Предыдущая страница реферата | 9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 | Следующая страница реферата

От выбора вспомогательного субъекта пространственной репрезентации внутреннего человека, во многом зависит эмоционально-оценочное значение языковой (речевой) единицы. Это замечание справедливо и для узуальных языковых единиц, и для создаваемых в речи высказываний и их фрагментов.
Тенденция пространственной категоризации внутреннего человека такова: характер оценки прямо пропорционален масштабам прототипических пространственных образов («ширина», «протяженность» актуализируют положительное отношение к объекту изображения, а «узость», «ограниченность»
– отрицательные). Эта тенденция отсылает нас к особому фрагменту концептосферы русского народа, отраженного в его языке. В русском языке существует ряд слов: ширь, даль, приволье, раздолье и др., - характеризующихся положительной коннотацией и напрямую связанных со специфической русской идеей (концептом) простора – большого, открытого, протяженного в ширину пространства, как правило зрительно воспринимаемого
(простор чаще всего ассоциируется с равнинным пейзажем – степью, полем), где «легко дышится, ничто не давит, не стесняет», где «человек может достичь покоя и быть самим собой» [Шмелев, 2002, 348-349], - противопоставленного ограниченным, замкнутым, тесным для человека пространственным реалиям. Ср. реализованные в представленных в главе метафорических выражениях, сравнениях, идиомах космические, небесные, природно-пространственные образы благородной, глубокой души, внутренних состояний, далеких от повседневности и пр., с образами «бытового назначения» - разного рода хранилищ, контейнеров (стакана, бутылки, кошеля, решета, чулана, кладовой), с их подчеркнутой материальностью, пространственной ограниченностью, что сигнализирует о примитивизации духовного мира человека. Стоит заметить, что актуализация наивных представлений о пространственном устройстве внутреннего мира человека обнаруживает себя и аксиологически нейтральных контекстах, в которых преобладает изобразительность. Вот один из таких случаев: Вся сфера чувств, ощущений… приобретает особое значение, которого она была лишена в рациональной картине мира. ‹…› …«Мыслю, следовательно, существую». Но ведь всегда понимали, что это «мыслю» – лишь верхушка айсберга, тонкая пленка
«рацио», под которой глубины, множество этажей (М. Жамкочьян).
Представление о сложном устройстве психики человека дается в научно- популярном изложении при помощи образа водного пространства, скрывающего в своей глубине, под тонкой пленкой разума (по-видимому, ледяной, поскольку он еще и верхушка айсберга) целые пласты иррационального, чувственного, которые выстраиваются один над другим, как этажи здания.

Для описания внутренних состояний, интерпретированных в образах дома, релевантными оказываются признаки «обжитое», «теплое», «освещенное», формирующие концепт «уют». В зависимости от того, актуализируются ли они в высказывании, психологическое состояние человека характеризуется как здоровое, комфортное или, наоборот, как болезненное, дискомфортное, ср. образы души - запущенной холостяцкой квартиры и дома, очага, приюта: ...В душе его было пусто и пыльно, как в запущенной холостяцкой квартире, с потертым ковром, на котором вечно валялись давно прочитанные и уже успевшие пожелтеть газеты и журналы, постель вечно не заправлялась…(М. Юденич). – Я впустил тебя в душу погреться,/ но любовь залетела вослед (А. Кутилов).

В случае природнопространственной репрезентации явлений «внутренней вселенной» характер оценки, как правило, определяется степенью освоенности пространственной реалии - вспомогательного субъекта. В частности, сложные внутренние состояния, процессы ассоциируются с долгим передвижением в границах неосвоенного, чуждого человеку пространства: Это я, невезучий, в вашу душу тропинку искал (А. Кутилов); …Сознание привычно заработало в двух направлениях – одна часть внимательно отслеживала ситуацию на дороге… другая же – плавно растекалась по не ведомым никому пустынным тропинкам его размышлений и воспоминаний (М. Юденич).

Подобные преемственные связи индивидуально-авторских и стереотипных, конвенциональных представлений о внутреннем человеке обнаруживаются также и в том, что в процессе образно-ассоциативного, метафорического представления психических феноменов авторы иногда опускают вспомогательный субъект сравнения, уподобления. При этом, однако, понимание высказывания никоим образом не затрудняется, поскольку последний легко восстанавливается из макро- и микроконтекстных условий (лексическое окружение, ближайшие высказывания, содержащие ключевое слово, тематика и в том числе стереотипные национально-языковые образы внутреннего человека). См., например, выражение, в котором вспомогательный субъект пространственной репрезентации человека имплицирован (…Важно не выпустить на свободу «джина» совести, испепеляющего русскую душу со скоростью света (А. Битов.
Пушкинский дом)): на него «намекает» лексико-семантический состав высказывания, его «подсказывает» идиома выпустить джина из бутылки. Человек уподобляется сосуду (бутылке), вмещающему в границах своего тела некие психические феномены: в национально-языковом сознании - отрицательные, неуправляемые страсти, негативные эмоции; в авторском варианте - совесть, так же мучащую человека изнутри, как и указанные эмоции.

Выводы.

1. Разнообразные лексико-грамматические средства пространственной интерпретации явлений внутреннего мира человека, предоставляемые русским языком, позволяют изобразить последние либо как внутрипространственные, либо как внешнепространственные. Для первых характерно использование как номинаций целостного человека – вместилища, так и частичного (обозначенного партитивами), причем для соответствующих образов-форм с пространственно- предметной семантикой характерен метаморфизм (превращение) одного вида локализации психических явлений в другой.

2. Внешнепространственная образная репрезентация внутреннего человека опирается на номинации мира небесного и мира земного. В художественной речи соответствующие метафоры, как правило, развернуты, актуализированы, так что национально-языковые образные модели репрезентации психических феноменов получают яркие, экспрессивно переосмысленные, актуализированные, часто оценочные смыслы. Среди внешнепространственных моделей психики явно преобладают микро- (а не макро-) пространственные, в частности образы жилищ, хранилищ, очагов, сада, леса и др.

3.Наш материал позволяет выделить и систематизировать основные семантико-синтаксические пропозитивные модели как средства образной репрезентации явлений внутренней жизни человека. Представлены пространственно характеризующие модели (в этих моделях внутренний человек характеризуется за счет приписывания ему конкретного пространственного признака, названного предикатом с первичным дименсиональным или дистанционным значением, или в результате уподобления внутреннего мира человека некоторому предмету, имя которого коннотирует определенные пространственные признаки); модели локализации, хранения, бытия психических феноменов (модели организуются номинациями предикатов и пространственных определителей – целостных или частичных наименований человека, причем прагматически (аксиологически) значимыми в этих моделях являются оппозиции заполненность - незаполненность «вместилища»; наличие – отсутствие уникальных органов «душевной» жизни. Упомянутым статическим образным семантическим моделям противостоят пропозитивные модели движения / перемещения, представляющие динамический аспект пространственных отношений субъектов и объектов внутреннего мира. Для семантической интерпретации явлений психики в рамках упомянутых образных субкатегориальных моделей пространственного перемещения значим дифференциальный признак
«произвольность – непроизвольность» описываемых состояний человека,
«замкнутость – открытость» квазипространств (переход вовне / извне).

Глава 3. Образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал

актантных семантических категорий как способов

языковой репрезентации внутреннего человека

3. 1. Образно-ассоциативный и прагмастилистический потенциал семантической категории и субкатегории субъекта

В структуре пропозиции высказываний о внутреннем человеке выделяется два обязательных смысловых компонента, формирующих денотативную ситуацию: лицо
+ приписывамое ему психическое состояние (действие, качество, реакция), подвергающуюся в процессе формирования речевого сообщения определенной понятийно-языковой интерпретации. Наш материал показывает, что образная пропозитивно-событийная структура значительного числа речевых сообщений о внутреннем человеке организуется при помощи непространственных актантных семантических категорий, обозначающих различных, активных и неактивных,
«участников» ситуации – субъекта, объекта и инструмента.

Реальным (так называемым денотативным) субъектом описываемых в речи психологических ситуаций является человек, и именно ему приписываются разнообразные эмоции, чувства, мысли, желания. Даже не будучи вербализованным в высказывании, субъект состояния (внутренний человек) неизменно остается смысловым компонентом пропозиции: он подразумевается, на него указывают личные окончания глаголов (Люблю его; Тебя не поймешь), контекст (Я проводил гостей, оглядел опустевшую комнату. И вдруг стало так тоскливо).

Образно-ассоциативный потенциал категории субъекта внутреннего мира человека. Замечено, что вербализация рассматриваемого смыслового компонента пропозиции осуществляется одним из двух лексико-грамматических способов - целостно-субъектным и частично-субъектным, противопоставленных друг другу как прямой и косвенный (метафорический, метонимический)
(Цейтлин 1976; Телия 1987; Арутюнова 1999; Одинцова 2000; Седова 2000(.

Субкатегория целостного внутреннего человека объединяет высказывания, в которых субъект состояния назван прямо - именем или именной группой:
Коткин устал, и в нем накапливалось странное, тяжелое раздражение… (К.
Булычев. Глаз); Княжна любила его, он это знал; любила самого без титулов, любила Петра Алексеевича Романова (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим)).

Субкатегория частичного внутреннего человека объединяет высказывания, в которых реальный субъект состояния (человек) метонимически замещен партитивом, называющим одну из его «частей», формирующих представление об анатомическом составе человека. Органы психической жизни (сердце, мозг, душа, совесть и др.), функционирование которых обеспечивает, с точки зрения наивного сознания, протекание определенных психические процессов, выступают в качестве ипостасей внутреннего человека и становятся, благодаря семантико- синтаксическому приему «расщепления духовного «Я» человека», особым предметом его внутренней рефлексии, предметом относительно автономным и как бы наблюдаемым со стороны» [Одинцова 2000: 16]. Отчужденные от человека
«части» выступают в роли одного из персонажей сообщения наряду с реальным субъектом состояния или в роли его метонимического заместителя, ср.: Он тоскует – Душа его тоскует; Меня посетила мысль – Мысли пришли мне в голову; Ее терзает страх – Страх терзает ее душу; Он полюбил – В сердце его пробудилась любовь. См. Ппимеры реализации частично-субъектного способа репрезентации внутреннего человека в речи: Старому сердцу не под силу ждать и ждать удара невесть откуда (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим.); Память отбросила все тягостное, обыденное и явила им прошлое очищенным и возвышенным (В. Токарева. Центр памяти); Ему [В. Высоцкому. - Е.К.] скучно, он прожил жизнь Жеглова, его творческое нутро требует нового… (из газ. интервью со С. Говорухиным).

В высказываниях с частично-субъектной репрезентацией внутреннего человека регулярно используется понятие души, которая, в отличие от прочих органов внутренней жизни человека, имеющих достаточно узкую «специализацию»
(ум – думать, понимать; память – запоминать, припоминать; сердце – чувствовать и т. д.), является средоточием всей внутренней жизни человека.
Ее роль «не сводится к функционированию в качестве вместилища чувств»
[Шмелев 2002: 315] – «душа – в общенародном языке – и чувствует, и мыслит»
[Одинцова 2000: 17]. Отождествляясь с личностью человека, с его внутренним
«я», с его сущностью [Урысон 1995: 4], душа легко занимает позицию целостного субъекта внутреннего состояния. Ей противостоит дух, особый компонент внутреннего мира личности – сверхлегкая нематериальная субстанция, которая, будучи частицей нематериального, высшего, потустороннего мира внутри человека, ассоциируется с началом жизни в целом
(см. выражения со значением конца человеческой жизни: испустить дух, дух вон), но ни с каким бы то ни было психическим процессом [Урысон 1999].
(«Анатомические» признаки понятия дух обнаруживаются лишь в некоторых устойчивых выражениях, указывающих на его тесную связь с процессом дыхания, ср.: затаить дух – затаить дыхание, перевести дух – перевести дыхание, дух захватывает – дыхание захватывает). Таким образом, духу отказано в статусе функционирующего внутри человека органа психики (Е.В. Урысон, А.Д.
Шмелев). Лишенный определенной функциональной нагрузки, связанной с психическим, дух, «в отличие от души, не мыслится как средоточие внутренней жизни человека, не отождествляется с личностью субъекта» [Урысон 1999: 20] и, следовательно, не может выступать в качестве метонимического заменителя человека (Мне радостно – Моей душе радостно - ?? Моему духу радостно; Я тоскую – Душа тоскует - ?? Мой дух тоскует, Я хочу чего – Моя душа просит чего – ?? Дух просит / хочет чего; У меня тоска – На душе / в душе тоска -
?? В духе / на духе тоска). (Позиция субъекта для слова «дух» возможна лишь в тех случаях, когда последнее означает бесплотное существо из потустороннего мира, сверхъестественную субстанцию (абсолютный дух, дух добра, злой дух, духи леса и др.), то есть не имеет отношения к составу внутреннего человека.)

Внутренний человек, репрезентированный одной из указанных ипостасей – как целостный или частичный – включен в систему более частных семантических субкатегорий. Так, в зависимости от пространственно-временной дистанцированности субъекта состояния от субъекта речи, определяемой автором высказывания, выделяются такие категориальные смыслы, как инклюзивность и эксклюзивность (термины предложены авторским коллективом кн.: (Золотова, 1998(), формирующие субкатегорию включенности.

В высказываниях, маркированных по признаку инклюзивности (от англ. inclusive – содержащий, включающий), состояние представлено как переживаемое: говорящий отождествляется с мыслящим, чувствующим субъектом
(или его метонимическим представителем) – они имеют одного референта, ср.:
Я радуюсь; (Мое) сердце радуется; Мне радостно и т. д. В высказываниях с обобщенно-личным значением описываемое внутреннее состояние представлено не просто как инклюзивное, но и как узуальное, типичное, закономерное, повторяющееся. Оно приписывается различным лицам, включая самого говорящего, адресата и любого другого человека. Внутренний человек в таких сообщениях обычно обозначен именем (именной группой), называющим не индивидуализированного представителя множества субъектов (человек, молодые, влюбленные и т.п.) или указывающим на них (кванторами типа все, всякий, каждый из нас, один из нас), ср: Там бережно хранятся исследуемые рукописи и даже личные вещи, принадлежащие давно почившим, от одних имен которых не может не забиться всякое русское сердце (А. Битов. Пушкинский дом); Но вот формируется образ [идеального партнера. – Е.К.] и начинается чистая химия, в просторечье называемая романтической любовью. Влюбленные в этот период испытывают чувство Икара, впервые поднявшегося в воздух (из газ.); Не всякому болезнь чужая в сердце входит, не всякого в жалость вводит (посл.).

В неопределенно-личных конструкциях решающим является наличие лексических элементов, указывающих на говорящего и позволяющих отнести его к числу субъектов состояния, ср.: Вам рады. – В моем доме (в нашей семье)
Вам рады. (Вероятнее всего, что именно во втором случае говорящий разделяет радость третьих лиц.)

В высказываниях, маркированных по признаку эксклюзивности (от англ. exclusive – исключительный, составляющий исключительную принадлежность), состояние представлено как наблюдаемое со стороны и интерпретируется так, как это сделал бы субъект состояния, заглянув внутрь другого человека и обнаружив недоступное для других – то, что происходит в душе, сердце, уме
(Он радуется; Его сердце радуется; У него радость). Субъект речи в данном случае не совпадает с денотативным субъектом, но выступает как всевидящий и всезнающий наблюдатель.

В тех случаях, когда перед автором сообщения поставлена задача описать человека «изнутри», построив высказывание таким образом, чтобы реципиент мог взглянуть на внутреннего человека глазами другого человека (не отождествляя при этом себя с наблюдетелем), используют прием, получивший название отстранения (Б.А. Успенский). Он обнаруживает себя, в частности, в тех высказываниях, где используются модальные слова типа казалось, как будто, видимо и т. п., функция которых – «оправдывать применение глаголов внутреннего состояния [как, впрочем, и всех других языковых единиц, участвующих в изображении психической сферы. – Е.К.] по отношению к лицу, которое, вообще говоря, описывается с какой-то посторонней («отстраненной») точки зрения [Успенский 1995: 113-114]. В семантическую структуру высказываний о «внутреннем» человеке, помимо указанных модальных слов и частиц, могут входить и другие «операторы отстраненности» - компоненты, формирующие рамку наблюдения, так называемую модальную рамку «второго порядка» [Вольф 1989: 69-71]. Это номинации наблюдателя, предикаты восприятия (видеть, слышать, замечать и др.), а также лексемы со значением внешней выраженности внутренних состояний (светиться, выражать, изображаться и др.) в сочетании в номинациями «деталей» внешнего облика человека (лицо, глаза, улыбка и др.). Например: Она огорчена приходом гостя. – Мы заметили, что она огорчена приходом гостя, Она как будто огорчена приходом гостя; Она была обрадована. – Она сияла от радости, В ее голосе слышалась радость (в высказываниях справа от тире использованы средства, подчеркивающие наблюдаемость эмоциональных состояний денотативных субъектов, в высказываниях слева компоненты «рамки наблюдения» имплицированы).

Как и в сфере сигнификативного отражения «внешних» (физических, физиологических, социальных и др.) проявлений человека, исходная психологическая ситуация допускает один их двух основных способов интерпретации, которые могут быть условно названы агентивным (от лат.agens, agentis – действующий) и экспериенциальным (от англ. experience - испытывать) [Вежбицкая,1996: 40-44; Одинцова 1991; Арутюнова 1999: 386;
Стексова 2002: 10-14; Пименова 1999: 81]. Они противопоставлены друг другу по признакам активности - пассивности денотативного субъекта, присутствия – отсутствия волевого, сознательного начала в осуществлении происходящего с ним события (будь то процесс, состояние, действие, положение дел – все то, что происходит с субъектом).

В одних случаях то или иное эмоциональное, ментальное событие репрезентируется как осознанное, контролируемое человеком, берущего на себя ответственность за осуществление этого события. В результате такого взгляда на исходную ситуацию денотативный субъект репрезентируется как агенс – активный субъект, владеющий собственным поведением, своими стремлениями, желаниями, чувствами, эмоциями, берущий на себя ответственность за них.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сообщение, курсовые работы бесплатно, реферат современный мир.



Предыдущая страница реферата | 9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки