Николай Гаврилович Чернышевский.

Сын полунищего дьячка из села Чернышево Пензенской губернии, он очень рано остался без отца. Мать, видимо обладала сильным характером. Она пришла с маленьким сыном пешком в Тамбов и кинулась в ноги тамошнему архиерею.
«Преосвященный» поморщился от грязи, которую принесли в дом, велел лакею обрезать махры онуч на ногах ребенка, однако распорядился принять его в тамбовское духовное училище на казенный счет. Мальчик прошел через все испытания голодного, безрадостного детства, жестоких нравов бурсы, суровых дней пребывания в семинарии, куда его приняли тоже на казенный счет.
Гавриил Иванович стал учителем семинарии, библиотекарем, а затем – саратовским священником, который отличался громадной начитанностью, бережной любовью к книге и был самым широко образованным человеком в городе. Он был счастливо женат, и в 1828 году у него родился сын.

Теперь он сам готовил мальчика в семинарию. Отец хотел избавить ребенка от пребывания в духовном училище, слишком хорошо знал царившее там грубое невежество, жестокость. Будучи весьма уважаемым в Саратове священником,
Гавриил Иванович получил возможность оставить сына дома, только записав его в духовное училище. Оно было необходимой ступенью для вступления в семинарию.

Гавриил Иванович обучал Николю латыни, греческому языку, математики, истории, географии и другим предметам, входившим в курс духовного училища.
Г.И.Ч. с самого начала развивал в своем сыне пытливую самостоятельность мысли. Живой интерес к книгам как к источнику познания мира, стремление каждый вопрос обдумать всесторонне, «додумать до конца», как впоследствии любил говорить Н.Г.Ч., потребность проверить выводы наук, убеждаться в них самостоятельно, или неутомимо искать новые решения, эти черты революционных разночинцев 60-х годов были заложены в характере маленького Николи уже во времена его занятий с отцом, хотя ни отец, ни сын этого тогда не предполагали.

Его интересовал строй языка, его законы, позднее – история развития языков. Он изучал языки в первую очередь для того, чтобы читать книги, на них написанные.

Позднее он замечательно быстро овладел английским, удивлялся какой это легкий язык. Тоже было с венгерским и другими языками. Латинский, греческий, немецкий, французский, персидский, арабский, татарский – таков был языковой актив мальчика еще до поступления в семинарию.

Вместе с тем было бы большой ошибкой представлять себе Н.Ч. каким-то зачитавшимся мудрым младенцем, заучившимся тихоней. Нет, это был неутомимый изобретатель и страстный участник всевозможных мальчишеских затей в своем и окрестных дворах.

С самого детства он упорно развивал в себе физическую силу, ловкость, выносливость. Вообще Ч. не был самой природой предназначен для спорта.
Худенький, узкоплечий, несколько «нежного» сложения, он легко мог бы превратиться в слабосильного, болезненного человека, кабинетного ученого.
Но нет, в Саратове он стал среди своих сверстников наиболее сильным, выносливым и бесстрашным.

В сентябре 1842 года четырнадцатилетний Ч. начал заниматься в семинарии. По свидетельству современника, «в это время он был несколько более среднего роста, с необыкновенно нежным женственным лицом, волосы светло-желтые, но волнистые, мягкие и красивые, голос его был тихий, речь приятная, вообще это был юноша, как самая скромная, симпатичная и располагающая к себе девушка … Научные сведения его были необыкновенно велики …»

На занятиях близорукий Ч. садился за первую парту, а в перерывах обычно
«засаживался» в какой-нибудь угол. Но недолго ему приходилось там сидеть. В классе было более ста человек, и всякий раз не менее половины обращались к его помощи.

Учителя семинарии, люди огрубелые, в большинстве своем далеко не отличавшиеся глубокими знаниями, относились к Ч. с уважением, граничившим с почтительностью. Он обычно сидел на занятиях молча, занимался чтением, выписками, никогда не вызывался отвечать, но если в классе никто не мог ответить на вопрос, преподаватель обращался к Ч. и тот «выручал» безотказно. Восхищение учителей вызывало творческий интерес к его предмету, стремление самостоятельно двинуться вперед по его пути. Тогда уже пятнадцатилетний семинарист углубился в научную разработку татарского языка и работай над созданием первой татарской грамматики.

Пришло, однако, время когда два с половиной года занятий привели его к твердому решению поступать в университет. Для родителей это было удар, сокрушивший все их планы. Весною 1846 года Евгения Егоровна повезла сына в
Петербург. Столица ей не понравилась: при доме нет ни двора, ни садика; за всякой мелочью беги в лавку, даже хлеба своего нет. Как только сын сдает экзамены и устроится в Петербурге, она уедет в родной Саратов.

Зато сын, был «до смерти рад». «Теперешнее время очень важно для решения судьбы моей», - писал он отцу.

Но .ноша не знал Петербурга. Бедность сразу же зажала его в тиски.
Квартиры стоили дорого, первая студенческая форма оказалась не по средствам. Приходилось экономить на чем только возможно. Ч. приехал в
Петербург знающим молодым человеком с научным складом ума. Молодые иллюзии и разочарования, трудные писки правды, новые опыты жизни, погружение в политику – вот чем был заполнен университетский период жизни Ч.

Ч. составил курс лекций Срезневского; держал корректуру некоторых его книг.

Занятия по словесности, касались и современных явлений литературы. Ч. выступал там с работами о Лермонтове, о Гете, о круге чтения для детей, о языке будущего. Впоследствии Ч., вспоминая о том, что в университете он писал повести, стремился поместить их в «Современнике» или «Отечественных записках», встречался с Некрасовым, Пананьевым, издателем «Отечественных записок» Краевским. Но они тогда не приметили конфузливого, с тихим голосом молодого человека, а потом не узнали его в грозном публицисте и писателе Ч.

Высшее счастье – это возможность протянуть руку помощи тому, кто страдает. Эта мысль не была надуманной, а исходила из самых основ характера
Ч. он совершенно не мог пройти мимо человеческого горя. Впоследствии в своем романе «Что делать?» он сформулировал основы новой, революционной приветственности, утверждая, что истинное счастье заключается в борьбе за счастье народа. Но в студенческие годы эти убеждения еще только складывались.

В университетский период Ч. бился над этими вопросами, искал решений и, пройдя через ряд ошибок и разочарований, постепенно подходил к теории и практике революционного гуманизма.

В романе «Что делать?» Ч. во весь голос говорит, что решение женского вопроса в целом – это одна из задач революции. Каждый случай людского горя вызывал в нем горячее стремление помочь, отдать свое, принести в жертву собственные интересы. Но все дело в том, что он на этом не останавливался.
Из его огромной, всеобъемлющей людской любви к людям выковывалась беспощадная ненависть к угнетателям и угнетению, к самой системе эксплуатации человека человеком. Во имя любви к людям он становиться революционером.

Вникая в 1848 году в события революции на Западе, Ч. понял себя: он осознал себя как борца, непримиримого и бесстрашного, который не мыслит жизни без активной защиты «низших классов», борьбы за их благо. Потрясенный волной революций, он , по его собственным словам, «все больше утверждался в правилах социалистов». Между тем в России с 1848 года началось так называемое «мрачное семилетие», длившееся вплоть до смерти Николая I.
Поднималась волна полицейских репрессий. Свирепствовала цензура.

В ночь на 23 апреля 1849 года были арестованы петрашевцы. Ч. записывает в дневнике: «Как легко попасть в историю, - я, например, сам никогда не усомнился бы вмешаться в их общество и со временем, конечно, вмешался бы».
Но арест петрашевцев не испугал Ч. «Красный республиканец и социалист», - писал он о себе в дневнике.

Ч. надо было очень знать, чтобы понять истинные масштабы его протеста и силу его духа. В Сибири, на каторге и в ссылке, он не раз вспоминал свои университетские годы.

Учась в университете, от «выучился» недоедать а иногда и просто голодать. Приучился жить и работать в холодной комнате. В любую погоду ходить пешком от пятнадцати до тридцати верст в день. Выносливость его было необыкновенной, сила – незаурядной.

Приближалось время окончания университета. Надо было готовится к выпускным экзаменам и написать специальную работу, чтобы окончить курс кандидатом. Ч. мечтал о собственной работе, но времени на нее не оставалось.

В середине сентября он нежданно-негаданно получил официальное предложение занять место, о котором просил еще в начале мая. В Саратов уезжал уже не тот юноша, который в 1846 г. вез с собой в столицу груз восторженных надежд и наивных верований. Четыре университетских года были решающими в формировании его мировоззрения. Нового учителя словесности ждали с волнением.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки