послом в Лондон, возмутился, и между Покровским и Сазоновым начались пререкания. Иностранцам было ясно, что у нас нет ни согласованности, ни системы, ни понимания серьезности переживаемого момента. Это их очень возмущало. Хладнокровный лорд Мильнер, еле сдерживавший свои чувства, откидывался на спинку стула и громко вздыхал. Каждый раз при этом стул трещал и ему подавали другой.
Французы тоже очень нервничали, и видно было, что они недовольны нами. Еще в январе 1916 г. во время своего пребывания в Петрограде члены делегации Думерг и Кастельно ездили в Царское Село и к своему изумлению увидели там тяжелые орудия, присланные для нашего фронта из Франции” [39].
Впечатления союзников
Впечатления союзников о России складывались отнюдь не только в ходе заседаний конференции. И подготовка рекомендаций и решений тоже велась в большой мере вне пределов ее стен. Генералы - Вильсон и другие - посетили Псков, ставку генерала Н.В. Рузского, побывали в Риге, оттуда поехали на машине на фронт. Затем по железной дороге - в Минск. Там их принял А. Эверт, командующий западным фронтом. Затем - в Москву.
Милнер в Петрограде встречался с представителями партий, представленных в Думе - кадетами и октябристами. А во время поездки Милнера в Москву, в сопровождении Ревелстока и Клерка, состоялись беседы с князем Львовым (который вскоре, после отречения Николая II, стал председателем Временного правительства и министром внутренних дел) и Челноковым. На банкете в московской городской думе Милнер выступил в ответ на речь П.П. Рябушинского и показал неплохое знание российской действительности.
Львов вручил Милнеру текст своего заявления [40], в котором говорилось, что, если император не проведет конституционной реформы, революция неизбежна. Более того, Львов указал срок - через три недели. Почему такой срок? Скорее всего, потому, что через три недели должна была собраться Дума - ее сессию отложили до окончания конференции союзников- Под революцией Львов подразумевал не столько народное восстание, сколько события в верхах.
В Москве, как и в Петрограде, делегаты услышали, что царская чета - угроза для страны. Генерал Вильсон записал в дневнике: "Они потеряли свой народ, свое дворянство, а теперь и свою армию - и я не вижу для них никакой надежды; однажды здесь произойдет что-то ужасное". Делегатам устроили овацию, когда увидели их в царской ложе Большого театра, но и это не подняло им настроения. И на следующий день в дневнике Вильсона появилась запись: "Император и императрица - на пути к свержению. Все - офицеры, купцы, женщины - открыто говорят, что надо избавляться от них" [41].
Правда, читая подобные очень смелые заявления, следует помнить признание В.В. Шульгина: "Мы были рождены и воспитаны, чтобы под крылом власти хвалить ее или порицать... Мы способны были, в крайнем случае, безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи... под условием, чтобы императорский караул охранял нас... Но перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала - у нас кружилась голова и немело сердце" [42]. Конечно, к самому Шульгину это относится в большой мере, но ведь и ко многим другим - тоже.
По возвращении в Петроград Милнер был снова принят Николаем II 5(18) февраля и вручил ему памятную записку со своими соображениями. А накануне великий князь Александр Михайлович (Сандро), муж Ксении, сестры Николая II, направил царю письмо, которое начал еще несколько недель назад, 1(14) января, но все думал, отправлять или нет. Оно не очень ясное, не очень логичное. "Масса не революционна", "народ тебя любит". И вместе с тем - "вопрос ведь в самом бытии России, как великой могущественной державы".
Кто же враг? "Правительство есть сегодня орган, который подготовляет революцию, - народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных, и вполне в этом успевает. Мы присутствуем при небывалом зрелище революции сверху, а не снизу".
Каков же выход? Оказывается, он прост и легок. "Ты несколькими словами и росчерком пера мог бы все успокоить, дать стране то, чего она жаждет, т.е. правительство доверия и широкую свободу общественным силам, при строгом контроле, конечно" [43].
Значит, как всегда, - царь-то хорош, только вот министры у него плохи. Неужели Сандро не помнил те бесчисленные случаи, когда именно царь пресекал явно позитивные меры своих правительств? В 1906 г. правительство П.А. Столыпина решило несколько смягчить ограничения прав евреев. Николай II ответил Столыпину:
"Возвращаю Вам журнал по еврейскому вопросу неутвержденным. Задолго до предоставления его мне, могу сказать, и денно, и нощно я мыслил и раздумывал о нем. Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, - внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велению" [44].
Так что мистические настроения царя были куда важнее решений правительства. Сандро не указал, каковы конкретно вражеские силы и на какие силы - тоже конкретно - надо опереться. Но все же его письмо полно тревоги.
Памятная записка, которую Милнер вручил Николаю II на следующий день, была намного сдержанней. Иностранцу было неловко так резко осуждать происходящее в чужой стране. В записке выражались глубокие симпатии к России и сочувствие потерям, которые она понесла. Подчеркивалось: "Единственное, на чем мы должны сейчас сосредоточить внимание - это умножение общих сил союзников... И, может быть, правильно даже пожертвовать некоторым укреплением на Западном фронте ради снабжения России тем, в чем она насущно нуждается" [45]. Никакой критики российской политики в записке не было. Но и при этом у Милнера не создалось впечатления, что его соображения, да и он сам, произвели заметное впечатление на царя. А сам Николай II показался ему усталым и нездоровым.
Сдержанность Милнера разочаровала даже некоторых его коллег. Накануне отъезда делегации союзников из Петрограда в Мурманск Милнер встретился с членом ЦК партии кадетов П.Б. Струве. Встреча была на квартире у С. Хора, главы британской военной миссии. Струве вручил Милнеру две записки: "Состояние дел в России" и "Продовольственный вопрос в России". Основная идея обеих: в нынешних условиях Россия продолжать войну не может. В первой записке говорилось, что для продолжения войны необходимо правительство, которое могло бы добиться компромисса между интересами различных группировок и сплотить страну - чего не может сделать существующая власть. Говорилось и об активности прогерманских сил, близких к императорской чете. И что "Россию ставят лицом к лицу с революционной ситуацией". Вторая записка была подготовлена по инициативе князя Львова. В ней сказано, что урожай 1916 г. вполне достаточен, чтобы накормить страну, но власть не может справиться с дезорганизацией экономики, вызванной уходом миллионов мужчин из сельского хозяйства, промышленности и транспорта в армию, и неумением различных министерств и ведомств координировать свои действия. Струве возлагал большие надежды на Милнера, обрадовался, когда узнал, что именно его сделали главой делегации. Но свидание оказалось не очень успешным уже с самого начала. Милнер решил обойтись без переводчика, но русского языка он не знал и говорил по-немецки. Струве пытался перейти на английский, но знал его плохо. Хор считал: "Вероятно, языковая пропасть и развела этих людей" [46].
Но причины, скорее всего, были глубже. Милнер уже крайне устал от бессмысленных приемов, торжественных обедов, ужинов и завтраков, которыми его потчевали, подменяя деловые переговоры. Он был разочарован тем, что видел, и особенно встречами с царской четой. Наверно, уже сделал свои выводы и не стал их пересматривать. Но как бы разочарован ни был Милнер в том, что увидел в России, он все же убеждал себя, что революция, какой бы она ни стала, не произойдет до окончания войны. А ему, как военному, это и было важно.
В целом впечатления делегатов оказались невеселыми. Тягучие многословные заседания, многочасовые приемы и обеды, общая неэффективность бюрократии. Милнер сказал коллегам-французам: "Мы попусту теряем время" [47].
Жили они в самом центре Петрограда, в гостинице "Европейская". Что они там увидели? Б. Локкарт, британский генконсул, приехавший к ним из Москвы, вспоминал:
“Я нашел атмосферу в Санкт-Петербурге еще более удручающей, чем когда-либо... Шампанское лилось рекой.. «Астория» и «Европа», два лучшие столичные отеля, переполнены офицерами, чье место должно бы быть на фронте. Не считалось зазорным быть «уклоняющимися» или искать синекуру в тылу... На улицах же - длинные очереди бедно одетых мужчин и громко возмущающихся женщин, которые ждали хлеба, а его все не подвозили” [48].
Все это было очевидно. Гучков писал генералу М.В. Алексееву в августе 1916 г.: “«Гниющий» тыл неминуемо развалит фронт, да и всю страну втянет в «невылазное болото»" [49].
Когда английские гости или сопровождавшие их лица давали рубль городовому, тот, козырнув и щелкнув каблуками, привычно громыхал: "Боже, царя храни!" и "Бей жидов!" [50]. Само по себе это, вероятно, не так уж беспокоило бы англичан. Тревожней для них было другое. Черносотенцы называли Думу, особенно ее либеральную, наиболее близкую англичанам, часть - еврейским кагалом. Видели в ней врага внутреннего, а в Англии - внешнего.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: шпаргалки по математике транспорт реферат, компьютерные рефераты.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 | Следующая страница реферата