Духовные связи Ф.И.Тютчева и Ф.Н.Глинки
Категория реферата: Рефераты по культуре и искусству
Теги реферата: шпаргалки по социологии, типи рефератів
Добавил(а) на сайт: Lamin.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая страница реферата
Он был поэт по призванию, которое было могущественнее его самого, но не по профессии. Он священнодействовал, как поэт, но не замечая, не сознавая сам своего священнодействия, не облекаясь в жреческую хламиду, не исполняясь некоторого благоговения к себе и своему жречеству. Его ум и его сердце были, по-видимому, постоянно заняты: ум витал в области отвлеченных, философских или исторических помыслов; сердце искало живых ощущений и треволнений; но прежде всего и во всем он был поэт, хотя собственно стихов он оставил по себе сравнительно и не очень много. Стихи у него не были плодом труда, хотя бы и вдохновенного, но все же труда, подчас даже усидчивого у иных поэтов. Когда он их писал, то писал невольно, удовлетворяя настоятельной, неотвязчивой потребности, потому что он не мог их не писать: вернее сказать, он их не писал, а только записывал. Они не сочинялись, а творились" .
Мистическую и в то же время философскую особенность можно отметить и в творчестве Ф.Н. Глинки. Не случайно его характеризовали не только как "горячего патриота, ревностного христианина, благороднейшего человека", "светлую личность, каких немного можно встретить в жизни", но и как "маститого философа-поэта" . А.П. Милюков дал, пожалуй, наиболее полную и справедливую характеристику творчества писателя, отметив, что "в ряду талантов, которыми так обильны были первые четыре десятилетия нашего (XIX-го. – В.З.) века, Глинка принадлежал если не к числу самых ярких, то к числу наиболее самостоятельных и менее подчинявшихся каким бы то ни было чуждым влияниям" . Он обратил внимание на особенности мистического мировосприятия Федора Николаевича: "Религиозность, отличавшая Глинку в продолжение всей его жизни, под влиянием масонских идей и того настроения, каким отличалось русское общество в первой четверти настоящего (XIX-го. – В.З.) столетия, мало-помалу принимала несколько мистический оттенок".
"Общее значение Ф.Н. Глинки, как литератора и поэта, давно уже определилось, – отмечал А.П. Милюков. – Он, конечно, не принадлежит к числу крупных талантов, пролагавших какие-нибудь новые пути в искусстве; но в той блестящей поэтической плеяде, средоточием которой был Пушкин, он занимает видное место по независимости и своеобразному характеру своего дарования. Его не коснулось даже обаятельное влияние Байрона, неотразимо подчинившего себе многих, более талантливых поэтов той эпохи. Хотя по складу ума и убеждениям у Глинки было немало родственного с поэтическим настроением Шатобриана и Ламартина, но он никогда не увлекался ни пиетизмом "Les Martys", ни мечтательностью "Meditations poetiques". Правда, у него можно найти общие с ними мотивы, но в его религиозных песнях несравненно больше библейской простоты и силы и вовсе нет той искусственности, какая замечается даже в лучших произведениях этих представителей французской литературы начала XIX века".
Ф.Н. Глинка относился не только к высокообразованным, подобно Ф.И. Тютчеву, но и к воцерковленным, глубоковерующим православным людям своей эпохи. Сам Ф.И. Тютчев справедливо заметил в своем письме к Федору Николаевичу от 16 февраля 1850 года: "Вы из малого, малого числа весьма зрячих и разумеющих". Ясность ума даже в старости и широкое мировидение обеспечивались у Ф.Н. Глинки чистотой и глубиной его православной веры.
Духовное родство поэтов, позволяющее отнести их обоих к "малому числу весьма зрячих и разумеющих", проявилось и в их отношении к декабристскому восстанию 1825 года.
Что касается увлечения Ф.Н. Глинки декабризмом, то известные ныне по следствию и воспоминаниям современников документы не дают оснований "считать его одним из активнейших руководителей тайных обществ", как утверждалось раньше . В декабристское движение привело поэта то, что он проявлял действительно живой и искренний интерес к самым различным современным ему художественным, общественным, религиозным и политическим веяниям и всюду поначалу энергично впитывал все новое и вел себя довольно деятельно. 15 февраля 1826 года полковник Глинка отвечал на допросе в Следственном комитете: "В 1816 году, вступая в масонскую ложу, названную ложею "Избранного Михаила" (в честь и память избрания родоначальника Романовых), я познакомился там с гм Новиковым. По званию масона был я тогда в степени ученика и не знал еще, в чем состояла деятельность сего ордена. Гн Новиков, бывший выше меня в степени, говорил мне, что в масонстве только теории, а что есть другое общество избранных молодых людей, которые положили, образуя себя, действовать в своих кругах по своим силам и возможностям на улучшение всех отраслей наук, художеств, даже ремесел, и упражняться в практической благотворительности, делая сборы для бедных, определяя сирот в училища, а безместным приискивая пристанища. Сие общество, как мне сказано, называлось благотворительным или обществом благотворения и наук".
Действительно, в масонстве Федор Николаевич прошел путь от оратора и первого надзирателя до ответственной должности наместного мастера ложи Избранного Михаила, а затем как видный представитель этой ложи вошел даже в члены Великой ложи Астреи. Так же активно и увлеченно он включился в деятельность тайных декабристских организаций, находя в их программных декларациях много общего с постулатами православного вероучения, что и подтверждал на допросе: "Бога бояться. Государя чтить. Властям повиноваться. – Вот коренные правила души моей! Я никого не обижаю, ничего не ищу и ничего – на всей земле – ничего не имею!".
Будучи уверенным в своей невиновности, Федор Глинка пишет из Петропавловской крепости письмо Императору Николаю I ("1826 года марта 21-го. В крепости свя Пет и Павл. Каземат №. . В 9-й день заключения"): "Государь! Я круглый сирота: нет у меня ни матери, ни отца; а потому и принял я смелость писать к общему отцу Отечества – к вам.
В предпоследний день последнего месяца истекшего года после подробного вопрошения, сделанного мне прозорливым испытателем (генерал-адъютантом В.В. Левашевым. – В.З.) в императорском дворце вашем, вы, государь, как бы повторяя слова вашего великого брата, с неизъяснимым благоволением изволили сказать мне: "Ты можешь оставаться спокоен: будь покоен!"
Нельзя исполнить точнее воли в бозе почившего и богом хранимого государя: я был и остаюсь совершенно покоен. Ни теснота моего заключения, ни позор тяжкого ареста, постигшего меня в первый раз в жизни, ничто не нарушает моего спокойствия и ничто, ничто даже ни на одну минуту не может поколебать той глубокой, смею сказать, той вечной преданности к высочайшей особе вашей, которую вы, государь, зародили в душе моей вашим ласковым царским словом. Свидетельствуюсь сею частицею неба, которая видна из окна моей тюрьмы, что с 1821 года я не состоял ни в каком тайном обществе.
Даже общество масонов оставил я за несколько месяцев прежде общего высочайшего повеления на закрытие лож. И сие сделал я по воле моего государя, изъявленной мне не как повеление, но в виде его желания.
Я всегда старался ходить под его, священною для меня, волею, и было время (в 1820, 1821 и 1822 годах), когда я с личного ведения его величества занимался некоторыми делами и одним, смею сказать, очень важным, которое и осталось тайною в его кабинете.
И всеавгустейшая родительница ваша удостаивала меня неоднократно своим особенным вниманием. Я мню, что и доселе, может быть, ей памятно мое скудное имя, также как мне незабвенны ее монаршие милости и благосклонные обо мне отзывы.
Во время деятельной моей службы, бог провел меня мимо многих соблазнов корысти. Впоследствии я полюбил нищету: добрые люди давали мне приют и одеяние; я провождал жизнь простую, всегда открытую и не любя видеть в людях злое, минуя слабости, не замечая пороков и охотно прощая клеветникам, я любил всех как братий.
Были у меня большие душевные несчастия: ум не находил для них исцеления; святая воля предложила свои утешения, и я по-детски прилепился к сердечной простоте. Я поверил, что с ума сойти можно, а с сердца никогда!".
Соблазны ума привели Федора Николаевича в Союз Спасения (1818), а затем и в Союз Благоденствия (1820), в деятельности которых он разочаровался. Для него, как истинно верующего христианина, вовсе была неприемлема идея насильственного переустройства мира. Знаменателен его ответ о французской революции, направленный 3 апреля 1826 года из каземата Петропавловской крепости в Комитет о злоумышленном обществе (по делу Г. Перетца): "Французская революция! Сие имя возбуждает во мне всегда ряд ужасных представлений и сильно волнует мою чувствительность! Сие смешение крови, огня, мятежей и неистовств, сие взаимное сотерзание страстей, гибель невинности, торжество порока, сей Марат, требующий трех миллионов голов, дабы остальным просторнее было жить, сей Робеспьер, который свирепствовал как тигр, а умер – как подлец, сей параличный Кутон, разрушитель Лиона, сей холодный кровопийца Ле-Бон, который по суду и систематически зарезал целый город Аррас (свою родину) и велел вырезать у себя на печати гильотину и всю живность для своей кухни резать на гильотине (!!!) – сии люди, сии обстоятельства чего могут быть достойны кроме беспредельного омерзения?
Безумные хвалили ум; беззаконники срамили закон; проповедовали свободу, закрепостив души страстям; и благородная Ролан (жена министра) сказала, восходя на эшафот (подле которого стояла колоссальная статуя свободы): "О, свобода! Сколько злодеяний совершается во имя твое!" Они судили, и на суд их не являлись ни кроткое жаление, ни всепрощающая любовь, ни милосердие, утоляющее ярый огонь обличения: во всяком обвиняемом они искали виновного и суд их был только – осуждение!
Какие же тут лица? Какие личные выгоды?!! Я уважаю только два лица: аббата Еджеворта и высокодобродетельного Малерба, который – и под кинжалом убийц – осмелился говорить за страдальца, развенчанного насилием и осужденного по закону беззаконием!.. Еще люблю я немножко Верньио. Его большая статуя и теперь подле лестницы люксембургской. В руке его развернут свиток, на нем читаешь: "Правосудие должно быть открыто и светло, как солнце небесное!" Но солнце имеет два великих качества: светлость (только сияющую) и теплоту (греющую). Первое – правда, а вторая – милость. Вот мои мысли! Вот мои слова! Так я всегда говорил, так печатал и теперь запечатываю сие истинностию и чистосердечнейшим уверением в том, что не имею иных понятий о великом бедствии, постигшем Францию, которое называют Французскою революциею".
В показаниях на следствии Ф.Н. Глинка выразил свое отношение к декабристскому восстанию в целом и изложил собственную политическую веру и гражданскую позицию, опираясь на религиозно-мистический опыт: "Все показывает, что мы уже далеки от тех добронравных времен наших отцов, когда ни проговориться, ни провиниться не страшно было! Когда полагали за великую добродетель покрыть грех ближнего… Писание говорит: "Настанет время лукавое, когда человек будет следить человека, дабы уловить стопы его в сеть!" Теперь-то начинаю я видеть, отчего можно сделаться холодным эгоистом: жить только с собою и про себя; а мне всегда так противно казалось это состояние!.. Но я знаю, я уверен, что часть не может поколебать целого! Что значат эти предприятия? Вспышки воспаленных мечтаний!.. Россия тверда! Россия крепка! Россия – луна! Ибо наше отечество составляет 1/7 долю земли, а луна в семь крат менее нашей планеты.
Я представляю себе Россию, как некую могучую жену, спокойно, вопреки всего, почиющую. В головах у ней – вместо подушки – Кавказ, ногами – плещет в Балтийском море, правая рука закинута на хребет Урала, а левая – простертая за Вислу – грозит перстом Европе!.. Я знаю, я уверен, что превращать древнее течение вещей есть то же, что совать персты в мельничное колесо: персты отлетят, а колесо все идет своим ходом… Вот моя политическая вера! Вот мои мысли! Вот мои чувства!". Это была вера монархическая, державная, православная.
Монархической и державной точки зрения в вопросе о декабристском восстании придерживался и Ф.И. Тютчев, назвавший в стихотворении "14-е декабря 1825" его участников "жертвами мысли безрассудной". Осуждающе по отношению к декабристам звучат уже первые строки сочинения поэта, в которых подтверждается безусловная, законная справедливость наказания бунтарей:
Вас развратило Самовластье,
И меч его вас поразил, –
И в неподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: рецензия на дипломную работу образец, экзамены.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая страница реферата