Тема чайки в комедии А.П. Чехова
Категория реферата: Сочинения по литературе и русскому языку
Теги реферата: шпаргалки бесплатно скачать, курсовые работы бесплатно
Добавил(а) на сайт: Jakimov.
Предыдущая страница реферата | 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая страница реферата
Вы пойдете в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведет вас в светлый рай.
Таким образом, «белая лестница» ведет в небо, а точнее, в Царство
Небесное, которое открывается душе, переступившей порог смерти, освобожденной от власти хаоса и страданиями заслужившей воздаяние светом.
Это путь Алексея Турбина и его братьев по «Белой стае», принявших крестные
муки в котле гражданской войны. Идея обретения покоя и благодати за чертой
смерти осмыслена автором в символическом образе «синего края» неба.
Мысль о том, что трагическое преходяще, что в мире, лежащем во зле, восторжествует правда «вечных звезд», была сформулирована Булгаковым еще в
романе «Белая гвардия»: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор, меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не
останется на земле, звезды будут так же неизменны, так же трепетны и
прекрасны. Нет ни одного человека на земле, который бы этого не знал. Так
почему же мы не хотим мира, не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?»
(57,428).
Как видим, символический образ звездного неба в процессе превращения романа в драму не исчез. Он сохранился на уровне подтекста, перейдя в иной текст – популярного некогда романса, и был заранее подготовлен автором.
Еще одним указанием на его присутствие в пьесе служит финальная реплика
Лариосика «Мы отдохнем, отдохнем!», ассоциативно вызывающая в памяти
продолжение цитаты из пьесы Чехова «Дядя Ваня»: «Мы отдохнем! Мы услышим
ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все
наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и
наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка».
Таким образом, в отличие от других символов в драме (Дома, Елки,
Кремовых штор) образ Неба не имеет зрительного воплощения, но, вместе с
тем, его, так сказать, ассоциативное присутствие в тексте пьесы вполне
осязаемо. Как отмечает А. Лосев, «вовсе не обязательно, чтобы внешняя
сторона символа была слишком красочно изображена. Это изображение может
быть даже и незначительным, схематическим, но обязательно должно быть
существенным и оригинальным».
О «существенном и оригинальном» содержании образа неба свидетельствует, в частности, то, что он выполняет функцию сюжетного завершения драмы.
К финалу пьесы сгущается атмосфера неопределенности. « Господа, знаете, сегодняшний вечер – пролог к новой исторической пьесе», - говорит Николка.
«Для кого – пролог, а для кого – эпилог» (13,76), - возражает Студзинский.
Неожиданное совмещение «эпилога с «прологом» должно вызывать ощущение
недосказанности, незавершенности действия. Но этого-то как раз и не
происходит.
Недостаточная четкость изображения реального плана компенсирования общей завершенностью плана символического. Автор стремится показать, что конкретные судьбы непредсказуемы, но ясна конечная цель их движения – очищение в страданиях, восхождение по «белой лестнице» в «синий край» неба, обретение вечного покоя. Проходя через всю драму своеобразным контрапунктом, тема неба усиливает трагический катарсис. Благодаря присутствию в художественном мире «Дней Турбиных» силы умиротворяющей, успокаивающей и очищающей, трагедия героя обретает просветленный финал.
Отмеченные нами выше черты булгаковской конфликтологии и бытописания, звучащие в чеховской тональности, еще более усиливаются тем, что финальные слова булгаковских героев звучат также.
Просветленность финала в «Днях Турбины» достигнута благодаря
«непроизвольному» символу неба, синонимичному чеховскому образу Вечного
покоя: « Мы отдохнем, отдохнем», - повторяет Лариосик слова Сони из «Дяди
Вани», и в атмосфере, насыщенной драматическим напряжением сомнений, тяжелых предчувствий, ощущения неотвратимости надвигающихся бед, неожиданно
становится очевидной иллюзорность Рока. Человек – не безвольная жертва
фатальных сил; - утверждает Булгаков, - потому что устремление на зов неба
в нем сильнее страха смерти до тех пор, пока он ищет опору в любви и
дружбе, пытается противостоять смертоносным силам.
Но мысль Лариосика воспринимается еще и как недостижимая мечта, как
тщетная надежда на покой в настоящем. Выразительная авторская ремарка:
«Далекие пушечные удары», - следующая за этой репликой персонажа, придает
дополнительное символическое значение его словам. Мечты о покое останутся
мечтами, а «небо в алмазах» увидят только переступившие порог смерти.
Время чеховских героев ушло в прошлое. Эта авторская мысль с особой силой звучит в финале «Дней Турбиных». Но в пространстве Дома сохранилась атмосфера взаимной любви, а в душах его обитателей по-прежнему живы мечты о светлом будущем и устремления к идеалу.
Обобщая сказанное, следует отметить, что Дом, Елка, Небо, Кремовые
шторы – это образы-символы, по-чеховски скрепляющие художественное целое
драмы. Их без преувеличения можно назвать сквозными. Они выполняют ту же
функцию, что и центральные символические образы в чеховских драмах
(Колдовское озеро, Чайка, Вишневый сад) – функцию «внутренних скреп», с
помощью которых создается единство действия.
В отличие от чеховских, булгаковские сквозные образы-символы реже
выходят на поверхность реального плана изображения. У Чехова, как отмечает
В. Паперный, «линии развития действия и сквозного образа-символа всегда
пересекаются. Точки этих пересечений образуют очаги повышенного
напряжения». По-чеховски протягивая нити сквозных образов сквозь
художественную ткань, Булгаков как бы обнаруживает меньше «стежков».
Кроме структурообразующей не менее важна «смыслообразующая» функция символов. С их помощью автор выражает идеи, которые нельзя сформировать в репликах и воплотить в поступках персонажей.
В сплаве символизма и реализма особенно ярко проявляется родство художественных миров Булгакова и Чехова. В русло символизма их привело стремление подняться в своем творчестве на ту высшую ступень художественной правды, где раскрывается сущность явлений. В их произведениях возникает особая система координат, в которой символизм представляет собой реализм в своем высшем проявлении.
Еще одна плоскость, в которой пересекаются художественные миры
Булгакова и Чехова, связана с повествовательной «почвой» их пьес.
Первая драма Булгакова «выросла» из романа «Белая гвардия». Истоки
основных идей и образов «зрелой» драматургии Чехова следует искать в его
прозе. Это существенный момент в творческой истории драматургических
произведений Чехова, который приближался к образам и сюжетам своих пьес в
рассказах. Например, пьесе «Иванов» предшествовали «Скучная история» и
«Рассказ неизвестного человека», «Вишневому саду» - рассказы «Чужая беда»,
«У знакомых».
По ряду качеств чеховские пьесы напоминают повести. Э. С. Афанасьев в статье «Пьеса или повесть? Эпический контекст в драматургии Чехова» отмечает, что чеховская драматургия «обязана своим происхождением эпическому роду. Отсутствие действия в привычном смысле этого слова, растянутость сценического времени, сведение к минимуму коллизии между действующими лицами – все эти особенности чеховских пьес свидетельствуют о нарушении автором драматургических норм, обнаруживают их близость к эпосу».
В пьесах Чехова на фоне будничной скуки люди занимаются безнадежным
делом, - пытаются решить вопрос о направлении жизненного пути. Жизнь не
дает им ответа и воспринимается как суровый приговор. Трудно отдать
предпочтение кому-то из персонажей, поскольку нет никакого критерия их
«преимуществ». Страсть как мотив поведения персонажа не исчерпывает
содержания характера, а лишь намечает его эпически многомерные черты.
Драматичным в пьесах Чехова является заурядное, обыкновенное, мы видим его
героев в повседневных, узнаваемых ситуациях.
Казалось бы, драма Булгакова свободна от подобных «прозаизмов». Упругий
ритм диалогов, туго натянутая пружина действия, не вялый персонажами
«жизненного направления», а их стремительное движение по интуитивно
угадываемому пути, отсутствие даже намека на будничную скуку – Булгаков, выстраивая свою пьесу не таким принципом, словно «исправляет ошибки» Чехова
– те качества его пьес, которыми Чехов сам был недоволен. В одном из писем
Суворину он не без горечи признавался: «Еще раз убеждаюсь, что я не
драматург». Моменты близости эпическому роду обнаруживаются и в драме
Булгакова. Это несколько растянутые монологи Алексея Турбина; изображение
характеров в эпической многомерности; в отдельных сценах пьесы (действие
которых развертывается в доме Турбиных) – изображение жизни в эпически
спокойном ее течении, в ее бытовых подробностях, что свойственно манере
Чехова, начиная уже с «Иванова».
Примечательной чертой дней структурного сходства «Дней Турбиных» с чеховскими пьесами, обусловленной их связью с повествовательными источниками, является своеобразие и обилие авторских ремарок.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат вещество, недвижимость реферат, отчет по практике.
Предыдущая страница реферата | 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 | Следующая страница реферата