Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

При этом Ф.И. Тютчев встает на позицию не субъективно-личную, а народную, которая совпадает с его собственной:

Народ, чуждаясь вероломства,

Поносит ваши имена –

И ваша память для потомства,

Как труп в земле, схоронена.

Поэт, видимо, не сразу пришел к столь жестким оценкам декабрьской трагедии, но работа автора над текстом своего сочинения показывает твердость его позиции в этом вопросе. Известная исследовательница жизни и творчества Ф.И. Тютчева В.Н. Касаткина в обстоятельном комментарии к этому стихотворению пишет: " есть правка в 7-й и 8-й строках: первоначально было – "И память ваша от потомства / Земле живая предана". Поэт переставил слова ("ваша память"), порядок слов стал более естественным для разговорного русского языка; это относится и к замене предлога "от" на "для". К.В. Пигарев (см. статью "Стихотворение Тютчева "14-е декабря 1825". Урания. С. 72) придает особое значение первоначальному варианту 8-й строки, мысли поэта о том, что память о декабристах "живая": "Силою исторических обстоятельств память о декабристах погребена, но она не умерла, она и на земле – живая. Вот скрытая возможная мысль поэта". Однако Тютчев не сохранил вариант строки, позволяющей подобное истолкование своей позиции, он ввел образ – "Как труп в земле, схоронена". В стихотворении сохранилась двойственность отношения поэта к декабристам: "Самовластье" – развращающая сила, оно "вечный полюс", "вековая громада льдов", но усилия деятелей 14 декабря бесплодны и исторически бесперспективны из-за их малочисленности ("скудной крови") и этической недозволенности ("вероломства"), поэт апеллирует к объективности ("неподкупности") закона".

С июня 1825 года по январь 1826 года Ф.И. Тютчев находился в России. Примечательно, что в это время он опубликовал три стихотворения – "К Нисе", "Песнь скандинавских воинов" и "Проблеск" – в альманахе "Урания. Карманная книжка на 1826 год для любительниц и любителей русской словесности", изданном М.П. Погодиным, его другом по Московскому университету и во многом духовно близким человеком. М.П. Погодин отправил вышедший альманах по почте сосланному в Олонецкий край Ф.Н. Глинке и просил его о присылке стихотворений для будущей "Урании". "Уранию за 1826 год получил, – сообщал Ф.Н. Глинка 21 июля 1827 года в своем письме из Петрозаводска, – и с большим удовольствием читаю" . Следует отметить, что в 1860–1870-е годы  М.П. Погодин будет тесно связан как дружескими, так и деловыми связями с Ф.Н. Глинкой: несколько лет они посвятят собиранию и изданию обширного литературного наследия Федора Николаевича (к сожалению, собрание сочинений писателя останется все-таки незавершенным: выйдут только том духовных стихотворений, переиздания "Таинственной Капли", "Иова. Свободного подражания Священной Книге Иова", "Карелии, или Заточения Марфы Иоанновны Романовой" и "Писем русского офицера"). Известно, что "Письма русского офицера" Ф.Н. Глинки и его патриотические статьи в "Русском вестнике" оказали сильное влияние на развитие М.П. Погодина еще в детском возрасте. Этим ранним опытом духовных чтений, наверняка, М.П. Погодин делился со своим близким университетским товарищем Ф.И. Тютчевым.

Безусловно, духовное родство Ф.Н. Глинки и Ф.И. Тютчева проявлялось и в их отношении к С.Е. Раичу, бывшему другом первому и воспитателем второго с его девятилетнего возраста, в причастности к литературному кружку этого добродушного, общительного и щедрого человека. В Общество друзей С.Е. Раича наряду с Ф.И. Тютчевым и М.П. Погодиным входили многие другие  близкие Ф.Н. Глинке люди: М.А. Максимович, Н.В. Путята,   М.А. Дмитриев, С.П. Шевырев... В начале 1823 года это Общество издало альманах "Новые Аониды на 1823 год", где наряду с признанными лучшими в 1822 году сочинениями А.С. Пушкина, В.А. Жуковского, Н.И. Гнедича, Е.А. Боратынского и других известных авторов были напечатаны стихотворение "Сельский сон" и басня "Пруд и капля" уже почтенного Ф.Н. Глинки и оригинальный перевод из Ламартина "Одиночество" ("Как часто, бросив взор с утесистой вершины...") девятнадцатилетнего Ф.И. Тютчева. Однако сведениями о личном общении этих двух поэтов в 1820-е годы мы, к сожалению, не располагаем.

Дней за 8–10 до восстания на Сенатской площади, в начале декабря 1825 года, Ф.И. Тютчев прибывает из Москвы в Петербург. Известно лишь, что 12 декабря поэт вместе с братом Николаем посетил В.П. и С.Д. Шереметевых .

Жизненные обстоятельства начиная с 1826 года заметно осложняются как у опального Ф.Н. Глинки, до 1830 года пребывавшего в Олонецком крае, а затем до 1833 года находившегося под полицейским надзором в Твери и Орле, так и у находившегося за границей на дипломатической службе Ф.И. Тютчева (проблема получения официального разрешения на вступление в брак с Элеонорой Петерсон, совершенный де факто в Париже в конце июля 1826 года по лютеранскому обряду; Высочайшее соизволение на брак получено 28 ноября 1828 года, бракосочетание по православному обряду совершено 27 января 1829 года). Однако пространственная отдаленность поэтов не могла стать причиной их духовной разъединенности. Они оказываются на редкость единодушными в оценках литературных явлений, которые не принимались многими авторитетными критиками. Так произошло в отношении к В.Г. Бенедиктову, ставшему со временем близким другом Ф.Н. Глинки, но в основном не принятому в кругах литературной элиты. Ф.И. Тютчев же, получив первый сборник молодого поэта "Стихотворения", вышедший в 1835 году, писал 2 мая 1836 года атташе русской миссии в Мюнхене князю И.С. Гагарину: "Очень благодарен за присланную вами книгу стихотворений. В них есть вдохновение и, что служит хорошим предзнаменованием для будущего, наряду с сильно выраженным идеалистическим началом есть наклонность к положительному, вещественному, даже к чувственному. Беды в этом нет… Чтобы поэзия процветала, она должна иметь корни в земле". С начала  1840-х годов Ф.Н. Глинка, Ф.И. Тютчев и В.Г. Бенедиктов станут активными авторами "Москвитянина" и других изданий славянофильской ориентации, чем  будут проявлять духовную поддержку патриотическому движению. Эта поддержка носила деятельный характер.

В январе–апреле 1847 года Тютчев писал из Петербурга мужу сестры – литератору Николаю Васильевичу Сушкову: "Любезнейший Николай Васильевич, я сильно запоздал поблагодарить вас за вашу любезную посылку, зато я не опоздал прочесть ваше произведение. Гораздо раньше, чем я получил ваши два экземпляра, мы уже прочли вашу драму-поэму (поэму "Москва". – В.З.). Говорю мы, и это так и есть, ибо большинство лиц, с которыми мне пришлось говорить о ней, уже успели ознакомиться с нею. Князь Вяземский просит меня передать вам его благодарность и хвалебный отзыв. Ему, как и мне, очень понравилось ваше произведение в целом и более чем понравились отдельные места. Что касается до меня лично, – наиболее тронул и восхитил меня в вашем произведении его язык. Вот, благодарение богу, язык живой, язык, имеющий корни в родной почве. И это сразу чувствуется по его яркости, по его благоуханию. Но именно эта-то бесспорная заслуга вашей поэмы, – печать народности, которою вы ее запечатлели, – и навлечет на вас ругань со стороны гнусной клики, состоящей из нескольких здешних журналистов, которые инстинктивно ненавидят все, что имеет вид и привкус народности. Дурное это семя,  и если дать ему развиться, – оно принесет весьма печальные плоды. Я слышал кое-какие толки о ваших обидах на приятеля Глинку и пришел бы по этому поводу в должное негодование, если бы знал несколько точнее подробности предательства, которое он совершил по отношению к вам. Однако в вашем произведении имеется безусловно немало ценного, чтобы ввести вора в искушение, – это я очень хорошо знаю" . В этой конфликтной истории, получившей большую скандальную огласку в Москве, Ф.И. Тютчев попытался выступить в роли примирителя, и заключительная шутливая фраза в приведенном отрывке из письма – дипломатическая уловка увести рассерженного автора от раздражающей его темы.

Поэма "Москва" была написана Н.В. Сушковым по призыву издателя "Москвитянина" М.П. Погодина "почтить семисотлетие" первопрестольной. По свидетельству Н.П. Барсукова, это сочинение оказалось "поводом неприятного столкновения между автором и Ф.Н. Глинкою. Дело в том, что почти одновременно с поэмою и по тому же случаю Ф.Н. Глинка написал драматическую пьесу и поставил ее на сцену" . О развитии конфликта сделал пометки в своем дневнике М.П. Погодин: " 8 февраля 1847: Должен был заехать к Сушкову, который обвиняет Глинку в краже стихов и мыслей. Ах, как бы я рад был запереться теперь в деревне. – 20 февраля: Вечером Дмитриев, который рассказал о бунте Сушкова: безумец вставляет даже мое имя, будто я приезжал к нему и сказывал о Глинке. Черт их возьми". В результате скандал между двумя авторами стал приобретать более широкий масштаб. "Эта неприятная история, – комментирует Н.П. Барсуков, – скоро огласилась по Москве и дошла до слуха западников, и уже 4 марта 1847 года Боткин писал Краевскому: "Живем мы по милости Божией и любуемся на живые картины, в которых московские барыни, вдохновясь словенскою красотою Глинки и Дмитриева, представляют нам на шарадах мистическое вселенское значение Москвы; но словенский мир чуть было не сделался зрителем трагического происшествия. Бывший губернатор, а ныне поэт, Сушков , разъезжая всюду, объявлял и жаловался каждому, что Глинка украл у него мысли из его рукописной поэмы о Москве и представил эти мысли на сцене... Поэт ездил и к митрополиту, и к Щербакову, и к Строганову, и наконец просил одного полицеймейстера распространить даже между купечеством, что мысли в сцене Глинки принадлежат ему, Сушкову. Наконец он решительно объявил, что хочет бить Глинку, этого щенка. Глинка принужден был обратиться к Щербакову и просить у него защиты. Тот призвал к себе Сушкова и уговорил дать ему слово, что он Глинку бить не будет"".

Давая сочинению Н.В. Сушкова столь высокую оценку, Ф.И. Тютчев, безусловно, хотел примирения рассорившихся авторов, так как питал к ним одинаковую симпатию. Узнав о смерти своего родственника, Федор Иванович 9 июля 1871 года писал из Петербурга своей дочери Екатерине: "Не могу представить себе, что он, такой добрый и жизнелюбивый, так живо всем интересовавшийся даже во время своей смертельной болезни, – так просто и спокойно ожидавший смерти, – не могу осознать, что он тоже ушел от нас, унося с собой целый мир традиций, который уже не вернуть. Да упокоит Господь душу его. Ибо он был истинный христианин и сердцем чист, как дитя".

Судя по всему Н.В. Сушков со временем великодушно забыл обиды на Ф.Н. Глинку, связанные с поэмой "Москва", и продолжал так же дружески общаться с ним. Это подтверждает приятельский тон вопроса спиритической записи, сделанной Ф.Н. Глинкой в начале 1860-х годов по поводу решения судьбы изданной в Берлине книги "Таинственная Капля": "Сушков, женатый на сестре Федора Ив. Тютчева, говорит, что надо просить Тютчева (имеющего власть решить и вязать книги) – "о дозволении ввезти поэму в Россию". –

Нужно ли мне писать к Тютчеву?

 - Можно, хорошо бы поговорить с дочерью Тютчева Анной. Она очень благочестивая, благонамеренная и просвещенная особа, почему бы Сушкову самому не постараться и не помочь тут чем больше тем лучше…

                                                                               Жуковский".

Несмотря на то, что Ф.И. Тютчев большую часть своей жизни провел на Западе, он питал нескрываемую любовь к родным местам. Так, 9 июня 1854 года он писал Эрнестине Федоровне из Москвы: "Со своей стороны я утверждаю, что в качестве дачного местопребывания Москва, летняя Москва, – лучшее, что есть в России. Должно быть, в этой местности заключается нечто родственное моей природе" . Такое чувство Ф.И. Тютчев питал к первопрестольной не только в силу климатических или природных условий ее бытования, но и по причине особого круга общения, которое он находил здесь весьма благоприятным для своего расположения духа. Именно в этом городе, славившемся крепкими русскими национальными традициями, в среде славянофильски настроенных людей могли происходить встречи поэта и с Ф.Н. Глинкой, так же тепло и трепетно любившим "город чудный, город древний". Их встреча вполне могла состояться в доме П.Я. Чаадаева, с которым обоих связывали тесные дружеские отношения. Кстати, Глинки в Москве жили недалеко от П.Я. Чаадаева, дом которого располагался на Новой Басманной, частенько обменивались визитами.

Федор Николаевич с благоговением относился к людям исключительной судьбы, что влекло его и к П.Я. Чаадаеву, хотя он понимал всю беспокойную противоречивость и трагическую судьбу этой личности. 27 ноября 1863 года Ф.Н. Глинка писал племяннику П.Я. Чаадаева М.И. Жихареву, выражая благодарность за присланное "фотографическое изображение кабинета незабвенного и частопоминаемого Петра Яковлевича": "У меня портрет П Яковлевича, им же подаренный, стоит в красном угле, а под портретом (для не знавших его), вместе с его аутографом помещены стишки, с которых копию Вам посылаю". В этом стихотворении с характерным подзаголовком "Человек, памятный Москве" поэт запечатлел не только портрет личности, примечательной для русской истории, но и выразил свое отношение к эпохе:

   Одетый праздником, с осанкой важной, смелой,

   Когда являлся Он пред публикою белой

   С умом блистательным своим,

   Смирялось всё невольно перед Ним!..

   Друг Пушкина любимый, задушевный,

   Всех знаменитостей тогдашних был Он друг:

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: рецензия на дипломную работу образец, экзамены.



Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки